Мой единственный — страница 24 из 56

Прежде чем мужество его покинет, Чарльз произнес:

– Недавно я видел Джулию Миллер.

И снова не солгал. Два года – не такой уж большой срок.

– Когда ты собираешься освободить бедняжку от брачного договора? Ей давно уже пора замуж.

Мильтон отложил гусиное перо и хмуро уставился на сына.

– А что такое? Когда Ричард перестанет чудить, они поженятся.

Печаль омрачила лицо Чарльза.

– Ты помнишь, сколько лет прошло со времени его бегства?

– Разумеется! Каждый чертов день считаю! – сказал Мильтон, начиная сердиться.

Эту тему определенно не стоило поднимать. Со дня бегства Ричарда Чарльз не мог упомянуть имя брата без того, чтобы не рассердить отца. Однако на этот раз он решил не обращать внимания на неприятные чувства, которые вызывал в нем его гнев.

– Он уже не мальчик, отец. Если он до сих пор не вернулся, значит, и не вернется. Оставь это в прошлом и позволь бедной девочке устроить свою жизнь. Этот договор совершенно бесполезен.

– В том-то и дело, что очень даже полезен. Миллер уже предлагал отдать ее приданое и даже еще приплатить, лишь бы расторгнуть договор. Еще пять… может, десять лет, и я соглашусь, но только не сейчас.

– А если ей надоест ждать? Что, если она выйдет замуж, невзирая на договор?

Мильтон рассмеялся.

– Как бы не так! Если бы все было так просто, ее отец давно, еще до своего увечья, публично объявил бы, что разрывает брачный договор своей дочери. Договор слишком многое значит в мире коммерции, в котором живут Миллеры. Можно сказать, на карту поставлена их репутация. Для них отказ от слова может со временем закончиться разорением.

– Но ведь этим ты портишь ей жизнь.

– Ничего подобного. Она уже получила немало выгод от связей с нашей семьей, а вот мне пока ничего не досталось. Высший свет принимает ее как равную именно потому, что она связана с нами этим договором. А еще я должен заметить, что некоторые дети весьма почтительны и чтят обязательства, данные их родителями.

Чарльз поступил именно так, сочетавшись браком со вздорной женщиной, которую терпеть не мог. Однако сделал он это не из почтения, которого к родителю вовсе не испытывал. В Мильтоне Аллене не было ничего, что могло бы пробудить в сердце любовь и чувство долга. Чарльз поступил так, как ему велели, потому что в том юном возрасте ужасно боялся сидящего перед ним человека.

– Никто из них не желал этого брака. Или ты позабыл, как они ненавидели друг друга?

– Тогда они были еще детьми, – фыркнул Мильтон. – Если Ричард сейчас ее увидит, то позабудет обо всех прошлых обидах. Она стала куда красивее, чем можно было ожидать в детстве, – Мильтон вдруг рассмеялся. – Хорошо, что прошло так много времени. Когда он вернется домой, она будет только рада тому, что кто-то поведет ее к алтарю. Старые девы – они такие.

Чарльз видел, что отца лишь забавляют несчастья Джулии Миллер. Он испытывал сильнейшее отвращение к бессердечию Мильтона. Графу было все равно, кому он приносит несчастья, лишь бы к нему текли деньги. А ведь Ричард уже встречался с Джулией и по-прежнему не хочет жениться на ней. Впрочем, к сожалению, проблема не столько в девушке, сколько в графе.

– Сначала Ричард должен вернуться, а потом уж посмотрим, – сухо произнес Чарльз. – Я много лет назад утратил всякую надежду. Почему же ты до сих пор веришь?

– Чепуха! – хмыкнул Мильтон. – Ричард вполне может вернуться именно сейчас, решив, что прошло достаточно времени и девчонка успела выйти замуж.

– Не рассчитывайте на это, отец. Дело в вас. Это из-за вас он не вернется домой.

Мильтон неожиданно нахмурился. Чарльз решил: это из-за того, что их разговор велся на повышенных тонах, что было не принято между ними. Но отец вдруг спросил:

– Ты знаешь что-то, чего не знаю я? Ты с ним виделся, Чарльз?

– Не-ет, к-конечно, нет. Я… я просто часто его вспоминаю… с тех пор как увидел мисс Миллер.

Щеки Чарльза вспыхнули. Отвернувшись, чтобы Мильтон ничего не заметил, он поспешил наверх.

Мильтон подошел к дверному проему и, все еще хмурясь, проводил взглядом удаляющуюся фигуру сына. Он хорошо знал Чарльза и легко мог определить, когда тот врет. Вот только непросто было поверить тому, что подсказывала графу интуиция. Будь Ричард сейчас в Англии, он мог бы приехать в поместье, чтобы позлорадствовать, заявив, что отныне граф не имеет власти над ним? Скорее всего, он бы так и сделал.

Мильтон постарался избавиться от непрошеной мысли. Он просто не привык к тому, что его покорный сын может роптать, если, разумеется, дело не касается Мэтью. Скорее всего, Чарльз соврал ему о случайной встрече с девчонкой Миллера. Именно она обратилась к нему с просьбой замолвить за нее словечко перед отцом, ибо поняла, что ничего не добьется. Дура безмозглая! Она должна быть признательна за то, что граф все еще не разорвал договор. Следовало бы ей понимать, как много дверей захлопнутся перед ее носом после аннулирования контракта!

