И Карлос продолжает:
— Во время недавнего побега два молодых алжирца, отбывающие длительное тюремное наказание, вооружились найденным оружием и захватили трех заложников в униформе. Дело изначально было обречено на провал. Они освободили одного заложника, и начальник тюрьмы попросил по телефону «освободить еще одного белого и присматривать за другими» — за алжирцем и негром! Расизм там встречается в любой форме. Например, когда я находился в тюрьме Френа, главный надзиратель был африканцем и старым военнослужащим, настоящим «белым негром». Меня тревожил его безудержный сионизм. Он был нетипичный кабовердинец: слишком темнокожий, с отвисшей нижней губой, похожий на жителя континента банту, и строил из себя бог весть что, хотя сам кое-как (в доказательство его французский паспорт) рассказывал о своих чудесных поездках в Израиль (самую расистскую страну) и о своем отпуске в южноамериканских странах (со своей-то маленькой зарплатой) на самых разнообразных дорогих курортах Барилоче и Аргентины, направлениях не совсем туристических, где скрывались немецкие иммигранты аж еще Третьего рейха. …Будучи революционером со стажем, с четырнадцати лет военным коммунистом и настоящим бойцом против расизма (с оружием в руках), я с ужасом наблюдаю политику репрессий. Эта политика, пропагандируемая администрацией тюрем, несет колонизаторские, расистские традиции и выступает против ислама. Это политика против политических заключенных, справедливых надзирателей и против тех, кто не отказался от своих основных прав и кто борется за сохранение своего достоинства вопреки узаконенному насилию и произволу.
Далее Карлос рассказывает:
— Во Флёри-Мерожи, самой большой тюрьме Европы, я провел 23 самых ничтожных дня с момента моего тайного заключения 15 августа 1994 года по делу высокомерного и извращенного характера, с неслыханным количеством преступлений. 22 января я вернулся в Санте. Спустя 150 лет своей службы маленькие форточки для проветривания в закрытых камерах вдруг были заварены двумя стальными брусками. Это, к сожалению, мешало открыть их больше чем на 30 градусов (7,5 сантиметра). То была абсолютно бесполезная незаконная мера, которая «подталкивала на криминальные дела». (Разве этого добивались?) Деревянный стол, за которым я сидел здесь и во Френе с 1994 года, у меня забрали. (Хотя некоторым заключенным оставили.) Вместо него поставили неустойчивый садовый столик из пластика. Мои единственные занятия — письмо и чтение — превратились в сложнейшую работу, а то и постоянно переносились. И это все несмотря на формальное обязательство дирекции перед посольством Венесуэлы. …Господин Алан Лезо — директор с большим стажем, человек воспитанный и образованный, знал прекрасно, что эти меры являются сверхнезаконными и запрещены как врачами, так и надзирателями. Я уверен, что эти меры были навязаны кем-то извне по постыдным причинам. …Итак, с сентября 1994 года, с момента моего заключения, я отказался от всех провокационных и незаконных действий. Я все еще жду, когда же выйду отсюда через главный вход. Я вас уверяю, что «мое» место — в Париже, рядом с моими адвокатами и посольством — единственными, с кем мне разрешено видеться.
Известно, что преступления, за которые он был осужден, имели место задолго до принятия закона, исключающего возможность досрочного освобождения, что давало все-таки слабую надежду на то, что однажды он выйдет из дверей Дворца правосудия без наручников. Чтобы исключить саму возможность такого поворота событий, в 2011 году его осудили на второе пожизненное заключение за организацию терактов на территории Франции в 1982–1983 годах. Речь идет о взрывах на улице Марбеф, на вокзале и в поезде в Марселе и в скоростном поезде «Капитолий». Карлос встретил обвинение страстным письмом судье Брюгьеру:
«На протяжении семи лет вы бессовестно искажаете правду по моему делу по приказу ваших вышестоящих коллег. Вас все равно поймают французские и международные “службы” во всем мире за ваши постыдные делишки, за ваши “белые записи” и “доклады”. Старые и грамотно составленные записи 20-летней давности не содержат даже упоминания обо мне. Зато содержат доказательства о действиях, которые именно вы приказывали осуществлять.
Вы всегда избегали допросов со мной, они были редкими, исключительно для формальности, а потом и вовсе сократились до двух-трех длинных выдуманных вопросов. Вопросы были на заумном и абсурдном языке, однако я отвечал на них ювелирно, демонстрируя вам ваше шаткое положение.
Я бы хотел собрать всех свидетелей, которые хотели бы выступить с заявлением против меня.
Вы гнусно ополчились против моих преданных адвокатов; с позорной ядовитостью восстали (ради судейской должности) против моего коллектива защиты — против И. Кутан-Пейре.
С глубоким презрением я вдохновляюсь вашими притворными манерами, вашими подозрительными тесными связями с ФБР. Ваши аморальные поступки должны быть наказаны в соответствии с уголовным кодексом. Мне не в чем себя упрекнуть, а вам?»
