ими и даже аккуратными. Я стал считать их и улыбнулся от этой бессмысленной затеи.
Так же тихо она открыла калитку. Псина с серебристой шерстью бросилась к ней, виляя хвостом, но, заметив меня, стала громко лаять. Лена подошла к собаке, поймала её за поводок, придержала у будки:
– Тише, Буянушка, свои-свои. Ты, Толик, проходи скорее к двери. Пёс наш – старый охранник, чужих не любит, да и редко кто к нам заходит. Ну-ну, Буян, хватит уже, показал Тольке, какой ты сторож опытный!
Когда мы вошли в дом, я почувствовал странный, но приятный запах. Мне кажется, все дома имеют свой аромат. В этом – пахло мятой, грибами, деревом и уютом.
В коридоре стоял резной сундук, а над ним на стене красовалась такая же вешалка. Ленка взяла у меня рюкзаки, поставила на сундук, повесила свою и мою куртки. Достала мне из шкафа вязаные тапочки и весело скомандовала:
– Обувайся, мой руки, и будем спасать тебя от голодного обморока. Как твой желудок, к песням ещё не готов?
Я прицокнул:
– А ты у нас, оказывается, юмористка! Тебе не в олимпиаде по географии, а в стендапе участвовать надо. Желудок в порядке, он у меня не дурак, про борщ понял.
Пока Мелованова организовывала обед, я стал изучать комнату. Около одной из стен находился камин из кирпича, большой, с кованой решёткой. Половицы были широкими, покрытыми лаком, сквозь который причудливыми рожами смотрели сучки. Около окна стоял широченный комод, на котором расположились фотоснимки, чучело неизвестной мне птицы и несколько книг. Над комодом висели рога – я даже присвистнул. На подоконниках выстроились горшочки с геранью и фиалками.
Я плюхнулся в мягкое кресло и стал изучать фотографии. Ленка вошла и сказала:
– Это мой отец с дедом на охоте. Дед умер уже давно, я его никогда не видела. Он тоже, как и отец, мебель делал.
– Ого, серьёзные люди. А цветы кто разводит?
– Это я с собой привезла. Они мне о маме напоминают. Мама их очень любила, она разговаривала с ними. Перед её смертью цветы вянуть стали, еле их спасла. А здесь ничего, отошли. Я борщ разогрела, пойдём?
– Как говаривал мой дед, с превеликим удовольствием.
Кухня была похожа на картинку из сказки про богатырей или медведей. Массивный стол, не стол, а столище. Такие же точно табуретки, шкафы и лоскутный коврик.
Ленка разлила по тарелкам красно-оранжевый борщ и посыпала сверху укропом. Тут мой живот вспомнил о песнях, забурчал в голос.
Ленка улыбнулась:
– Вовремя я тебя позвала к столу. Ты какой хлеб будешь – чёрный или белый?
– И тот, и тот.
Она достала сметану, чеснок, горчицу, нарезала сало и хлеб. Поставила на печку чайник. Протянула мне салфетку и ложку:
– Приятного аппетита, Толик.
Глава 11. Неожиданные родственники
Я кивнул, размешал в густом борще сметану, откусил чёрную горбушку, посыпанную тмином, подул на ложку. Живот благодарно успокоился, и я закрыл от удовольствия глаза.
Медленно прожевал и сказал Ленке:
– А теперь, краса-девица, на тебе хочу жениться.
– Кто это у нас тут жениться на Ленушке собирается?
Я аж вздрогнул от мужского баса, что раздался за моей спиной.
Ленка положила ложку, соскочила со стула, надела очки, затараторила:
– Пап, знакомься, это мой одноклассник Толик Толкунов. Он новенький у нас, недавно из Ростова приехал. Мы к олимпиаде готовиться пришли и пообедать решили…
Я обернулся. На меня пристально смотрел мужчина, похожий на медведя – здоровый, с бородой, в вязаном свитере и джинсах. Кулаки у него были больше, чем у нашего тренера по боксу. Я ещё подумал, что лучше с таким дружить, а иначе мало не покажется. Рядом с ним стояла женщина: маленькая, рыжая, как лиса. Улыбалась.
Я тоже встал и зачем-то откусил кусок чеснока, сморщился и сказал:
– Очень приятно.
И мужчина, и женщина засмеялись. Отец Ленки протянул мне руку:
– Да ты отважный парень, Анатолий Толкунов. Те, кто так лихо с зубчиками чеснока управляется, на дороге не валяются. Так что соглашайся замуж, Ленушка, не раздумывая. Меня можешь дядей Славой звать, будущий зятёк.
Ленка стала краснее борща, прикусила губу. А женщина подмигнула мне и сказала:
– Значит, свадьбы вместе, что ли, справим? Я Надежда, ну или тётя Надя, как тебе больше нравится.
Честно признаться, я от того, как чеснок мне нос продрал, чуть не заорал, но сдержался. Даже сделал вид, что для меня головки чеснока молотить – плёвое дело.
Пожал руку Ленкиному отцу и ответил:
– Ну а чего, я от своих слов не отказываюсь, свадьба так свадьба. Правда, после школы, иначе нас попрут из ЗАГСа, мы ж несовершеннолетние. Мне, кстати, Надежда больше нравится, так вас и буду называть.
Ленкин отец подошёл к Меловановой, положил ладонь на плечо и сказал:
– Ну ладно, пошутили и хватит, засмущали совсем нашу Ленушку. Там на наши носы борщ остался ещё, вместе пообедаем?
Ленка кивнула, хотела вскочить к кастрюле, но Надежда остановила её:
– Кушайте, я сама.
