х до барьера. Затем, будто бы целясь в ногу Александра Сергеевича, он, Дантес, «страха ради» перед беспощадным противником, не сообразил, что при таком прицеле не достигнет желаемого, а попадет выше ноги. Le diable s’en est mele» (черт вмешался в дело), – закончил старик свое повествование, заявляя, что просит Давыдова передать это всякому, с кем бы его слушатель в России ни встретился.
Выслушав Василия Денисовича, я припомнил слова моей матери: «Не поверю, чтобы Дантес рассчитывал умертвить брата. Тут, по-видимому, сам дьявол повернул руку Геккерена…»
Кончиной дяди-поэта и заключается первый отдел моих тридцатидвухлетних воспоминаний. События же, обнимающие период времени с февраля 1837 по 1848 год, когда дед мой, Сергей Львович Пушкин, переселился в вечность, вошли в состав второго отдела, который, если позволят обстоятельства, я также со временем напечатаю, предполагая, что он может показаться небезынтересным для многих, касаясь дальнейшей судьбы родных и друзей Александра Сергеевича.