Один за другим они поднялись по трапу. На крытой палубе были иллюминаторы, вделанные в медные кольца, и Мегрэ заметил, что к одному из них на мгновение прильнуло женское лицо, которое затем исчезло в полумраке.
Еще через секунду открылся люк, ведущий в каюту, и показалась голова Филиппа с растрепанными волосами, с глазами, еще припухшими от сна.
— Что вам нужно? — с неудовольствием спросил он.
— Поговорить с миссис Уилкокс.
— Она еще спит.
— Это неправда. Я ее видел.
На Филиппе была шелковая пижама в голубую полоску. Чтобы попасть в каюты, нужно было спуститься на несколько ступеней, и Мегрэ, неповоротливый и упрямый, не стал дожидаться приглашения:
— Разрешите?
На яхте царила любопытная смесь роскоши и неряшества, утонченности и грязи. Палуба была тщательно натерта, все медные части сверкали, канаты аккуратно свернуты, рубка с компасом и мореходными инструментами сияла, точно голландская кухня.
Спустившись по трапу, они очутились в каюте. Переборки из красного дерева, стол, привинченный к полу, две банкетки, обитые красной кожей; но на столе немытые стаканы, куски хлеба, початая банка сардин, игральные карты… В каюте стоял отвратительный смешанный запах алкоголя и несвежей постели.
Должно быть, дверь в соседнюю каюту, служившую спальней, поспешно закрыли, и миссис Уилкокс, убегая, оставила на полу атласную туфлю.
— Прошу прощения, если я вас побеспокоил, — вежливо сказал Мегрэ Филиппу. — Вы, вероятно, завтракали?
Он без иронии посмотрел на недопитые бутылки с английским пивом, на надкусанный хлеб, на масло, завернутое в бумагу.
— Это что, обыск? — спросил молодой человек, приглаживая рукой волосы.
— Называйте это, как хотите. Я до сих пор полагал, что это просто визит.
— В такой ранний час?
— Многие в такой час уже успели устать.
— Миссис Уилкокс привыкла вставать поздно.
За дверью был слышен плеск воды. Филиппу хотелось привести себя в более приличный вид, но для этого пришлось бы показать посетителям слишком интимный беспорядок, царивший в другой каюте. У него не было под рукой халата. Его пижама измялась. Он машинально выпил глоток пива. Леша, согласно инструкции комиссара, остался на палубе и должен был заняться обоими матросами.
Как и предполагал Мегрэ, они были не англичане: их наняли в Ницце, и, судя по акценту, они, вероятно, происходили из Италии.
— Садитесь, мсье Пайк, — сказал Мегрэ, потому что Филипп забыл предложить им сесть.
Бабушка Мегрэ всегда ходила к ранней мессе в шесть утра, и когда вся семья вставала, она уже была дома, в черном шелковом платье, с белым чепцом на голове; в камине пылал огонь; завтрак был накрыт на белой накрахмаленной скатерти.
А миссис Уилкокс уже выпила пива, и утром стала заметнее седина у пробора ее крашеных волос. Она ходила взад и вперед за переборкой и ничем не могла помочь своему секретарю.
А он, с небольшим кровоподтеком на щеке в том месте, куда его накануне ударил Полит, был похож в своей полосатой пижаме на надувшегося школьника. Ведь если в каждом классе среди учеников есть один толстый мальчик, похожий на резиновый шарик, там всегда есть также ученик, который проводит все перемены молча в своем углу и про которого товарищи говорят: «Это ябеда!»
На стенках висели гравюры, но комиссар не мог судить об их качестве. Некоторые были довольно фривольны.
Мсье Пайк и Мегрэ сидели словно в зале ожидания, и англичанин держал на коленях свою соломенную шляпу.
В конце концов Мегрэ закурил трубку.
— Сколько лет вашей матери, мсье де Морикур?
— Почему вы это спрашиваете?
— Просто так. Если судить по вашему возрасту, ей должно быть лет пятьдесят.
— Сорок пять. Она была очень молода, когда я родился. Она вышла замуж в шестнадцать лет.
— Миссис Уилкокс старше ее, правда?
Мсье Пайк опустил голову. Можно было подумать, что комиссар нарочно старается сгустить царившую неловкость. Леша чувствовал себя лучше: он был на воздухе и, сидя на бортовом ящике, болтал с одним из матросов, который чистил ногти.
Наконец кто-то приблизился к двери, и она отворилась. Вошла миссис Уилкокс; она быстро закрыла за собой дверь, чтобы скрыть царивший в каюте беспорядок.
Она успела одеться и намазаться, но лицо ее под толстым слоем косметики оставалось опухшим, глаза смотрели тревожно.
Должно быть, у нее был жалкий вид по утрам, когда она старалась перебить вкус перегара во рту бутылкой крепкого пива.
«Бабушка…» — невольно подумал Мегрэ.
Он встал, поклонился, представил спутника:
— Вы, может быть, знакомы с мсье Пайком? Это ваш соотечественник. Он служит в Скотланд-Ярде. Но здесь он не в командировке. Простите, что я побеспокоил вас так рано, миссис Уилкокс.
Она, несмотря ни на что, оставалась светской дамой: взглядом она дала понять Филиппу, что вид у него неприличный.
— Вы позволите мне пойти одеться? — спросил тот, злобно взглянув на комиссара.
— Может быть, тогда вы почувствуете себя спокойнее?
— Садитесь, господа. Могу я предложить вам что-нибудь?
Она заметила, что Мегрэ потушил трубку.
— Курите, пожалуйста. Я, кстати, тоже закурю сигарету. — Ей наконец удалось улыбнуться. — Простите, тут такой беспорядок, но яхта ведь не дом и здесь мало места.
О чем думал мсье Пайк в этот момент? Что его французский коллега грубиян или скотина?
Весьма возможно. Мегрэ, впрочем, тоже не слишком гордился той работой, которую ему приходилось выполнять.
— Вы, кажется, знакомы с Жефом де Греефом, миссис Уилкокс?
— Это способный молодой человек, и Анна очень мила. Они несколько раз были на яхте.
— Говорят, он талантливый художник.
— По-моему, да. Мне представился случай купить у него картину, и я с удовольствием показала бы ее вам, если бы не отправила к себе на виллу во Фьезоле.
— У вас есть вилла в Италии?
— О, совсем скромная. Но она великолепно расположена, на холме, из окон видна вся панорама Флоренции. Вы были во Флоренции, мсье комиссар?
— Не имел этого удовольствия.
— Я живу там несколько месяцев в году и посылаю туда все, что мне случается купить во время моего бродяжничества.
Ей показалось, что она снова чувствует почву под ногами:
— Не хотите ли все-таки чего-нибудь выпить?
Ее, видно, мучила жажда, и она косилась на пиво, которое не успела докончить, а теперь не решалась пить одна.
— Вы не хотите попробовать это пиво? Я выписываю его прямо из Англии.
Мегрэ согласился, чтобы сделать ей приятное. Она стала доставать бутылки из стенного шкафа, куда был встроен холодильник. Большинство переборок в каюте представляли собой шкафы, а в каждой банкетке был скрыт сундук.
— Вы многое покупаете во время своих путешествий, не так ли?
Она засмеялась.
— Кто вам это сказал? Я покупаю, потому что мне доставляет удовольствие покупать, это правда. В Стамбуле, например, меня всегда соблазняет что-нибудь у торговцев на базаре. Я возвращаюсь на яхту с ужасной дрянью. Здесь мне это кажется красивым. Но потом, когда я приезжаю на виллу и нахожу эти вещи…
— Вы встретили Жефа де Греефа в Париже?
— Нет, только здесь, недавно.
— А своего секретаря?
— Он со мной уже два года. Это очень культурный молодой человек. Мы познакомились в Канне.
— Он там работал?
— Он посылал репортажи в одну парижскую газету.
Морикур, наверное, подслушивал за переборкой.
— Вы превосходно говорите по-французски, миссис Уилкокс.
— Я одно время училась в Париже. Гувернантка у меня была француженка.
— Марселен часто приходил на яхту?
— Разумеется. По-моему, на яхте побывали почти все жители острова.
— Вы помните ту ночь, когда его убили?
— Кажется, помню.
Мегрэ посмотрел на ее руки: они не дрожали.
— Он много говорил обо мне в тот вечер.
— Мне об этом рассказывали. Я не знала, кто вы такой. Я спросила у Филиппа.
— А мсье де Морикур знал?
— Оказывается, вы знаменитость.
— Когда вы покинули «Ноев ковчег»…
— Я вас слушаю.
— Марселен уже ушел оттуда?
— Этого я не могу вам сказать. Я знаю, что мы добирались до порта, двигаясь вдоль самых домов, такой сильный был мистраль. Я даже думала, что нам не удастся добраться до яхты.
— Вы с мсье де Морикуром сразу же сели в лодку?
— Сразу же. Что бы мы еще стали делать? Вот теперь я вспомнила, что Марселен проводил нас до шлюпки.
— Вы никого не встретили?
— В такую погоду на улице, вероятно, никого не было.
— А де Грееф и Анна уже вернулись к себе на лодку?
— Возможно. Не помню. Впрочем, подождите…
И тут Мегрэ с изумлением услышал голос мсье Пайка, который впервые позволил себе вмешаться в следствие. Человек из Скотланд-Ярда сказал внушительно, но как бы не придавая этому значения:
— В Англии, миссис Уилкокс, мы были бы обязаны напомнить вам, что каждое слово, произнесенное вами, может свидетельствовать против вас.
— Так это допрос? — спросила она. — Но, скажите мне, мсье комиссар… Я полагаю, вы не подозреваете нас, Филиппа и меня, в том, что мы убили этого человека?
Она с изумлением посмотрела на него, посмотрела на Мегрэ, и в глазах ее появилось смятение.
Мегрэ помолчал, внимательно разглядывая свою трубку.
— Я никого не подозреваю a priori[8], миссис Уилкокс. Однако это допрос, и вы имеете право не отвечать мне.
— Почему бы я не стала вам отвечать? Мы сразу же вернулись на яхту. У нас даже набралась вода в шлюпку, и пришлось уцепиться за лестницу, чтобы подняться на борт.
— Филипп больше не уходил с яхты?
В глазах ее отразилось колебание. Ее стесняло присутствие соотечественника.
— Мы сразу же легли, и он не мог уйти с яхты так, чтобы я этого не слышала.
Филипп выбрал как раз этот момент, чтобы появиться в белых шерстяных брюках, с только что зажженной сигаретой в зубах. Он хотел казаться храбрым и обратился прямо к Мегрэ: