Она едва дышала и не могла говорить. Струйка пота стекала у нее со лба. Глядя на нее, можно было подумать, что она четыре раза обежала вокруг квартала, спасаясь от маньяка с огромным ножом. Я ждал, когда она немного остынет.
— Не волнуйся, — успокаивал ее я. — Не могло же нам постоянно везти.
— Он дьявол! — наконец выдохнула она.
— Что он с тобой сделал?
— Это бык какой-то!
— Рассказывай.
— Он что-то писал на огромном холсте, когда я вошла. Он обернулся, его глаза широко открылись и стали круглыми, как блюдца, и почернели. Он крикнул «Оле!» или что-то в этом роде и двинулся ко мне очень медленно, слегка приседая, как будто собирался прыгнуть…
— И он прыгнул?
— Да, прыгнул.
— Боже правый.
— Он даже не отложил кисть.
— Значит, тебе не удалось надеть на него макинтош?
— Боюсь, что нет. У меня не было времени даже открыть сумочку.
— Вот, черт!
— На меня обрушился ураган, Освальд.
— А ты не могла его как-нибудь успокоить? Помнишь, как ты остановила старика Уорсли?
— Этого ничто бы не остановило.
— Все произошло на полу?
— Нет. Он опрокинул меня на какую-то грязную кушетку, там кругом разбросаны тюбики с красками.
— Ты сама вся в краске. Посмотри на свое платье.
— Я уже видела.
Я знал, что нельзя винить Ясмин за провал. Но все равно разозлился. Это была наша первая неудача, и я надеялся, что их будет не слишком много.
— Знаешь, что он сделал потом? — спросила Ясмин. — Он просто застегнул брюки и сказал: «Благодарю вас, мадемуазель, вы меня освежили. А теперь я должен вернуться к работе». И он отвернулся, Освальд! Ты представляешь? Он просто отвернулся и снова принялся за картину!
— Он испанец, — заметил я, — как и Альфонсо.
Я вышел из машины и пусковой ручкой завел мотор. Когда я сел обратно, Ясмин причесывалась перед зеркалом в машине.
— Стыдно признаться, — заявила она, — но он мне понравился.
— Я так и понял.
— Феноменальная энергия.
— Скажи мне, — спросил я, — а месье Пикассо — гений?
— Да, — ответила она. — Вне всяких сомнений. Когда-нибудь он станет страшно знаменитым.
— Проклятие!
— Но мы же не можем заполучить их всех, Освальд!
— Пожалуй, нет.
Следующим был Матисс.
Ясмин провела у господина Матисса около двух часов, и провалиться мне на этом месте, если маленькая плутовка не вышла оттуда еще с одним полотном. Божественная картина — пейзаж в свойственной ему манере фовизма с деревьями — синими, зелеными и алыми, — подписанная и датированная 1905 годом.
— Потрясающая картина, — воскликнул я.
— Потрясающий мужчина, — воскликнула она. И это все, что я услышал про Анри Матисса, ни слова больше.
Пятьдесят соломинок.
17
Дорожный контейнер с жидким азотом постепенно наполнялся соломинками, У нас были соломинки короля Альфонсо, Ренуара, Моне, Стравинского и Матисса, Но оставалось еще много места. Одна соломинка вмещала в себя всего одну четверть кубического сантиметра жидкости, а сама была чуть толще спички и вполовину короче. Пятьдесят соломинок в металлическом штативе занимали совсем мало места. Я решил, что в контейнере поместится еще три партии, поэтому Ясмин сможет нанести визит Марселю Прусту, Морису Равелю и Джеймсу Джойсу. Все они жили в Париже.
Если у вас сложилось впечатление, что мы с Ясмин посещали наших клиентов почти ежедневно, то вы ошибаетесь. Мы действовали медленно и осторожно. Обычно между посещениями проходила примерно неделя. За это время мне удавалось собрать все необходимые сведения о жертве. Мы никогда не надеялись на авось. Я заранее узнавал все о привычках клиента, его рабочих часах, семье, прислуге, если она есть, и тщательно рассчитывал время. Но даже несмотря на это, Ясмин иногда приходилось ждать в машине, пока жена или служанка не отправятся за покупками.
Следующим мы выбрали Марселя Пруста, ему было сорок восемь лет, и шесть лет назад, в 1913 году, он написал роман «По направлению к Свану», Недавно изданная книга «Под сенью девушек в цвету», встреченная публикой с восторженным энтузиазмом, принесла ему Гонкуровскую премию. Однако месье Пруст вызывал у меня некоторую тревогу. Мое расследование показало, что это весьма странный субъект. Он был богат, независим и тщеславен, он был снобом и антисемитом, он был ипохондриком и страдал от астмы.
Он спал до четырех часов дня, а ночью бодрствовал. Он жил в доме 8-бис по улице Лоран-Пише с верным сторожевым псом — служанкой по имени Селеста. Дом принадлежал знаменитой актрисе Режан, и ее сын жил в картире, расположенной прямо под апартаментами Пруста.
