— Иди на место!.. — Циркович обеими руками толкнул Петрова в грудь, отбрасывая назад. — Без тебя разберемся…
Подвижный, стремительный, он подлетел молниеносно к Надарию, не успевшему вспомнить о своих приемах, схватил его поперек туловища, без труда крутанул на сто восемьдесят градусов и швырнул об землю головою вниз. Так цирковой атлет крутит и подбрасывает тяжелую палицу, ловит, перекидывает из руки в руку, с кажущейся легкостью и изяществом.
Надарий встал на четвереньки, покрутил осторожно головою, проверяя ее сохранность.
Обе компании разошлись по-хорошему.
7
«Дымом тянет…»
«Горит наше общежитие?» — в шутку подумал Володя Литов, и тотчас забыл, потому что они взошли на третий этаж.
В коридоре горели редкие сумрачные лампочки. Двери комнат были закрыты, там было темно.
Малинин решительно постучал. Еще и еще раз, оттого что никто не откликался.
— Ну, чего надо? — минуты через три из темноты дверного проема спросила мрачная фигура с заспанным лицом.
— Надария, пожалуйста, позови, — сказал Малинин.
Фигура исчезла, и после негромких переговоров в дверях показался полуодетый взъерошенный кацо.
Тот самый.
— Чего вам?
— Выйди — поговорить надо, — попросил Малинин. Надарий поколебался, присматриваясь к посетителям; но потом решился и ступил в коридор, оставив дверь открытой. — Отойдем сюда. Не надо людям мешать, пусть спят. — Малинин, пропустив вперед Надария, сам прикрыл дверь, и они встали лицом к лицу, боком к коридорной стене. Причем, Малинин оказался между Надарием и его комнатой, поэтому спиной к комнате.
Володя остановился по средней линии между ними, обозначая треугольник.
— Я жалею, что вы ночью пришли, — вяло и нехотя сказал Надарий, будто с усилием, — я это очень-очень не уважаю.
— Ты вот что, парень, — сказал Малинин. — Я с тобой хочу вежливо говорить. Но я шутить не умею.
— Я тоже, — вяло произнес, словно удивился, кацо. Казалось, он смущен, да как бы не напуган.
Малинин близоруко прищурился, внимательно его рассматривая. Он был высокий, худощавый, приблизительно одного роста с Надарием, и Володе по опыту хорошо знакома была эта ленивая расслабленность, взрывающаяся внезапной энергией.
— Я не знаю, — рукой показал Малинин, — как у вас там ведут себя. А у нас здесь так не принято. Из-за девчонок грозить кому-нибудь — не принято. Она сама выбирает. Ты понял? — Кацо молча размышлял о чем-то своем. — Я тебя спрашиваю: понял?
— Понял.
— Чтобы не нарваться на неприятности.
— Понял, понял…
— Неприятностей можно огрести вагон и маленькую тележку.
— Да.
— Больше не грози никому. Никогда.
Неожиданно кацо перебросился в странную стойку: слегка согнул тело в пояснице, вытянул обе руки вперед, потряхивая разжатыми ладонями. И вдруг с силой выбросил ногу, в прыжке с разворота нацелясь пяткой в голову Малинину.
Володя не успел заметить реакции Малинина: показалось, будто прежде Малинин отклонился, а уже затем кацо ударил — в пустоту — ногой, которую он поймал и дернул себе под мышку. Надарий, падая, еще не коснулся пола, он только приземлялся, когда кулак Малинина быстро, коротко хлестнул его в шею, под ухо.
Надарий не охнул, не издал ни звука. Голова его стукнула о деревянный пол. В ночной тишине раздался отчетливый звук, как если бы палкой ударили по спелой тыкве.
— Юрка!.. Юрка!.. — закричал Володя, не имея времени докончить: «берегись!..»
Сзади Малинина, выскочив из комнаты Надария, прыжками неслись два человека, похожие на двух кровожадных зверей. У одного из них в руке был чайник, можно было подумать, что с перекошенным лицом он торопится в умывальник набрать воды; тяжелые чугунные чайники выдавались по всем комнатам общежития. Он проскочил мимо Володи, в то время как второй, бросившись на Володю, сковал его движения, — и сзади с размаха хватил Малинина чайником по голове.
Малинин, заливаясь кровью, ничком рухнул на поверженного Надария, который, кажется, начал в этот момент оживать.
«Скоты! что делают!..» Володя попытался пробиться к нему на помощь, действуя только правой рукой, но когда противник обхватил его за шею и сдавливая начал гнуть книзу, он каждым своим позвонком ждал и чувствовал убойный чугунный удар по своей спине: теперь их было трое против одного. Считая Надария. А он успел увидеть, что тот поднялся, пнув ногою бесчувственное тело Малинина. Володя в согнутом положении дотягивался и старался бить кулаком в грудь и живот противника. Все труднее становилось удерживаться на ногах — нежные хрящи шеи были стянуты жестким захватом, от этого мутилось сознание, и ноги сделались нетвердыми и ломкими.
И вдруг его отпустили. Он потерял опору, оступился и упал. Но тотчас встал на ноги, озираясь, готовый к новому нападению.
Противник его был отброшен в сторону. Рядом, он увидел, появились новые лица. Петров-Пеликан стоял спокойный и величавый как скала.
Володя боялся поверить в свое счастье.
