Бессмертные слова записал в своем дневнике тогда советник «фараона» Жак Аттали:
«Нет никаких сомнений, что это Карлос. Президент хладнокровно встретил эти новости. В этом не было неожиданности, всем было известно с самого начала, что любовь Карлоса к Магдалене Копп недешево обошлась Франции».
На следующий день в полицию позвонил неизвестный, который на чистейшем французском заявил:
— От лица Революционного интернационала я свидетельствую, что ответственность за взрыв экспресса «Капитолий» я беру на себя. Если вы не освободите наших товарищей Магдалену Копп и Бруно Бреге, то вслед за этой последуют и другие акции, не уступающие своей суровостью.
Дальше раздались короткие гудки.
Революционный интернационал являлся вывеской многих революционных организаций, использовавших тактику террора. Бомба была установлена в чемодане, который был доставлен в 18-й вагон для бизнес-класса. В экспрессе «Капитолий» должен был ехать мэр Парижа Жак Ширак, но в последний момент он поменял решение, отдав предпочтение самолету. В 2001 году Ширак признался, что это было покушение на убийство и к суду над Копп — Бреге не имело никакого отношения. Но градус истерии был повышен.
Менее чем через неделю, 5 апреля, французское посольство в Гааге получило записку от западногерманской Фракции Красной армии, в которой говорилось о солидарности RAF с Организацией революционеров-интернационалистов. В книге «Тайная война Карлоса Шакала» письмо приведено в следующем изложении:
«Французскому посольству в Нидерландах
Мы заявляем о своей безоговорочной поддержке нашего товарища Карлоса и осуществляемых им операций.
Мы требуем немедленного освобождения наших товарищей Бруно Бреге и Магдалены Копп. Они томятся у вас в тюрьме.
Если вы полностью не удовлетворите это требование, мы со своей стороны примем против вас действенные меры. Они будут сравнимы с тем, что делаете вы в своем государстве, когда уничтожаете свободу и угнетаете человеческое достоинство. Это послание — первое и последнее.
Если оно не будет принято вашим правительством во внимание, это будет означать, что оно отказывается от диалога.
Наш долг — защищать наших товарищей, ибо когда государство попирает демократию с помощью тюрем, сопротивление становится долгом каждого.
Революция победит».
Через 10 дней после этого, 15 апреля 1982 года, когда должен был начаться суд над членами организации, в служебной квартире в Бейруте был застрелен офицер Ли Кавалло и его супруга. Официально Ли Кавалло числился шифровальщиком при французском посольстве, но эта должность была прикрытием агента СДЕКЕ. Громкое убийство сразу назвали сигналом тем, кто собирается выносить приговор в Париже. Сигналов вообще звучало много, но большинство из них были связаны как раз не с Карлосом, а с Сирией: 21 апреля 1982 года вечером телеканал ТФ-1 показал документальный фильм об убийстве посла Деламара при участии спецслужб Сирии, что привело в бешенство сирийцев. В это же время к знаменитому тунисскому ресторану «Шез Бебер» на улице Марбеф в Париже подъехал старенький «опель», за рулем которого сидел молодой мужчина арабской внешности. Он спросил у официанта, кому принадлежит «рено», припаркованный напротив входа в заведение, после чего попросил переставить автомобиль по причине того, что собирается оставить машину на всю ночь. Тот согласился. Над рестораном находилась редакция «Аль-Ватан Аль-Араби», оппозиционной сирийской газеты.
Уже больше двух месяцев Бруно и Магдалена сидели в тюрьмах на окраине Парижа: Копп погрузилась в мир вязания и успела даже связать сердцееду Вержесу несколько свитеров. Утром 22 апреля 1982 года они появились в пуленепробиваемой стеклянной клетке в парижском Дворце правосудия. Журналисты, полицейские, шпики — зал заседаний был переполнен людьми. С трудом преодолев людскую реку, Вержес протиснулся к Магдалене и галантно поцеловал ее руку. Она скромно улыбнулась и что-то сказала ему по-французски. Вержес тоже улыбался.
В 9:02 рядом с рестораном «Шез Бебер» произошел мощный взрыв. Как потом установило следствие, в машине марки «опель-кадет» было взорвано 25 килограммов взрывчатки. Мощный взрыв разорвал в клочья автомобиль так, что его части в качестве зловещих сувениров собирали с крыш близлежащих домов. Груды осколков, десятки раненых и черный дым, окутывающий здание, — такое утро встретили парижане, которым не посчастливилось оказаться рядом с редакцией «Аль-Ватан».
Новость о взрыве Бруно и Магдалена встретили равнодушно. Весь процесс они молчали, не проронив ни единого слова. Вержес же поражал воображение своими фантастическими речами:
— Магдалена и Бруно уже сейчас находятся вне юрисдикции вашего суда, дамы и господа. И они обязательно выйдут на волю. Они солдаты, военнопленные, пострадавшие за благородное дело. Они знают, что их товарищи не оставят их в беде. И республиканская Франция не должна вести себя как преступник. Сколько им еще томиться в клетке? 48 часов? Месяц? Три месяца? Чем дольше это продлится, тем больше крови прольется! — и добавил про Карлоса: — В ожидании вашего решения этот отважный и благородный человек умеет сохранять хладнокровие, как настоящий политик.
