Поэтому мне было известно все о процессе изготовления простой пилюли. В 1912 году, когда происходило дело, фармацевты обычно сами изготавливали большую часть лекарств и для этого использовали так называемую машинку для пилюль. С утра я отправился по магазинам и, в конце концов, в переулке на левом берегу Сены нашел лавку, торгующую подержанными фармацевтическими приборами. Там я купил превосходную машинку, которая выдавала двадцать четыре пилюли за раз. Я также приобрел высокоточные аптечные весы.
Затем я нашел аптеку, которая продала мне большое количество карбоната кальция, немного траганта и пузырек кошениля. Вернувшись домой, я расчистил стол в своей комнате и расставил приборы.
Процесс изготовления пилюль довольно прост, если вы с ним знакомы. Основу составляет карбонат кальция, нейтральный и безвредный препарат. Потом нужно добавить точное количество активного компонента — в моем случае, кантарадина. И, наконец, в качестве наполнителя — немного траганта. Наполнитель служит для цементирования всех компонентов. Я отмерил порошки так, чтобы их хватило на изготовление двадцати четырех довольно больших пилюль. Затем добавил несколько капель кошениля — это безвкусный красный краситель. Смешал все компоненты в чашке и загрузил машинку для пилюль. И тут же получил двадцать четыре красные пилюли идеальной формы и твердости. В каждой из них, если я не ошибся в расчетах, содержалось ровно столько кантарадина, сколько помещается на булавочной головке. Другими словами, каждая пилюля представляла собой мощный, мгновенно действующий афродизиак.
Но время для решительных действий еще не наступило.
Я снова отправился на улицы Парижа и нашел изготовителя коробок. У него я купил тысячу круглых картонных коробочек диаметром два с половиной сантиметра, а также вату.
Затем в типографии я заказал тысячу маленьких ярлычков со следующей надписью на английском языке:
ЧУДЕСНЫЕ ПИЛЮЛИ ПРОФЕССОРА ЮСУПОВА
Пилюли обладают чрезвычайной силой. Не принимать часто, иначе вы доведете себя и свою партнершу до полного физического истощения. Рекомендуемая дозировка — одна пилюля в неделю.
Единственный европейский агент О. Корнелиус, 192, Авеню Марсо, Париж
Ярлычки точно подходили по размеру к крышкам моих картонных коробочек.
Через два дня ярлычки были готовы. Я купил тюбик клея и, вернувшись домой, наклеил их на двадцать четыре коробочки и выложил донышки белой ватой. В каждую я положил по одной красной пилюле и закрыл крышку.
Теперь я был готов.
Как вы вероятно уже давно догадались, я решил заняться коммерцией. Я собирался продавать свои Чудесные Пилюли клиентам, от которых в скором времени не будет отбоя. Я стану продавать их по одной в каждой коробочке и назначу за них непомерную цену.
А откуда возьмутся клиенты? Каким образом семнадцатилетний юноша сможет отыскать в чужом городе покупателей на свои чудо-пилюли? О, об этом я даже не беспокоился. Мне нужно было найти всего одного-единственного человека подходящего типа и дать ему попробовать одну пилюлю. Я не сомневался, что восторженный клиент немедленно примчится за второй дозой. Кроме того, он шепнет о пилюлях своим друзьям, и слух о них разнесется со скоростью лесного пожара.
Я уже знал, кто станет моей первой жертвой.
Я еще не успел вам сказать, что мой отец, Уильям Корнелиус, служил на дипломатическом поприще. В наследство он никаких денег не получил, но был искусным дипломатом и умудрялся вполне безбедно жить на жалованье. До недавнего времени он служил послом в Дании, и вскоре ему предстояло новое и более высокое назначение, а пока он занимался какой-то второстепенной работой в министерстве иностранных дел в Лондоне. Британским послом во Франции был в то время некий сэр Чарльз Мейкпис, старый друг отца, и перед моим отъездом из Лондона отец написал письмо сэру Чарльзу, с просьбой опекать меня.
Теперь я знал, что делать, и медлить не собирался. В четыре часа дня, надев лучший костюм, я отправился в британское посольство. Разумеется, я пошел не в общую приемную, а прямо в личные апартаменты посла, которые располагались в том же величественном здании, что и канцелярия, но с тыльной стороны, Дверь открыл лакей в белых бриджах и ярко-красной ливрее с золотыми пуговицами и смерил меня сердитым взглядом. У меня не было визитной карточки, но я все-таки сумел убедить его, что мои родители — близкие друзья сэра Чарльза и леди Мейкпис, и попросил передать ее светлости, что Освальд Корнелиус, эсквайр, явился засвидетельствовать свое почтение.
Меня провели в гостиную, я сел и стал ждать. Через пять минут, шурша шелками, в комнату вошла леди Мейкпис.
— Так-так! — воскликнула она, протягивая мне руки. — Значит, вы сын Уильяма! Ах, старый плут, у него всегда был хороший вкус! Мы получили его письмо и ждали вашего визита.
Она была импозантной дамой. Не молодой, конечно, но и не замшелой старухой. Я бы дал ей лет сорок. Она принадлежала к тому типу нестареющих женщин, чьи лица, словно высеченные из мрамора, не носят на себе следы возраста. А ее талию я мог бы обхватить пальцами двух рук. Она смерила меня быстрым оценивающим взглядом, и, похоже, осталась довольна тем, что увидела, потому что тотчас предложила:
— Пойдемте, сын Уильяма, выпьем чашечку чая и поболтаем.