С криком:
— Юрку убили!.. Бляди!.. — из-за Петрова выбежал Круглый из Ухты, рванулся к человеку с чайником. Ломаными движениями — наверное, так планировал драться Надарий, но у блатняги ухтинского все получилось удачнее, прицельнее, он не работал кулаками, не сделал ни одного лишнего замаха — подскочил, нанес ребром ладони один только удар в горло. Его жертва упала на колени, выронив чугунный чайник, захрипела, закашлялась натужно. Изо рта хлынула кровь.
— Сволочь!.. — Круглый взял его рукой за волосы. И отпустил. Тот завалился боком, продолжая хрипеть и задыхаться.
— Да-а, начудили… в сиську, в печень, в бога, мать!.. — произнес Петров неслыханное для Володи многоэтажье.
Надарий при виде заклятого врага вновь перебросился в излюбленную стойку.
— Ну, вот. Встретились, — произнес он. — Чувствовал — пасть порву тебе!..
Володя смотрел во все глаза.
Пока Надарий изображал предисловие к чему-то японскому — карате или джиу-джитсу — Петров легко приблизился к нему на расстояние вытянутой руки и сверху вниз, без каких-либо приемов, обрушил свой мясистый кулак на его темя.
Надарий упал. Потом опять сел, помотал головой и начал вставать.
Петров подождал, чтобы он полностью поднялся на ноги и принял защитную позу.
После этого снова взмахнул своим внушительным кулаком, опуская на темя Надарию.
Тот в очередной раз свалился на пол. Лежал, глазел тупо на врага и не спешил принять вертикальное положение.
Петров молча и спокойно смотрел на него.
— Пелик!.. — Человек в очках, высокий, с строгим, сухим лицом, довольно немолодой, бегом подходил со стороны лестницы. Слегка запыхался. Увидев кровь, побоище — остановился в растерянности. — Пелик!..
— Что, Модест? Удивляешься? — Петров усмехнулся, краем глаза посмотрев на приятеля. — Начудили, паршивцы… Они бы еще кого-нибудь прикончили без меня.
— Общежитие горит! На первом этаже полно дыма!
— Пошли Славку за комендантшей. Все одно теперь всплывет. Беги на станцию, звони вызывай скорую. Боюсь, как бы салажонок концы не отдал — мне не нравится, как он лежит. Позови мне сюда Ромку Цирковича и… Фаина у нас?
— У нас.
— Зови. Пусть чего-нибудь чистое оторвет. Рубашку мою… Я здесь буду.
— Горим!.. — вспомнил Модест. — Чувствуешь? Здесь тоже дым — чувствуешь?
Да, да, дымом тянет, заметил Володя. Он и забыл, что минут десять-двенадцать тому назад точно так же подумал. Перед тем как вслед за Малининым вошел в коридор третьего этажа.
8
Оставив надежных людей возле бесчувственного тела, Петров спустился на первый этаж.
Над Малининым хлопотала полузнакомая Фаина, Володя ничего не мог для него сделать.
Он вспомнил, как удивился несколькими днями ранее, когда Фаина, перевязывая ему руку, не пожалела свой красивый и чистый платок — насовсем, на выброс.
Великолепный Юрка Малинин не подавал признаков жизни. Фаина склонилась над ним.
Злодея, совершившего это черное дело и понесшего наказание от руки вездесущего, блатною Ухтой взращенного Круглого, его приятели унесли в его комнату.
Чем дальше Петров опускался на первый этаж, тем ощутимей воздух загрязнялся ядовитым дымом: ухудшалась видимость, труднее становилось дышать.
Мимо него, обгоняя, пробежал долговязый, вертлявый парень — виновник второго искалечения.
Петров отметил мельком — хотя как председателю студсовета ночь обрушила порядочно забот — что этот первокурсник, и кажется технолог, неплохой, вероятно, надежный боец.
Жаль, что всех их теперь исключат из института.
На первом этаже раздавался визгливый голос комендантши, почти невидимой в клубах дыма. Дым валил из комстопять; но огня нигде не обнаруживалось.
— Боря! Боря!.. Клянусь, я чую! это комсточетыре сотворила! Они, бандиты, больше никто!.. — кричала, обращаясь к Петрову, комендантша, вдвойне обозленная спросонья. — Я их выгоню! В шею! Давно пора!..
— Идемте, — сказал Петров.
В комсточетыре вела дверь, первая от входной двери и на пару ступеней опущенная ниже коридорного пола. Дверь оказалась открытой. Они вошли.
В пустой комнате было темно и, в сравнении с коридором, воздух был идеально чистый.
Комендантша засветила фонарик.
В это время все обитатели комсточетыре разгуливали на глазах взбудораженных общежителей с самыми невинными рожами. Демонстрировали свою лояльность.
Вместе с другими заглядывали в комстопять, где по всем признакам начинался и разрастался зловещий дымовой великан, заставивший хозяев с зажатыми носами, давясь и кашляя, выбежать из комнаты куда глаза глядят.
— Что делать? — спросила комендантша, зажмуривая слезящиеся глаза. Она и Петров остановились на пороге сто пятой. — Пожарную команду вызывать?..
— Не надо, — сказал Петров.
— Общежитие горит!..
— Нигде ничего не горит. Нормальные ребята. Детство в жопе играет. Хотите Луку Мудищева послушать? Есть пленка, можно взять у Джона магнитофон.