ень тебе нравится». Кто не видел этой сцены своими глазами, никогда бы не поверил, но те, кто там присутствовал, смогли заглянуть в самые глубины его разложившегося разума. Помню, при таких же обстоятельствах я помог ему на одном публичном митинге, когда шел сразу вслед за ним вместе с принцем Ауви. Можно было ожидать, что он поблагодарит, но, конечно, это лишь дало пищу его ненависти.
Йоханна Мария Магдалена (Магда) Геббельс (1901–1945) – супруга министра народного просвещения и пропаганды нацистской Германии Йозефа Геббельса. Видный член НСДАП, близкая соратница Адольфа Гитлера.
С возвышением Геббельса значимость фигуры Розенберга упала, хотя в этом было мало утешения. Он обосновался в роскошной вилле на Тиргартен, став главой отдела международных дел партии, готовый в любой момент прыгнуть на место Нейрата. Он с большой помпой съездил в Лондон и, слава богу, выставил себя на всеобщее посмешище. После того как он торжественно возложил венок к Кенотафу, к его ярости, кто-то выбросил его в Темзу. Я только желал, чтобы следом туда бросили и его самого. Гитлер, защищавший его до конца, но, по-моему, не имевший особых иллюзий относительно его полезности, пытался сделать вид, что этот визит увенчался успехом. Мне было лучше знать, и я без колебаний сказал об этом, после чего в рейхсканцелярии Гитлер набросился на меня и сказал: «Ханфштангль, ваша критика партайгеноссе Розенберга заходит слишком далеко. Если я еще раз услышу что-либо в этом духе, вы будете уволены». В ответ на это я попытался продвинуть Риббентропа, который все еще был на периферии и во многом полагался на меня, как на своего провожатого ко двору. Я думал, что кто угодно будет лучше, чем Розенберг. Риббентроп всячески давал понять, что полностью соглашается с моим мнением о крайней важности Америки, и у меня не было повода не поддерживать его. Гитлера он пока еще не впечатлил. «Ach, das ist ja ein fader Patron» – такое практически непереводимое определение давал он ему: что-то среднее между скучным типом и настоящим занудой. Позже Риббентроп добился признания, Гитлер, впрочем, был прав.
Мои тесные отношения с Нейратом вскоре заставили меня прекратить поддержку Риббентропа, а после о нем всплыли весьма нелицеприятные факты. Фрау Мейснер, жена государственного секретаря в правительстве Гинденбурга, знала Риббентропа еще мальчиком, когда жила в Метце до Первой мировой. Его отец был кадровым офицером, расквартированным с полком в Везеле на берегу Рейна. Маленького Иоахима знали как самого глупого мальчика в гимназии. Самыми выдающимися характеристиками в его молодости были амбициозность и тщеславие, которых он не утратил. Фрау Мейснер с трудом могла поверить, что человек, поднявшийся в иерархии нацистской партии и ставший ответственным за международную политику, был тем человеком, которого она знала.
Приставку «фон» в своем имени он купил. Одной из странностей Веймарской республики было то, что в ней не стали упразднять дворянские титулы. Стало законным изменить свое буржуазное имя, если бездетный аристократ согласился усыновить вас. Риббентроп, в 1920 году женившийся на богатой наследнице завода шампанского в Хенкеле, нашел старую бедную родственницу, которая согласилась на такую сделку. В двадцатые годы он со своей женой вращался в изысканном берлинском обществе, где влиятельными фигурами были несколько богатых еврейских семей банкиров. Риббентроп взял заем у Герберта Гутмана из Дрезденского банка, на который основал фирму, занимавшуюся импортом и экспортом дорогих вин и других алкогольных напитков. То ли случайно, то ли намеренно торговое имя фирмы, образованное начальными буквами полного названия, превратилось в несчастливое Impogroma. Зимой 1933 года после прихода Гитлера к власти, когда Риббентроп столкнулся с Гутманами во время концерта Фюртвенглера в Берлине, он сделал вид, что с ними не знаком.
Риббентроп стал единственным членом руководства партии, у которого были значительные личные средства. Его первым знакомым в движении был, кажется, граф Хеллдорф, лидер СА в Берлине. Будучи амбициозным и тщеславным человеком, он вскоре добился знакомства с Герингом, по чьей просьбе в берлинском пригороде Далем на вилле Риббентропа 22 января 1933 года состоялась знаменитая встреча между Гитлером, Папеном и Оскаром фон Гинденбургом, в результате которой Гитлер окончательно пришел к власти. Тем не менее его окончательное вхождение в ближний круг было постепенным. Он постоянно крутился в президентском дворце рейхстага, который занимал Геринг, и все время искал моей поддержки в фойе или в моем офисе в отеле «Кайзерхоф». Его неуверенные попытки войти в ближайшее окружение не всегда были успешны.