Она за руку повела меня через вереницу просторных, роскошно обставленных комнат, пока мы наконец не оказались в маленьком уютном салоне, где стояли софа и кресла. На одной стене висела пастель Бушара, на другой — акварель Фрагонара.
— Это, — сказала она, — мой маленький кабинет. Отсюда я руковожу общественной жизнью посольства.
Я улыбнулся и уселся на софу. Лакей в смешном костюме, похожем на маскарадный, принес чай и бутерброды на серебряном подносе. Леди Мейкпис села рядом со мной и разлила чай по чашкам.
— А теперь расскажите мне о себе.
Она принялась расспрашивать обо мне и моей семье. Ее банальные вопросы раздражали, но я должен был вытерпеть ради своего великого плана. Мы беседовали, наверное, минут сорок. Частенько, желая подчеркнуть какую-нибудь мысль, ее светлость похлопывала меня по бедру. В конце концов рука осталась лежать на моем колене, и я вдруг почувствовал легкий нажим пальцев. «Хо-хо, — подумал я. — Что это старушка задумала?» Внезапно она вскочила и принялась нервно расхаживать по комнате. Я молча наблюдал за ней. Словно плотно сжатая пружина, она металась из угла в угол, сложив руки на груди, склонив голову и тяжело дыша. Я ничего не понимал.
— Пожалуй, мне пора, — сказал я, поднимаясь с софы.
— Нет, нет! Не уходите!
Я снова сел.
— Вы встречались с моим мужем? — вдруг выпалила она. — Ну, разумеется, нет. Вы ведь только что приехали. Он замечательный человек. Но ему уже немало лет, и теперь он не может уделять много времени упражнениям.
— Жаль, — посочувствовал я. — Больше никакого поло и тенниса.
— И даже пинг-понга.
— Все когда-то стареют, — глубокомысленно заметил я.
— Боюсь, что так. Но дело вот в чем, — сказала она и замолчала.
Я ждал продолжения.
Она тоже ждала, и мы оба молчали. Очень долго. Я не знал, что мне делать, и начал нервничать.
— Так в чем все-таки дело? — не выдержал я.
— Неужели вы не понимаете, что я хочу попросить вас кое о чем? — наконец произнесла она.
Я не знал, что ей ответить, поэтому взял бутерброд и принялся медленно его пережевывать.
— Я хочу попросить вас об одолжении, mon petit garson, — заявила она. — Полагаю, вы сильны в игре?
— Да, я неплохо играю, — кивнул я, соглашаясь сыграть с ней в теннис или пинг-понг.
— И вы не против?
— Ничуть. Буду только рад.
Я должен ее ублажать, если хочу встретиться с послом. Посол был моей целью. Именно он получит первую пилюлю и положит начало моему прибыльному делу. Но добраться до него можно только через леди Мейкпис.
— Я ведь немногого прошу, — продолжала она.
— Я к вашим услугам, мадам.
— Вы серьезно?
— Разумеется.
— Вы сказали, что неплохо играете?
— В школе я играл в регби, — сообщил я. — И в крикет. Еще я довольно прилично катаю шары.
Она остановилась и пристально посмотрела на меня.
В этот момент в моем мозгу тихонько звякнул предупреждающий сигнал. Но я не обратил на него внимания. Что бы ни случилось, я должен расположить к себе эту женщину.
— Боюсь, я не умею играть в регби, — заявила она. — Или в крикет.
— С теннисом у меня тоже все в порядке. Вот только ракетки у меня с собой нет, — сказал я, отправляя в рот очередной бутерброд. Мне нравился вкую анчоусов. — Мой отец говорит, что анчоусы портят вкус, и не позволяет подавать их дома. А я их просто обожаю.
Она глубоко вздохнула, и ее груди подпрыгнули, как два огромных мяча.
— Я скажу вам, что мне нужно, — прошептала она. — Я хочу, чтобы вы набросились на меня! И изнасиловали до смерти! Я хочу, чтобы вы сделали это прямо сейчас! Немедленно! И быстро!
«О, Господи, — подумал я, — вот так влип».
— Я повергла вас в шок, мой мальчик.
— Нет.
— О, я вижу это по вашему лицу. Мне не следовало просить вас Вы так молоды. Вы слишком молоды. Сколько вам? Нет, не говорите. Я не хочу знать. Вы так аппетитны, но школьники — запретный плод. Какая жалость. Совершенно очевидно, что вы еще не знакомы с огнедышащим миром женщин. Наверное, даже не прикоснулись еще ни к одной.
— Ошибаетесь, леди Мейкпис, — обиделся я. — Я резвился с женщинами по обе стороны Ла-Манша. И на корабле в море.
— Ах, вы шалунишка! Я вам не верю!
Я все так же сидел на софе. Она стояла передо мной, открыв свой крупный алый рот. Она начинала задыхаться.
— Вы же понимаете, что я никогда не заговорила бы об этом, если бы Чарльз… если бы Чарльз не стал таким равнодушным, понимаете?
— Конечно, понимаю, — заверил я, пытаясь уклониться от прямого ответа. — Я прекрасно вас понимаю и сочувствую. И ничуть вас не виню.
— Вы говорите правду?