Я выяснил, что месье Пруст отнюдь не обременен моральными принципами и способен с помощью денег и уговоров добиваться хвалебных отзывов в прессе о своих книгах. И в довершение всего он был безнадежно гомосексуален. Ни одна женщина, за исключением преданной Селесты, не допускалась в его спальню. Мне хотелось познакомиться с ним лично, поэтому я добился приглашения на ужин к его близкой приятельнице принцессе Сотцо. Оказалось, внешне месье Пруст ничего из себя не представляет. Черные усики, глаза навыкате и неуклюжая фигура придавали ему удивительное сходство с киноактером по имени Чарли Чаплин. У принцессы Сотцо он без конца жаловался на сквозняк в столовой, вел себя высокомерно и требовал полной тишины, когда говорил. В тот вечер меня поразили два его высказывания, и я их запомнил. О мужчине, который предпочитает женщин, он сказал: «Готов поручиться, он совершенно ненормальный». И еще он заявил: «Любовь к мужчинам свидетельствует о половой зрелости». Короче говоря, он был непростым парнем.
— Минутку, — подняла руку Ясмин, когда я ей все это рассказал. — Будь я проклята, если свяжусь с содомитом.
— А почему нет?
— Не будь идиотом, Освальд. Если он стопроцентный педик…
— Он называет себя «инвертированным».
— Мне наплевать, как он себя называет.
— «Инвертированный» — это очень прустианское слово, — заметил я. — Посмотри в словаре глагол «инвертировать» и ты найдешь определение: «переворачивать вверх ногами».
— Ну уж меня-то он не будет переворачивать, благодарю покорно, — заявила Ясмин.
— Не волнуйся ты так.
— В любом случае, мы напрасно потратим время, — настаивала Ясмин. — Он на меня даже не посмотрит.
— А я думаю, что посмотрит.
— Что ты от меня хочешь? Чтобы я оделась мальчиком-певчим?
— Мы дадим ему двойную дозу пузырчатого жука.
— Его ориентация от этого не изменится.
— Верно, — согласился я, — но он придет в такое сильное возбуждение, что ему будет наплевать, какого ты пола.
— Он меня инвертирует.
— Нет.
— Он точно меня инвертирует, он поставит меня с ног на голову.
— Возьми с собой булавку.
— Ничего не выйдет, — уверяла она. — Если он настоящий педераст, то испытывает физическое отвращение к женщинам.
— Нам необходимо его заполучить, — убеждал ее я. — Наша коллекция будет неполной без пятидесяти соломинок от Пруста.
— Неужели он настолько велик?
— Я в этом уверен. В будущем дети Пруста будут пользоваться огромным спросом.
Ясмин задумчиво смотрела из окна гостиницы на затянутое тучами серое небо Парижа.
— Ну если так, то остается только один способ, — сказала она.
— Какой?
— Ты сам это сделаешь.
Я даже подпрыгнул от изумления.
— Полегче, знаешь ли, — возмутился я.
— Он хочет мужчину, — продолжала она. — Ну что ж, ты — мужчина, ты идеально подходишь: молод, красив, похотлив.
— Да, но я не гожусь на роль мальчика для утех педераста.
— Трусишь?
— Разумеется, нет, Но сбором материала занимаешься ты, а не я.
— Кто это сказал?
— Я не могу иметь дело с мужчиной, Ясмин, и ты это знаешь.
— Он не мужчина, он педераст.
— Черт возьми! — воскликнул я. — Будь я проклят, если позволю этому типу приблизиться ко мне хоть на шаг! Должен тебе сообщить, что даже после клизмы меня трясет целую неделю!
Ясмин разразилась громким смехом.
— Теперь ты еще скажешь, что у тебя маленький сфинктер.
— Да, и я не позволю господину Прусту его увеличить, благодарю покорно.
— Ты трус, Освальд, — подвела черту она.
Мы оказались в тупике. У меня испортилось настроение. Ясмин встала и налила себе выпить. Я последовал ее примеру. Мы сидели и молча пили. Вечер только начинался.
— Где будем ужинать сегодня? — спросил я.
— Мне все равно, — махнула рукой она. — Прежде всего, мы должны решить вопрос с Прустом. Я не позволю этому маленькому содомиту ускользнуть от нас.
— Есть идеи?
— Я думаю, — ответила она.
Я допил свой бокал и налил еще.
— Хочешь? — предложил я Ясмин.
Она отказалась и попросила не мешать ей думать.
— Интересно… Думаю, это сработает, — наконец заговорила она.
— Что?
— У меня появилась одна идея.
— Рассказывай.
Вместо ответа Ясмин подошла к окну и перегнулась через подоконник. Она целых пять минут стояла в такой позе, не шевелясь и глубоко задумавшись. Я молча наблюдал за ней. Потом она вдруг завела правую руку назад и принялась хватать ей воздух, как будто ловила мух. При этом она не оглядывалась назад. Она просто свисала из окна и ловила невидимых мух у себя за спиной.
— Что, черт возьми, происходит? — не выдержал я.
Она развернулась ко мне с широкой улыбкой на лице.
— Отлично! — воскликнула она. — Гениальная идея! Я просто умница!
— Выкладывай.
— Это будет непросто, — сказала она. — Мне придется все делать очень быстро, но у меня хорошая реакция. Я всегда лучше брата ловила мячи в крикете.
— Господи, да о чем ты говоришь?
— Мне придется переодеться мужчиной.
— Никаких проблем.
— Красивым молодым человеком.
— Ты дашь ему жука?
— Двойную дозу, — заявила она.
— Стоит ли так рисковать? Не забывай, как двойная доза подействовала на Уорсли.
— Именно это мне и нужно. Я хочу, чтобы он совершенно лишился рассудка.