Но теперь по факту:
1. Поезд «Капитолий». Очевидное покушение на господина Жака Ширака, который это признал в телевизионном интервью 14 июля 2001 года в Елисейском дворце. Проведенная судьей Брюгьером «Национальная комиссия» в Иордании для допроса некоего свидетеля Али аль-Ассави зависела от судейского мнения, а не от мнения судьи Иордании. А генерал Саад Хеир, глава службы разведки, хотел подписать «доклад», в котором среди всех неправдоподобных историй упоминалось о покушении, якобы организованном Карлосом против мадам Ширак, что вообще абсурдно.
2. Улица Марбеф. Все улики указывают на службы сирийского государства; в частности, на генерала Хайтама Саида, бывшего адъютанта президента Хафеза аль-Асада, присутствующего в Париже по дипломатической визе.
3. Лжесвидетельство супруги Карлоса немки Магдалены Копп, заключенной во Флери-Мерожи, гласит: Й. Вайнрих обвиняется в сокрытии угнанного автомобиля. В то время как по описанию настоящего прямого свидетеля — охранника здания — шофером был типичный араб, полная противоположность немецкому блондину Вайнриху.
4. Вокзал Сен-Шарль / скоростной поезд. Об этих двух покушениях было известно за три недели до происшествий, о чем сообщил продажный солдат из «Галя» Мохад Талби своему лечащему офицеру судебной полиции в Байоне. Талби отбывает наказание во Франции.
И наконец, в 2017 году парижский суд признал его виновным во взрыве аптеки в Сен-Жермен в 1974 году, осудив на третье пожизненное заключение. Доказательная база снова на высшем уровне. Для наглядности степени маразма продемонстрирую документ обвинения, присланный мне Карлосом:
«Мотивационный лист, статья 365–1 уголовно-процессуального кодекса
В процессе против названного Ильича Рамиреса Санчеса. На повестке дня коллегиально обсуждались в первую очередь следующие вопросы:
• организация действующей европейской группировки Народного фронта освобождения Палестины во главе с или И. Рамиресом Санчесом, или М. Мукхарбалом. Взятие заложников в Гааге было исполнено боевой группой японской Красной армии. Все, что относится к делу, — это перемещение двух вышеупомянутых лиц в Швейцарию в сентябре 1974 года;
• связь между взятием заложников в Гааге и совершенными покушениями в дрогсторе (торговый комплекс) в Сен-Жермен установлена по одинаковому почерку исполнителя и используемой гранате. Об этом сообщила газета «Фигаро» на следующий день;
• ответственность И. Рамиреса Санчеса за покушение в драгсторе подтверждает следующее. Во-первых, обнаруженные по адресу подруги ИРС гранаты из одной и той же партии с той, что взорвалась в драгсторе. Во-вторых, получены свидетельские показания Ганса-Йохима Кляйна, бывшего члена FPLP. Он обстоятельно утверждает, что Карлос, он же «Джонни», выступил автором взрыва на Сен-Жермен, и какие бы доказательства ни всплывали в момент расследования, это однозначно был он. Наконец, требование о наказании, исходя из речи в 1979 году, переписанной одним журналистом: у него были товарищи — помощники в исполнении этого террористического акта, что подтверждается в достаточном количестве реальных примеров и убеждает в достоверности информации.
Написано в комнате для совещаний суда присяжных в Париже 29 мая 2017 года.
Президент суда присяжных»
Что мы имеем: показания мелкого хулигана Ганса-Йохима Кляйна, гранаты неизвестного происхождения, коммюнике в «Фигаро», которого никогда не существовало, что подтверждают и сотрудники редакции. Браво!
После оглашения приговора я сразу связался с одним из его турецких адвокатов Гювеном Иылмазом. Вот стенограмма, чтобы ничего не перепутать:
— Дело было открыто на основании его причастности к взрыву в аптеке района Сен-Жермен в Париже в 1974 году с использованием ручной гранаты. Конечно же, это не было осуществлено Карлосом лично или на основании его указаний. Этот акт также не имеет какого-либо отношения к палестинскому сопротивлению, от лица которого действовал Карлос. Точно так же, как и другие судебные производства в отношении него, это судебное дело стало очередным фарсом, для того чтобы лишить Карлоса возможности когда-нибудь покинуть стены парижской тюрьмы. Кроме того, это дело нужно было, чтобы «отмазать» настоящих фигурантов этой террористической атаки.
— То есть дело шито белыми нитками?
— Именно так. Я давно знаю Карлоса. Мы с Хасаном Олчером и Ахметом Арсланом впервые посетили Карлоса в 2005 году в парижской тюрьме La Sante. После этого мы принимали участие в судебных заседаниях и время от времени посещали его в тюрьме. Из-за его идей империалистические институты всегда рассматривали Карлоса в качестве врага. Однако, независимо от того, какая у него идеология и религиозная принадлежность, он дает надежду и цель угнетенным людям во всем мире, которым приходится стонать под эксплуатацией. В этом контексте, если бы я родился во второй раз и стал юристом и мне бы предложили выбирать: стать самым известным и самым богатым адвокатом в мире или быть бедным, но стать адвокатом Карлоса, я бы выбрал этого выдающегося человека, рядом с которым я нахожусь по идеологическим соображениям.