И мы стали все вместе есть, а потом чай пить. Отец у Ленки хоть и казался суровым, но, по правде сказать, нормальным дядькой был. Рассказывал что-то о зимней охоте: как чуть в ловушку не угодил, как кабан его на дерево загнал, ну и всякие похожие истории. Только Ленка молча сидела. Потом ещё дочка Надежды прискакала, тоже рыжая, точь-в-точь как мать. Иркой звать. Шустрая такая, хохотала всё время.
Я тоже байки всякие травил, нормально, в общем, посидели. Я давно так не обедал. И вдруг ни с того ни с сего мне по видео-связи отец позвонил. Сто лет ни слуху ни духу, а тут зарядил. Настойчиво так – раз, два, три. Мне и взять трубку неудобно было за столом, и не взять тоже, вдруг что-то важное?
Дядя Слава поднял одну бровь, глядя, как я напрягся, и спросил:
– Кто там тебя разыскивает, Анатолий?
– Отец звонит из другого города.
– Так отвечай, чего замер. Заодно и познакомимся с будущим родственником.
И я ответил, куда ж деваться:
– Пап, привет! Я тут, ну, не один, в общем, в гостях у одноклассницы своей.
И стал показывать ему всю компанию, так, от неожиданности:
– Это вот Лена, знакомься. Это её папа, дядя Слава, это Надежда и Ира.
Вы бы видели лицо моего папы!
– Ох, как вас много! Доброго всем дня.
А Ленкин отец ему и говорит:
– Тут у нас целая свадьба намечается, так что будем знакомы.
У моего папы не то что глаза на лоб полезли от этих слов – челюсть отвисла. Он хохотнул и ответил:
– Рад семейному знакомству. Я Илья. Что ж, значит, пора приданое готовить?
А Надежда отвечает:
– Приданое мы готовим. Так, кажется, полагается.
И все начали смеяться, а Ленка из-за стола сбежала. Я с папой наскоро попрощался и пошёл за ней. Говорю:
– Ну ты чего на шутки обижаешься? Это ведь всё, чтобы стеснение побороть. Я с отцом своим сам-то не очень разговариваю в последнее время.
А она стоит, цветы поливает и мне отвечает тихо:
– Тебе, наверное, уже домой пора, Толик? Иди, ладно?
Я кивнул, всем до свидания сказал, и Ленкин отец пошёл меня провожать, чтобы Буян не устроил мне буяна. Он вышел вместе со мной за калитку, прошёл пару метров, протянул руку, и я пожал её.
Тогда он сказал:
– Ты приходи к нам ещё в гости, Анатолий. Приходи, когда хочешь, ты ведь теперь член семьи почти.
Он улыбнулся, но глаза у него смотрели без радости куда-то сквозь меня. Он помедлил, а потом добавил:
– Ленушка, она, кажется, в тебе настоящего друга нашла. Ты уж не подкачай, родственник.
Махнул рукой и исчез за калиткой. А я поплёлся домой. Пока мост перешёл, вся Мотва действительно, как будто напоминая о своём названии, синей стала, точно в советском мультфильме про Снежную королеву, таком, с мутноватой плёнкой. И небо повисло низко, стало, как черничное варенье, густым, плотным, только луна и звёзды разбавляли его темноту. Мороз кусал, и от дыхания появлялся пар.
Я шёл и думал, что Ленка похожа на свои фиалки. Такая же беззащитная и тоненькая, и что только в окружении цветов с подоконника она и может жить, а если вытащить её на этот мороз, к этому небу, к миру, то она сразу же зачахнет, скукожится. Ей проще так и стоять на подоконнике, поэтому она и хочет невидимкой быть. И эти уродские очки она носит как защиту от остального мира.
А ещё я шёл и думал, что мысли у меня дурацкие и что Ленка очень хорошая – близкая, настоящая.
Глава 12. Перемены
Я решил, что сам вызовусь добровольцем на олимпиаду по географии. Вообще, конечно, всех туда записали, первый этап же в нашей школе, а там неважно, как напишешь. Капитоша ходит, кашляет, лысину поглаживает: «Давайте, давайте, братцы, грызите этот географический гранит науки. Честь школы превыше всего!»
Но всё это для видимости. Все ведь понимают, что в другую школу на городской этап отправят только пятёрку лучших учеников.
Я пока к лучшим никак не относился. Да если так подумать, только Ленка и относилась к лучшим, остальные так, как говорит Капитоша, «имитация бурной деятельности». Старшеклассников для этой муры не трогали, потому что они к выпускным экзаменам готовились. Вот поэтому мы и оказались самыми лысыми. Мне эти олимпиады по боку всегда были, потому что толку от них никакого. В костюмчике на линейке покрасоваться – это не моё. Вот на ринге победить – дело другое. Там не спишешь, не вызубришь – техника, преодоление и бой с тенью, в смысле, с ленью.
Но после всех этих историй, которые одна за одной на меня обрушились, решил, что ли, наказать себя так. Или замену боксу найти и Мелованову хоть как-то поддержать. А ещё, если по правде, победить мне тоже немножко захотелось.
Короче говоря, с того дня засел я за карты, атласы и учебник. Мама c бабушкой от радости на цыпочках ходить стали вокруг меня, приговаривая друг другу: «Тише-тише, Толик занимается!»
Тут ещё с Максом и в школе странные дела твориться начали. Вернее, Макса я почти не видел. Он только мне сообщил, что у него «полный завал с нечистью и прочими вампирами». Я, естественно, толком ничего не понял, хотел с ним, а он врать не захотел, объяснять не стал, только хихикнул: