Теперь вот надо было провожать Кравцову только потому, что как олух согласился. А оказалось, ещё и Кабанову дорогу перешёл.
Вот всегда так – одно глупое решение как снежный ком наматывает на себя идиотские последствия. Но если бы я сейчас честно признался Кравцовой, что провожать её не хочу, ну просто по-человечески не хочу, а вот Кабанов сто процентов хочет, то все бы, естественно, решили, что я испугался Кабанова.
От этих мыслей у меня даже голова разболелась. Ничего другого не оставалось, как ждать конца дискотеки, провожать Кравцову, а потом… А потом не расти трава.
Мелькали дурацкие огоньки. Медляки сменялись ором, все танцевали, танцевали и танцевали, а потом наконец зашла географичка. Она включила в классе свет, и всем стало ясно, что танцевальная вечеринка закончилась.
Мы расставили столы и стулья, девчонки убрали остатки еды, и я буркнул Кравцовой:
– Идём?
Она кивнула, и я спустился на первый этаж. Она сбежала за мной почти сразу же, и мы поплелись по пустому и тёмному городу.
Под ногами хрустела и раскалывалась от шагов тонкая корка льда, на деревьях поблёскивал иней, но мне было так жарко, что я даже куртку не застегнул.
Кравцова посмотрела на меня и сказала:
– Как тебе наша Мотва, Толкунов?
Я ответил:
– Нормальная.
– Ну, наверное, скучаешь по своему Ростову. Конечно, у вас там большой город.
Я не хотел ничего отвечать. Эти разговоры действовали на нервы, и я застегнул куртку.
Кравцова поправила чёлку.
– Замёрз, что ли? Ну, ты чего молчишь, Толкунов? Расскажи что-нибудь.
– Что?
– Ну, не знаю. Что-нибудь интересное.
Что интересного я мог рассказать Кравцовой? Я посмотрел на неё – она улыбалась и разглядывала своё отражение в телефоне.
И тогда я спросил:
– Тебе какая книга братьев Стругацких больше нравится?
Она убрала телефон в карман и сморщила брови:
– Мне больше журналы про моду и красоту нравятся. Я книги на литературе читать устаю. Вообще, я стихи люблю.
– Какие?
– Ну, разные, про жизнь там, про любовь. Я точно не помню. У меня в соцсети в сохранёнках их много. А ты меня в кино пригласить не хочешь?
Я сглотнул. Никуда больше идти с Алёной я не хотел. Поправил на затылке шапку и спросил:
– Нам ещё далеко идти?
Кравцова обиженно ответила:
– Пришли почти, вот это мой дом. У тебя какой телефон?
Я засунул руку в карман и отключил мобилу.
– Чёрный.
Она засмеялась:
– Я про номер.
– Знаешь, Алёна, я всё время номер забываю, а тут, как назло, батарейка села.
– Это, наверное, из-за холода. Ты в соцсетях есть? Я найду тебя.
Я кивнул ей:
– Ты не мёрзни, раз пришли, увидимся после выходных. Пока.
– Пока-пока.
И я быстро развернулся, чуть не шлёпнулся на лёд. Услышал, как она хохотнула, и поплёлся домой.
Глава 15. Драка
Шёл и думал, что странно как-то обошлось всё, без Кабанова и остальных. Драка отменилась неожиданно. От мороза слипались ноздри. Я вдохнул ледяную свежесть, и приятный холод скользнул внутрь меня. Звёзды, как спутники моего настроения, светили мутно. И казалось, что, кроме меня, во всей Мотве больше нет ни души.
И вдруг откуда-то раздался громкий свист и крики:
– А вот и наш новенький!
– А ну стоять, Толкунов!
– Тебе говорим, стой, зараза!
Я остановился. Крики раздавались со стороны заброшки. Я там никогда не был. Дорожка от фонаря вела прямо к этому зданию. И я увидел, как навстречу мне вывалилась вся компания Кабанова.
Он улыбался:
– А мы думаем, куда делся наш одноклассничек, обыскались. Решили, что сбежал.
– Да он Кравцову, наверное, провожал!
– А-а-а, вон как. Ну сейчас и потолкуем обо всём.
Я засунул руки в карманы, прикидывая, будет ли это драка один на один или же этим дело не обойдётся.
Кабанов махнул:
– Иди сюда, Толкунов. Поговорим.
Я услышал, как заржали Мухин, Трубицын и Оганесов.
Я вышел на свет фонаря и прошёл в их сторону.
Кабанов сплюнул:
– Я думал, ты нормальный.
– Вроде я нормальный.
– Не-а. Ты скользкий. Короче. Давай так. Сегодня, прям сейчас, дерёмся.
– Ну ок.
– Ну ок.
И мы пошли в сторону заброшки. В меня кто-то бросил то ли камнем, то ли куском льда. Я усмехнулся. Ненавижу, когда что-то исподтишка делается.
– Я вижу, вы все нормальные. Настоящие, честные.
Кабанов просипел:
– Не трогайте его, у нас драка. Драка сейчас будет. Валим к заброшке.
Пока мы шли к заброшке, я замёрз. Включённый телефон завибрировал, и я видел, что это звонит отец. Трубку я не взял, и Кабанов юморнул:
– Толкунов, ты в розыске у родаков, что ли?
– Нет, всё нормально.
Кто-то хихикнул. Мне не было страшно, но если бы со мной были Тёмка и Артурик, я бы чувствовал себя классно.
И я вспомнил про Макса. Кажется, я мог его позвать, но это всё равно ничего не решило бы. Он, как ни крути, вампир, а я человек. Значит, надо самому.