Вержес обрушился на суд с тирадой, что республиканская Франция не соблюдает договоренностей о ненападении, а Карлос требует, чтобы такие договоренности уважались. Слово в слово он повторяет речь Карлоса, обращенную к венгерским властям.
Сейчас Вержес говорил о соглашениях с Францией. О человеке, разгласившем содержание письма Карлоса, он отозвался как о виновном в «пролившейся и прольющейся крови». Неистовый «адвокат террора» балансировал на грани откровенных угроз и шантажа. Например, судья Жан-Жорж Демье после этого перестраховался и взял себе охрану.
Сыграло на руку и то, что никаких серьезных улик против Бруно и Магдалены не было: даже полицейские, которые первоначально утверждали, что Бруно пытался в них стрелять, не явились на суд. В итоге прокурор потребовал три года для Бруно Бреге и два года для Копп. Некоторые недобросовестные биографы Карлоса пишут о том, что суд поддался давлению сверху, однако вынесенный приговор, превышающий то, что просил прокурор, начисто опровергает эти домыслы. 22 апреля Бреге получил пять лет, а Магдалена — три года. Кроме того, судья насчитал по 10 000 франков штрафа каждому.
Через пару часов после атаки на редакцию «Аль-Ватан Аль-Араби» железный Деффер сделал заявление о бесчестной игре, в которую Франция не играет:
— Они готовы залить кровью Францию в отместку за то, к чему она непричастна.
Ответной реакцией французского министра стала высылка из страны двух сирийских дипломатов — полковника Али Хасана и Макейла Кассуа. В ДСТ уклончиво прокомментировали высылку: дескать, сирийцы к взрыву непричастны, однако их подозревают в шпионаже. Скорее всего, французы не захотели раскалять и так взрывоопасную ситуацию, связанную с событиями в Ливане и антисирийской кампанией во Франции.
Впрочем, никакой связи между Карлосом и взрывом на улице Марбеф не было: французские власти вообще не рассматривали организацию Карлоса как возможных исполнителей. Только в 1990-е появится версия, что именно Карлос спланировал эту атаку по заказу Рифата аль-Асада.
В биографиях Карлоса придается очень большое значение его отношениям со старшим братом сирийского президента, однако нет никаких доказательств того, что они имели место. Сам Карлос категорически заявил, что ни его организация, ни кто-либо из его товарищей никогда не поддерживали отношений с генералом Рифатом аль-Асадом и не совершали операций в его интересах. Это официальное заявление.
— Слухи о рабочих отношениях между нами и генералом Рифатом аль-Асадом полностью сфабрикованы и были распространены в 1980-х годах генералом Мохаммедом аль-Коули с целью отвести от него ненужное внимание после ряда оплошностей в спецоперациях под его руководством. (Таких, как теракт против парижского газетного издания «Аль-Ватан Аль-Араби» по адресу: улица Марбеф.) Иностранные революционеры не имеют права или попросту интереса ввязываться в борьбу за преемственность между сирийскими кланами, — заявил Карлос.
Дело в том, что в 1982–1983 годах Хафез аль-Асад начал испытывать серьезные проблемы со здоровьем. Он создал временный комитет для управления страной, в который вошли в основном сунниты из числа его сторонников. Этот шаг вызвал недовольство в алавитских военных кругах. Войска, преданные его старшему брату Рифату (порядка 55 тысяч человек под ружьем с танками, артиллерией и авиацией), установили контроль над Дамаском. В 1984 году Хафез аль-Асад положил конец государственному перевороту. В конце 1984 года его брат лишился поста командующего знаменитыми оборонительными бригадами, а в 1986 году вообще был выслан из Сирии (согласно официальной формулировке, «отправлен в бессрочную командировку»). За отъездом Рифата аль-Асада последовала чистка руководящих рядов, из которых были исключены его сторонники.
Так или иначе, эта сирийская акция в Париже придала нервозности переговорам. Распоряжения, данные Деффером главе отдела контрразведки ДСТ Жану Баклути, красноречиво свидетельствовали о том, что министр правдами и неправдами пытался не допустить развития противостояния до военных действий. Деффер настоял на том, чтобы Баклути отстал от Карлоса и занялся сирийцами. Баклути послушался, но частично: ДСТ скрытно продолжила расследование в отношении Карлоса и его товарищей.
После произошедшего теракта Франсуа Миттеран созвал так называемый «кабинет войны». Туда были приглашены министр МВД Гастон Деффер, глава ДСТ Марсель Шале, глава ДГСЕ (экс-СДЕКЕ) Пьер Марион и глава президентской администрации генерал Жан Сольнье. «Кабинет войны» постановил, что отныне Деффер будет каждую неделю проводить совещания по борьбе с терроризмом. Надолго, впрочем, их не хватило. Уже в конце июля было понятно, что «кабинет войны» с этими изнуряющими совещаниями не приносил никакой пользы. Его участники обсуждали что угодно, кроме борьбы с терроризмом, будь то виноградники или фронтовые будни Деффера в Сопротивлении.