Тут слышу – мой сосед по парте голос подал. Я ведь в этих мыслях даже отвлёкся от тётки и его магических фокусов. Слышу, он мне ехидненько так говорит:
– Не понимаю, как ты меня можешь видеть, если из-за колбасы колбасишься?
Главное, сказал он это на весь класс, но никто и ухом не повёл. Я по инерции крикнул:
– Чего-о?
Географичка сразу замолчала, очки на нос натянула и спросила:
– Анатолий, это ко мне вопрос был адресован?
Тут Кабанов вставил свои пять копеек:
– Ирина Леонидовна, вы на него внимания не обращайте, он сам с собой, как все городские сумасшедшие, разговаривает.
Мой сосед по парте выпустил своё синее пламя из ладони в лоб Кабанову. Тот ойкнул и замолчал.
Географичка снова поправила очки и ответила:
– Что за шутки у вас, ребята? Посерьёзнее, олимпиада на носу!
Я слегка повернулся к соседу. Он мне сказал:
– Ты лучше вообще пока сиди молча и слушай. Меня, кстати, Максом зовут.
Я хотел ответить, но осёкся, а Макс как будто прочёл мои мысли и продолжил:
– После уроков у гаражей за стадионом встретимся и поговорим. Да не волнуйся ты по поводу Кабанова. Сегодня он с тобой точно драться не будет. Угомонил я его. Ты же видел. И остальные тоже не пойдут. Куда он, туда и все. Понял меня? Встречаемся у гаражей.
Я тихонько кивнул. Макс встал и, будто так и надо, открыл двери и вышел из класса.
Географичка бросилась закрывать их, приговаривая, что замок давно барахлит и надо бы у завхоза новый получить.
До конца урока я сидел и пытался понять, что за ерунда творится вокруг меня. Кто такой этот Макс, как разруливать историю с Кабановым и какого рожна всё это на меня навалилось. А ещё я думал, как закрыть контейнер с колбасой. Потом плюнул на всё, наклонился и спокойно сложил бутерброды. Кабанов и остальные, конечно, поглядывали на меня, но мне уже было всё равно.
Глава 4. Лена Мелованова
После географии началась физкультура. У меня с собой формы не оказалось, и физрук посадил меня журнал заполнять. Тут сразу соблазн возник пару двоек Кабанову от души поставить, но делать я этого не стал. Не по-человечески это всё же.
Рядом со мной на скамейку уселась та самая девчонка, которая стороной ото всех держалась. Она то ли с больничного пришла, то ли ещё чего, в общем, сидела тоже, ничего не делала, книжку братьев Стругацких читала.
Я журнал заполнил, кручусь, думаю: сейчас если физруку скажу об этом, он что-нибудь новое бесполезное для меня найдёт.
Говорю этой девчонке:
– Тебя как зовут?
Она отложила книжку на лавку, сняла очки и стала на меня таращиться. А я на неё.
И я заметил, что глаза у неё тёмно-синие и такие большие, как футбольные мячи в спортзале, а нос маленький и ровный.
Потом она поняла, что вопрос к ней адресован, и тихонечко пискнула:
– Лена Мелованова.
Я закинул ногу за ногу, ручку посредине журнала оставил и спрашиваю:
– Как вообще у вас тут дела в школе обстоят?
Лена пожала плечами и ответила:
– Даже и не знаю, что сказать. Нормально, наверное.
Я почесал затылок.
– Ты прям заболтала меня, Лена Мелованова. Рассказываешь – не остановить.
Она улыбнулась, пожала плечами:
– Я не совсем тебя понимаю.
– Да я тоже не понимаю, не только тебя, вообще ничего пока не понимаю.
Она поправила косу.
– А что же ты хочешь понять?
– Ну, например, хочу понять, почему весь класс как будто одной, общей жизнью живёт, а ты вроде бы и не с ними. У тебя здесь друзья, кроме братьев Стругацких, имеются?
Лена глянула в зал, прищурилась, как все, кто плохо видит, и хотела ответить, но голос физрука прервал её:
– Толкунов, я, кажется, тебе дал задание. Или ты что, уже всё сделал?
Я взял ручку и ответил:
– Иван Иванович, так я ж, наоборот, чтобы чего не напутать, у Меловановой консультируюсь. Я пока всех имён и фамилий не знаю, а вот тут неразборчиво кое-что написано.
Физрук кому-то свистнул в свисток и крикнул мне:
– Что ж там непонятного-то?
– Ну вот, например, фамилия Кабанов нечётко написана, до конца неясно, Кабанов или Кобанов. Я вот, чтобы верно написать, уточняю.
Сбоку я услышал смешок Лены, а Кабанов как будто бы случайно мячом по лавке, где мы сидели, попал.
Физрук засвистел ему, а потом махнул в мою сторону:
– Пиши уже, грамотей, так, чтобы до конца урока успеть!
Я склонился над журналом, делая вид, что продолжаю заполнять, а Лена мне сказала:
– Ловко ты выкрутился, Толик.
И как-то так она мягко и хорошо произнесла моё имя, что я опять ручку положил и улыбнулся:
– Ну знаешь, Елена Прекрасная, как говорил мой дед: хочешь жить – умей вертеться.
Она снова хихикнула:
– Ты только при других девчонках меня Еленой Прекрасной не назови, этот титул уже занят.
– Серьёзно? И кем же?
– А вон, посмотри, в розовом спортивном костюме бегает девочка. Эта Алёна Кравцова. Самая красивая девочка в школе, наша Елена Прекрасная.