Подобное объяснение не вполне удовлетворило графа. Он хотел было вернуться в кабинет, но заметил идущего по коридору слугу, жующего пирожок.

Ему, пожалуй, давно следовало бы выгнать этого мужлана. Лакей с его габаритами выглядит просто нелепо, а кроме силы в нем нет ничего полезного. Давным-давно, когда Ричард стал слишком взрослым для порки, граф нанял трех громил. Олаф был единственным оставшимся у него в услужении. Пожалуй, было большой ошибкой приказывать этим людям наказывать сына. Из-за этого мальчишка окончательно отбился от рук.

Впрочем, грубая сила снова может ему понадобиться.

Отдав Олафу несколько приказов, он послал приглашение на ужин Эйбелу Кантелу, местному мировому судье. В последний раз такой чести тот удостаивался примерно полгода назад. Эйбел не особенно ему нравился, но граф привык строить планы наперед, а посему после побега Ричарда решил подружиться с судьей. Под видом пьяных откровений он зашел так далеко, что излил перед судьей душу, рассказав обо всех прегрешениях Ричарда. Эйбел несколько раз заявлял Мильтону, что, стоит Ричарду оказаться в Англии, он обязательно отправит его в тюрьму. Стоит графу попросить, и дело будет сделано. А потом Мильтон узнал, что у судьи есть брат, который может быть ему еще полезнее. Какие бы действия по отношению к сыну граф ни выбрал, Эйбел предоставит ему свободу выбора, как только Ричард вернется домой… Графу это очень нравилось.

Глава двадцать вторая

Ужин давно закончился. Чарльз и Мэтью уже ушли спать, ведь следующим утром им предстояло отправиться к герцогу. Мильтон увел Эйбела в кабинет, предложив стаканчик бренди. Ему нужен был предлог, чтобы задержать судью подольше.

Ранее Мильтон приказал Олафу как можно скорее обыскать три ближайших к Уиллоу-Вудс постоялых двора, а затем, если Ричарда там не окажется, ехать в сторону Лондона. До Манчестера далеко, поэтому не было нужды искать его там. Если Ричард приехал на север, чтобы повидаться с братом, не исключено, что он планирует ехать вместе с Чарльзом завтра в Ротерхем. Так они смогут подольше побыть вместе. Если не удастся найти Ричарда, следовало отправляться в Лондон. Граф предоставил Олафу и его людям лучших лошадей из своей конюшни, включая собственного жеребца. Мильтон хотел, чтобы поиски прошли быстро и успешно. Только Олаф знал Ричарда в лицо, поэтому его люди не могли разделиться.

Внезапно дверь с шумом отворилась, и Олаф вместе с сыном старого садовника втащили в комнату человека. Застигнутый врасплох, Эйбел вскочил на ноги. Мильтон последовал его примеру. Наконец-то! Он обошел вокруг письменного стола, чтобы удостовериться лично. Судя по тому, как безжизненно свисала на грудь голова мужчины, тот находился без сознания. Длинные волосы спадали ему на лицо. Мильтон отвел в бок темные пряди. У него перехватило дыхание. Ричард…

Триумф переполнял сердце графа. Было трудно сдерживать рвущиеся наружу эмоции, но злость помогла ему справиться. Что за болван этот Олаф! Если бы в кабинете оказался Чарльз, это помешало бы ему поступить с Ричардом так, как он того заслуживает. Наконец-то этот щенок-бунтарь оказался в его власти!

Граф задумался, стоит ли послать за Джулией Миллер и заставить их обвенчаться, но решил, что не стоит. Слишком велик риск. Священник, живущий в поместье Мильтона, конечно, подчинится, но, если Ричард начнет кричать, что не хочет жениться, девушка может впасть в истерику. Учитывая, сколько чертовых адвокатов, лучших из лучших в своем деле, готовы оказать ей юридическую помощь, а также то, как они свели на нет все его попытки стать опекуном девушки, он не должен надеяться на удачу.

Слуги опустили Ричарда на пол. Руки пленника были связаны за спиной. Как же он вырос! Перед ними лежал не подросток, а взрослый мужчина. Ноги его оставались несвязанными. Граф не хотел рисковать.

– Что все это значит? – требовательным тоном спросил Эйбел у двух слуг.

– Похоже, мой непослушный сын подошел слишком близко к своему дому и попался… – ответил Мильтон, с отвращением глядя на неподобающе длинные волосы сына.

– Ричард? – удивился Эйбел.

– Точно, Ричард. Взгляните только на это…

Мильтон склонился над телом, чтобы стащить с пальца Ричарда перстень-печатку, и надел его себе на палец, туда, где ему и следовало находиться.

– Удивлен, что он по-прежнему носит украденное у меня кольцо. Мне, конечно, пришлось его заменить. Но этот перстень передается у нас в семье из поколения в поколение от первого графа Менфорда уже на протяжении нескольких столетий. Ричарду это известно. Очевидно, у него не хватило духа продать перстень, но украсть его – это еще один способ подорвать мой авторитет и оскорбить меня, ибо ему хорошо известно, как я им дорожил.

– Одного этого хватит, чтобы посадить его. Вы только что предоставили мне доказательство его вины.

Мильтон был рад, что Кантел повел себя так, как он и предполагал, вот только перспектива отбывать наказание в местной тюрьме вряд ли могла напугать Ричарда…