Что он мог сделать в такой ситуации, даже если бы видимым стал?
Ну победил бы всех своей мощью, а я всё равно остался бы слабаком, который так и не подрался. И я зачем-то вспомнил Мелованову, её очки, её отца. Запахло этим самым борщом. Ну и городишко!
Я сжал кулаки – драться так драться.
И вдруг у заброшки мы увидели человек семь мальчишек. Кое-кого я узнал. Они учились в других классах. Были и наши из параллели, и старшаки. Были и те, кого я не знал.
И тут самый внушительный из них хохотнул:
– О, Кабан и его команда. Ну наконец-то! Теперь мужские разговоры. Так?
Я глянул на Кабанова и остальных. Они все как-то съёжились. Холод стал не просто зимним, а парализующим, страшным. Я стал считать, сколько нас против них: я, Кабанов, Трубицын, Мухин, Оганесов, Рой и Топчанов. Так, их точно семь. В себе я не сомневался, как дерутся остальные – не знал.
И вдруг тот самый, что комментировал Кабанову ситуацию, резко подбежал к нему и со всей дури зарядил ему по носу, слева. Кто-то бросился на Мухина, остальные тоже смешались.
Я даже не понял, как и меня стали бить. Тут повалил снег. Я как будто взбодрился от этой метели.
Кто-то ударил меня по уху.
В глаза полетели те самые мутные звёзды.
Драка на ринге – моя стихия. Я вспомнил Пих-Паха. Вернее, не так, я ничего не вспомнил. В каком-то полусознании слышал команды тренера: уворачивайся, отступай. Бей, бей, бей!
Сплюнул солёную слюну, увидел, как Кабанов бухнулся, вслед за ним Мухин. Кабанов стал подниматься, отвешивая удары, которые попадали в воздух. Старшеклассник попал Кабанову в ухо. Я стал молотить кулаками и пробираться к ним.
Кто-то толкнул меня. Я упал, по лицу прошёлся чей-то ботинок.
Я вскочил. Снова руки стали разбрасывать забытые удары. Кто-то бухнулся, кто-то пёр на меня, но я отвешивал удары без остановки. Бах, бах, бах!
Голос, что до этого что-то кричал Кабанову, заорал своим:
– Да ну их к чёрту, пошли отсюда!
И они действительно ушли.
Вскоре остались только мы. Одноклассники и я. Мухин сидел на земле. Кабанов приложил к щеке ладонь. Оганесов стал трясти меня:
– Толкунов, живой? Как ты?
Я кивнул. Казалось, вся та тяжесть, что я носил в себе с первого сентября, вытряхнулась из меня, упала на землю. Я огляделся. Все мы были похожи на растрёпанных петухов, только вместо перьев валялись куски курток, грязи, злобы.
Мухин бросил:
– Ну ты вообще, Толкунов, бешеный. Дерёшься зачётно.
Кабанов сплюнул:
– А чё молчал, что рубишься как профи?
Я взялся за уши. Они горели сильнее пожара. Во рту всё ещё оставался ржавый привкус металла.
– Вы не спрашивали.
И тут Трубицын загоготал. Его смех подхватили все – Мухин, Оганесов, Рой, Топчанов. К ним присоединился Кабанов.
Молчаливый Топчанов промычал:
– Вот это, Кабан, ты бы отхватил, так что мамка не горюй, если б не Толкунов!
Кабанов дёрнул шеей влево-вправо и пробасил:
– Короче, нашу драку, Толкунов, можем считать состоявшейся.
Я пригладил уши.
– А я не против, если надо ещё, отсыплю.
Мухин включил колонку. Запела олдскульная группа «Каста»: «Моя игра, моя игра, она мне принадлежит и таким же, как и я…»
Оганесов стал раскачивать рукой, и я спросил:
– А что это за схватка титанов только что была?
Кабанов сплюнул:
– Что же ты думаешь, вся школьная жизнь заканчивается нашим классом? С соседями и старшеклассниками у нас давние счёты.
Снова зазвонил отец, и я быстро отправил ему эсэмэску: «Я на дискотеке».
И получил мгновенное «ок» в ответ.
Я накинул капюшон и сказал:
– У вас тут прямо лихие девяностые.
Рой свистнул и скопировал Капитошу:
– У нас тут жизнь, братец!
Все опять загоготали, и Кабанов спросил:
– У тебя чё, с Кравцовой серьёзно?
Я ухмыльнулся:
– Полный ноль. Я из вежливости её проводил.
Трубицын спросил:
– Как объяснять наш видок родителям будем? Рожи у вас что надо.
Кабанов сказал:
– Ты на свою глянь, такая же. Слышь, Толкунов, ты вот объясни нам, почему ты из себя лопуха строил, когда рубишься что надо?
Я посмотрел на одноклассников. Они все ждали моего ответа. И я выдохнул. Что-то врать или приукрашивать не имело никакого смысла. Поэтому я выложил всё как на духу. Ну, всю историю моего ростовского падения. Мухин и Рой всё время присвистывали, а Кабанов качал головой.
Когда я замолчал, он спросил:
– Так и чё, друзья твои так просто взяли и перестали общаться? Вот так легко?
Я снова сглотнул. Этот же вопрос задавал себе сто тысяч раз. Я оправдывал их, ненавидел, искал какие-то причины.
Но Кабанову ответил, почти не размышляя:
– Кажется, да.
Он протянул мне руку:
– Мир?
Я встал, втянул крепкий, морозный воздух:
– Мир.
Потом ко мне подошли поочерёдно все мальчишки. Никто не хотел ничего выяснять. Да и ни к чему всё это теперь было.