Оружием, которым он поборол отсутствие у Гитлера интереса к его персоне, стало его постоянное раболепие. Какие-то воспоминания о скромном военном звании его отца заставляли его вести себя в присутствии Гитлера с подобострастием младшего офицера. К этому добавлялось отсутствие собственного интеллекта. Он брал фразы Гитлера, вышивал на них и возвращал обратно. Это свойство в конечном счете приблизило его к своему господину. Но только это не может объяснить его возвышения до поста министра иностранных дел. Он поддерживал бесконечные междоусобные войны, ведшиеся в верхушке нацистской партии. Гитлеру потребовалось пять лет, чтобы почувствовать, что он сможет обходиться без профессиональных услуг Нейрата. Все это время большинство лидеров нацистов вели нескончаемые интриги, чтобы стать наследниками. Самым обеспокоенным кандидатом был, наверное, Розенберг, но тогда почти все были настроены против него, и у него не было никаких шансов. Геринг был не прочь занять этот пост, но потом у него скопилось столько других должностей, что даже его ненасытный аппетит был более или менее удовлетворен. Геббельс тоже имел виды на это кресло, но даже Гитлер, должно быть, понимал, что внешний вид Геббельса был в этом деле недостатком. Судьбоносную роль в окончательном назначении Риббентропа сыграл, наверное, Отто Дитрих. Не то чтобы он как-то особо тепло относился к Риббентропу, но в какой-то момент он почувствовал такую зрелую и сильную ненависть к Розенбергу, что по тактическим соображениям предпочел поддержать кандидатуру относительно молодого члена партии. Тот факт, что Риббентроп поздно примкнул к нацистам, стал преимуществом, поскольку он еще не успел засветиться в связях с какой-либо из враждующих фракций внутри партии. В его манерах была своего рода поверхностная утонченность, по крайней мере когда того требовали обстоятельства, но вместе с этим в нем резко контрастировали его подобострастие в присутствии Гитлера и невыносимая напыщенность в компании с другими людьми.
Более того, и, возможно, это стало решающим фактором, другие партийные бонзы правильно определили его как посредственность, которая не представляет серьезной угрозы в борьбе за влияние на Гитлера.
Гитлер разрешил Риббентропу учредить бюро, которое соперничало, с одной стороны, с отделом международных дел под управлением Розенберга, а с другой – с министерством иностранных дел Нейрата. С помощью партийных фондов он установил контакты с иностранными дипломатами и влиятельными людьми и построил соперничающую информационную сеть, которая часто предоставляла Гитлеру более яркие описания событий за рубежом, чем рассудительные и точные отчеты министерства иностранных дел. Риббентроп окончательно уничтожил Нейрата, при любой возможности надоедая Гитлеру разговорами о том, что ему необходимо в качестве главы министерства иностранных дел иметь кого-либо, кто был бы полностью надежен и предан Гитлеру и полон решимости устанавливать национал-социалистические стандарты среди традиционалистов, служивших в немецком МИДе. «Вы ничего не добьетесь со старой командой, – нашептывал он Гитлеру. – Они никогда не поймут ваших целей, от них нужно избавиться».
Я думаю, что именно отказ Итона принять в свои ряды сына Риббентропа можно назвать началом окончательно сформировавшейся позже ненависти к Англии, которая стала ареной его первого дипломатического успеха в 1935 году, когда он вел переговоры об англо-германском морском перемирии. Риббентроп был крайне уязвлен этим и считал такое поведение прямым оскорблением, которое никоим образом не было исправлено, когда ему разрешили отправить мальчика в Вестминстерскую школу. Несмотря на все годы, проведенные им в Лондоне в качестве посла, он никогда не понимал британцев, а его полное непонимание базовых принципов британской дипломатии сыграло далеко не последнюю роль в убеждении Гитлера, что тот сможет обойтись дешевой войной.
Риббентроп не только поносил неэффективность министерства иностранных дел Германии, но и радовал своего хозяина одинаково уничижительным отношением к немецкой армии. Но для этого была более неприятная причина. В свое время я узнал от Нейрата, что в рейхсвере в деле Риббентропа были подробности того, как в сентябре или октябре 1918 года, когда немецкая армия отступала на восток, Риббентроп уклонился от службы, не оставив при этом работу в своей компании. В то время он был лейтенантом запаса и при обычных обстоятельствах его бы отдали под трибунал как дезертира и расстреляли. Революция и перемирие спасли ему жизнь. Думаю, Геринг и Гитлер узнали об этом и использовали эти сведения, чтобы держать Риббентропа в узде.
Геринг, конечно же, расцвел. Он был в фаворе у Гитлера, придумывал бесконечные униформы, которые носил с дюжиной разных шляп, и важно расхаживал по Берлину с эполетами размером с фруктовый пирог. Он собирал награды с рвением, с каким другие люди коллекционируют марки, и вымогал у своих знакомых из старых королевских семей фамильные ордена. Принц Виндишграц, сильно нуждавшийся в то время, был одним из них и как-то рассказал мне, что это маленькое удовольствие стоило ему 150 фунтов. Геринг был совершеннейший ребенок, не дурак и не тот человек, к которому можно относиться несерьезно, – он прекрасно осознавал, что был своего рода витриной нацистской партии и мог сохранять свое положение только благодаря обману. Он катался как сыр в масле, а Гитлер понимал, что тот сделает все, чтобы сохранить такое положение вещей. Когда дело доходило до сомнительных и незаконных дел, Гитлер знал, к кому нужно обратиться. В это время мои собственные отношения с Герингом стали охлаждаться. Когда я был в Лондоне по поводу клеветнической книжонки о пожаре в рейхстаге, я заметил кому-то: «Геринг на самом деле никакой не национал-социалист. Он военный социалист, солдат удачи». Об этом быстро сообщили ему, что сильно задело его за живое, потому что именно это старые члены партии ставили ему в вину. «Позаботьтесь о том, чтобы я никогда больше не слышал от вас таких вещей, Ханфштангль, – угрожал он мне. – Иначе я знаю, что с вами делать».