Омары оказались великолепными, с большими клешнями. «Шабли» нам подали тоже очень неплохое — «Гран Крю Бутрос». Я очень люблю хорошее «шабли», не только сухие сорта «Гран Крю», но и некоторые из «Премьер Крю», в которых чуть больше сахара. За едой мы с Ясмин обсуждали нашу стратегию. Я был убежден, что ни один мужчина не способен устоять перед ослепительной красотой и обаянием Ясмин. Каким бы дряхлым стариком он ни был, он не сможет равнодушно смотреть на нее. Где бы мы ни появились, я видел подтверждение этому. Даже учтивый администратор гостиницы с обычно каменным лицом повел себя весьма странно при виде Ясмин. Я внимательно наблюдал за ним и видел, как загорелись его черные глаза, изо рта высунулся кончик языка и прошелся по верхней губе, как его пальцы нервно теребили наши регистрационные бланки, и в довершение ко всему он выдал нам не те ключи. Да, от нашей блистательной Ясмин исходили мощные волны сексуальности. Она сама была чем-то вроде человеческого пузырчатого жука, и, как я уже говорил, никакой мужчина не способен равнодушно пройти мимо нее.
Но от всей ее сексуальности не будет никакого проку, если девушка не сможет пробиться к клиенту. Суровые домработницы и не менее суровые жены могут создать нам проблемы. Однако мой оптимизм основывался на том, что нашей целью являются главным образом художники, музыканты и писатели. Другими словами, люди искусства. А насколько мне известно, нет ничего проще, чем попасть в дом к человеку искусства. Даже самые великие из них, в отличие от бизнесменов, обходятся без сторожевых псов в обличье неприступных секретарей и начинающих гангстеров в черных костюмах. Крупные бизнесмены и им подобные живут в бункерах, к которым можно пробраться только через длинные тоннели и бесконечные комнаты, где за каждым углом притаился Цербер. Люди искусства чаще всего живут в одиночестве и обычно сами открывают дверь, когда ты в нее звонишь.
Но, прежде всего, надо решить, зачем Ясмин вообще звонит в эту дверь.
Значит, так. Она молодая англичанка, изучает искусство (музыку или литературу, в зависимости от обстоятельств), работы месье Ренуара, Моне или Стравинского произвели на нее неизгладимое впечатление, и она специально приехала из Англии, чтобы повидать великого мастера, засвидетельствовать ему свое почтение, вручить ему маленький подарок и вернуться домой. Вполне логично.
— Благодаря этому, — сказал я Ясмин, расправляясь с последней сочной клешней омара…
А кстати, вы испытываете восторг, когда вам удается целиком извлечь розовую мякоть из клешни? Для меня это маленькая личная победа. Может, это глупо, но я так же чувствую себя победителем, если мне удается достать грецкий орех из скорлупы целиком, не разломав его на две половинки. Между прочим, каждый раз, когда я беру в руки грецкий орех, то стремлюсь к этой маленькой победе. Жизнь становится веселее, если проводить ее в игре. Но вернемся к Ясмин.
— Благодаря этому, — говорил я, — в девяносто девяти случаях из ста тебя пригласят в дом или в студию. Уверен, что, увидев твою улыбку и сладострастное личико, никто из этих ребят не сможет тебя прогнать.
— А их сторожевые псы или жены?
— Думаю, ты прорвешься. Они могут сказать тебе, что он занят, и предложат вернуться, скажем, в шесть часов. Но в итоге ты все равно добьешься своего. Не забывай — ты проделала долгий путь только для того, чтобы выразить им свое почтение. Ты должна обязательно подчеркнуть, что зайдешь всего на несколько минут.
— Девять, — ухмыльнулась Ясмин. — Всего на девять минут. Когда начнем?
— Завтра, — решил я. — Сегодня я куплю машину. Нам она понадобится для передвижения во Франции и Европе. А завтра поедем в Эссуа, и ты познакомишься с месье Ренуаром.
— Ты никогда не тратишь время зря, да, Освальд?
— Видишь ли, дорогая, — сказал я, — как только я сколочу себе состояние, то всю оставшуюся жизнь я намерен заниматься пустой тратой времени. Но до тех пор, пока деньги не окажутся в банке, я буду очень упорно работать. И ты, кстати, тоже.
— Сколько нам потребуется времени, как ты думаешь?
— На то, чтобы сколотить состояние? Ну, лет семь — восемь, не больше. Не так уж и много, если подумать, что потом можно ничего больше не делать до самой смерти.
— Верно, — согласилась Ясмин. — Кроме того, я получаю удовольствие от всего этого.
— Знаю.
— Но самое большое удовольствие, — продолжала Ясмин, — я получаю от мысли, что мною овладеют все величайшие люди мира. И все короли. Это возбуждает мою фантазию.
— Пойдем купим французский автомобиль, — закончил разговор я.
На этот раз я купил восхитительный четырехместный «Ситроен-Торпедо» в 10 лошадиных сил, новую модель, недавно сошедшую с конвейера. Покупка обошлась мне в 350 фунтов во французском эквиваленте. Именно такую модель я и хотел. Хотя багажное отделение в ней не предусматривалось, на заднем сидении было достаточно места для всего моего оборудования и чемоданов. Это был туристский автомобиль с откидным верхом, который поднимался меньше, чем за минуту. Темно-голубой, цвета королевской крови, красавец развивал скорость 90 километров в час.