Я глянул вначале на Лену, которая отчего-тоочки не надевала, а продолжала щуриться, разглядывая девчонок, гоняющих мяч, а потом присмотрелся к той самой Алёне. Ничего такая, нормальная: белые кудряшки, на кофте Микки Маус. Она мне нашу ростовскую Светку Александрову напомнила. Та тоже самая-самая, носом от гордости за потолок цепляется.
Я зевнул и ответил Меловановой:
– В общем, я решил вашу Прекрасную разжаловать, а на её место тебя назначить. Именем Российской Федерации объявляю тебя, Лена Мелованова, Еленой Прекрасной!
И отчего-то я так громко заорал это, что все в зале на меня уставились, а потом ржать начали.
Лена покраснела, а Кабанов крикнул:
– Ну вот наше чучело и городской сумасшедший и обрели друг друга!
Все заржали ещё больше.
Физрук засвистел в свисток, и я стал молча дописывать фамилии класса.
Мелованова снова в очки свои нырнула и в книжку вцепилась. Алёна с двумя девчонками стала мимо нас круги нарезать и на Мелованову злобно поглядывать, а на меня – с ухмылочками.
Я ещё подумал – нечистое тут дело, надо потом будет выяснить, чего у них творится с Меловановой.
Потом вспомнил про Макса и вздохнул.
Вляпался в новые истории.
На следующих двух физиках я сидел молча. Всё с доски списывал, а потом самостоятельную работу решал.
Вместо ОБЖ меня к медсестре послали на осмотр. Медсестра у меня пыталась вшей разыскать, с прищуром на меня смотрела, как будто я из Ростова насекомых прихватил. Вот честно, такое чувство, что медсестёр в школу набирают специально каких-то подозрительных.
Когда я её назвал женщиной – я ведь не знал её имени-отчества, – она меня чуть не убила взглядом:
– Какая я тебе женщина, Толкунов? С ума сойти от тебя можно!
А у меня, как назло, вырвалось:
– Ну не мужчина же вы!
Она обиделась:
– Маргарита Генриховна я, а ты, а ты… свободен. К директору зайди, ждёт тебя.
И я поплёлся к нему в кабинет, немного напрягаясь.
Игорь Капитонович прочёл мне лекцию под названием: «Добро пожаловать к нам, братец. Будь здоров, братец. Не нарушай устав школы, братец».
Я сидел и кивал, а сам от нетерпения сгорал. За гаражами меня должен был ждать Макс. От него я надеялся хоть что-то узнать вменяемое. Хотя сложно было назвать вменяемым самого Макса, да и меня, видевшего его.
Глава 5. Максим Ракитин
В общем, после этого нуднейшего разговора я рванул за гаражи. Рюкзак предусмотрительно прихватил заранее, куртку, минуя сонного вахтёра, вытащил из раздевалки, на ходу проглотил бутерброды. Не было сил терпеть голодную песню желудка.
Металлические гаражи представляли из себя странную конструкцию: рядом стояли два квадратных гаража, метрах в пяти – ещё два, а между ними был узкий коридор, закрытый листами шифера. С одной стороны кусок шифера откололся, и можно было легко пролезть внутрь. Откуда-то пахло костром и прелыми листьями, а по небу плыли розоватые облака.
Я вдохнул дым, который ветер донёс до гаражей, и прежде чем выдохнул, услышал сиплый голос Макса:
– Ты чего там, застыл, что ли? Давай быстрее залазь, пока никто не пришёл.
Я аккуратно пролез – не хотелось сразу же порвать штаны или куртку – и просто обалдел. Внутри было отличное место. Пара пеньков, длинное бревно и даже деревянный стул со спинкой. На нём восседал Макс и что-то разглядывал в подзорную трубу. Потом он повернулся ко мне и стал рассматривать через трубу меня.
Я спросил:
– Ты кто – зомби-пират или человек-невидимка, колдун или кто-то из местной нечисти? А может, у меня с головой не всё в порядке? От того, что я тебя вижу, у меня башка дымится.
Макс сложил трубку, потёр подбородок и выдохнул:
– Честно говоря, Толкунов, я тоже не понимаю: что ты за сбой в системе? Садись вон на пенёк, съешь бутерброд.
– Да съел я уже.
– Да знаю, это я так, фигурально выражаюсь.
– А если придёт кто? Что вообще обо мне подумают? Ну точно городской сумасшедший – сидит один за гаражами, сам с собой беседует.
– Да не придёт никто. Говорю ж, садись.
И я сел, а Макс поправил олимпийку и начал вещать:
– То, что ты меня видишь, это какая-то нелепость. Никто из людей вот так просто нас, вампиров, видеть не может…
У меня против воли вырвалось:
– Чего-о?
– Да не чегокай ты, говорю же, слушай!
– Да как это слушать можно? Ты не больной ли часом, дружище? Вампиры, вообще-то, с клыками и кровь пьют… В кино и книгах так, по крайней мере. Как в дурдоме – я не знаю…
Договорить я не успел. Показалось, что по мне заряд тока пробежал. Я аж ойкнул, а Макс прям раздражённо так сказал:
– Ещё раз перебьёшь, мало не покажется. Так вот, я вампир. Самый настоящий вампир, какие только бывают. Те, кто пьют кровь, тоже, конечно, существуют, но они самые примитивные виды, низшие существа. Я вампир энергетический. Питаюсь я вовсе не кровью, а энергией. Это, если сравнить, напоминает зарядку от электрической розетки.