На следующее утро мы отправились в Эссуа с моей дорожной лабораторией, размещенной на заднем сиденье «Ситроена». Сделали остановку в Труа, где съели выловленную в Сене форель (я съел две, уж больно она была хороша) и выпили бутылку местного вина. В Эссуа мы прибыли в четыре часа дня и остановились в небольшой гостинице, названия которой я не помню. Как и раньше, свою спальню я вновь превратил в лабораторию, подготовив оборудование для тестирования, смешивания и замораживания спермы, а потом мы с Ясмин отправились на поиски месье Ренуара. Найти его оказалось несложно: портье дал нам самое подробное описание.
После года, проведенного в Париже, я свободно говорил по-французски. Ясмин тоже неплохо изъяснялась: в детстве у нее была гувернантка-француженка.
Мы отыскали дом Ренуара без особых хлопот. Белое деревянное строение средних размеров стояло посередине ухоженного сада. Я знал, что главная резиденция великого художника находилась южнее, в Канье, но, очевидно, он считал, что в жаркие летние месяцы здесь прохладнее.
— Удачи, — напутствовал я Ясмин. — Я буду ждать тебя метрах в ста отсюда на дороге.
Она вышла из машины и направилась к калитке. Я смотрел ей вслед. На ней были туфли без каблуков и кремовое льняное платье, Она открыла калитку и скромно пошла по дорожке к дому, размахивая руками и больше походя на молодую послушницу, которая идет на прием к настоятельнице, чем на женщину, которая собирается вызвать взрыв страсти в разуме и теле одного из величайших живописцев мира.
Был теплый солнечный вечер. Сидя в открытой машине, я слегка задремал и проснулся только часа через два, когда Ясмин опустилась на сиденье рядом со мной.
— Что случилось? — спросил я. — Рассказывай скорей! Все прошло удачно? Ты его видела? Ты получила, что нужно?
В одной руке она держала небольшой бумажный сверток, а в другой — сумочку. Она открыла сумочку, вынула подписанную бумагу и бесценную резиновую штучку и передала их мне, не говоря ни слова. У нее было странное выражение лица, смесь экстаза и благоговения. Казалось, она не слышит моих слов, да и вообще находится далеко-далеко отсюда.
— В чем дело? — заинтересовался я. — Почему ты молчишь?
Она смотрела прямо перед собой сквозь лобовое стекло, не обращая внимания на мои слова. Ее глаза сверкали, безмятежное, почти блаженное лицо, казалось, излучало какое-то странное сияние.
— Господи, Ясмин, — воскликнул я. — Да что с тобой, черт возьми?
— Поезжай, — попросила она, — и оставь меня в покое.
Мы вернулись в отель не разговаривая и разошлись по своим номерам. Я произвел немедленное микроскопическое исследование. Сперматозоиды были живыми, но их количество было небольшим, очень небольшим, и я с трудом сделал десять соломинок. Однако это был десяток жизнеспособных соломинок, примерно на двадцать миллионов сперматозоидов каждая. «Бог мой, — подумал я, — кто-то выложит за них уйму денег в будущем. Они станут таким же раритетом, как первое издание Шекспира». Я заказал шампанское и паштет из гусиной печенки и послал Ясмин записку с приглашением присоединиться ко мне.
Она появилась через полчаса, неся с собой маленький сверток в оберточной бумаге. Я налил ей бокал шампанского и сделал бутерброд с паштетом. Она взяла только шампанское и продолжала молчать.
— Господи, Ясмин, — не выдержал я. — Что тебя мучает?
Она осушила бокал одним глотком и жестом попросила еще. Я снова наполнил ее бокал, она отпила половину и поставила его на стол.
— Ради всего святого, Ясмин! — заорал я. — Скажи, наконец, что произошло!
Она пристально посмотрела на меня и просто ответила:
— Он сбил меня с ног.
— Ты хочешь сказать, он тебя ударил? Господи, мне очень жаль! Он в самом деле побил тебя?
— Не будь идиотом, Освальд.
— Так о чем ты тогда говоришь?
— Я потрясена. Это первый мужчина, который сразил меня наповал.
— Ах, вот в чем дело! Кажется, я начинаю понимать. Боже правый!
— Он просто чудо! — восторгалась она. — Он гений!
— Конечно, гений, поэтому мы его и выбрали.
— Да, но он восхитительный гений. Он так прекрасен, Освальд! Он такой милый, нежный и замечательный. Я никогда не встречала таких людей.
— Похоже, он и в самом деле сбил тебя с ног.
— Совершенно верно.
— Так в чем проблема? — не понял я. — Ты чувствуешь себя виноватой?
— О, нет, — покачала она головой, — Я ничуть не чувствую себя виноватой. Я просто ошеломлена.
— Тебе предстоит испытать еще немало потрясений, прежде чем мы доберемся до конца нашего списка, — сказал я. — Это не единственный гений, к которому ты постучишься в дверь.
— Знаю.
— Ты не собираешься выйти из игры, нет?
— Конечно, нет. Налей мне еще выпить.
Я наполнил ее бокал в третий раз за десять минут.
— Послушай, Освальд, — начала она, потягивая шампанское.