Затем настала для нее пора приступать к исполнению своей роли — роли жены важного и значительного лорда. Поскольку ее мать, пока была жива, готовила ее именно к этой роли, она выполнила свою задачу с подобающей смесью женственной скромности и горделивой учтивости. Она благодарила судьбу за то, что могла все время находиться около мужа и опираться на его руку, когда он прокладывал путь через толпу, приветствуя многочисленных знакомых. Ее представили всем без исключения, и она сразу стала предметом самого пристального внимания, немало ей досаждавшего.
Мужчины всем своим видом выражали восхищение, но мало кто из них рискнул зайти столь далеко, чтобы вступить с ней в приватную беседу. Мрачный взгляд Корбетта явно отбивал у них охоту подступаться к ней. С несколькими дамами Корбетт был более снисходительным и позволил ей обменяться несколькими словами с леди Кэтрин Гирфорд и леди Элизабет Литлтон. Но даже во время этих коротких разговоров она ощущала его настороженность. Его глаза постоянно обегали собравшееся общество. Лиллиана готова была подумать, что он кого-то ищет. А потом к ним приблизился широкоплечий сияющий мужчина.
— О-о, молодой Корбетт! Что я слышу! Ты представил ко двору свою жену? Ну, она, должно быть, просто святая, если согласилась выйти за тебя замуж!
Настороженное удивление быстро уступило место облегчению, когда она увидела, с какой искренней радостью улыбнулся Корбетт.
— Гэвин! — Он сделал Лиллиане шутливую гримасу. — Не пугайся его шумных криков и не поддавайся на его обаяние. — Он сердечно обнялся с этим пожилым человеком. — Лилли, это мой крестный. Лорд Гэвин Дармонд. Гэвин, представляю вам мою жену, леди Лиллиану Оррик.
— Ну как же, как же. Леди Лиллиана. Дочь Бартона.
— Вы знали моего отца? — воскликнула Лиллиана, мгновенно проникаясь симпатией к собеседнику.
Несмотря на крепкое телосложение, он выглядел как стареющий херувим с пухлыми щеками и блестящими голубыми глазами.
— Совершенно верно. Бартон воспитывался в доме моего отца. Я был тогда просто мальчишкой, еще годами не вышел, чтобы вместе с ним заниматься воинским искусством, которое он изучал в Дармонде. Но с тех пор мы стали друзьями. И я просто счастлив, что его состояние соединилось с состоянием моего крестника. — Потом его улыбка угасла. — Жаль, конечно, что ему не было уготовано судьбой прожить на земле подольше и увидеть внуков, рожденных от вашего союза.
— Благодарю вас, лорд Гэвин, — тепло откликнулась Лиллиана. — Мне отрадно сознавать, что гибель отца — утрата не только для нашей семьи, но и для его друзей.
— Это тяжелая утрата и для Совета Королевства… Впрочем, слышал, — тут он задиристо подмигнул Корбетту, — я слышал, что ваш супруг, вроде бы, такой же шумный и несговорчивый член Совета, каким мы знали вашего отца.
Корбетт пожал плечами; как видно, его хорошему настроению не повредили шуточки крестного.
— Я говорю без колебаний, если речь идет о важном деле, — признал он. — Но мою прекрасную жену не интересуют государственные дела.
В голосе у него прозвучала какая-то предостерегающая нотка, словно он предупреждал Гэвина, что не стоит высказываться слишком уж свободно. Взгляды обоих мужчин встретились, и улыбка Лиллианы угасла от сознания того, как мало в нее верит ее супруг. Однако Лиллиане не пришлось долго задерживаться на этой мысли, потому что Корбетт внезапно притих. Если бы ее рука не лежала на его локте, она, быть может, даже не заметила бы, как он напрягся. Она тревожно подняла к нему глаза и увидела, что он смотрит на высокого худого человека, только что вошедшего в зал. Лицо Корбетта показалось ей странным. Оно выражало гнев, но в то же время угрюмость и беспокойство… почти уязвимость. Не подумав, Лиллиана выпалила:
— Кто это?
Ответил лорд Гэвин:
— Это ваш деверь. Брат вашего мужа. Неужели вы еще не познакомились с ним?
— Мы не устраивали особенного шума вокруг нашей свадьбы, — коротко пояснил Корбетт. — Хью не был предупрежден заранее. Вероятно, мне надо как-то загладить свою вину. Вы, конечно, извините нас?
Лиллиане было жаль покидать приятное общество Гэвина. Все оживление Корбетта разом пропало, и она почти со страхом ждала знакомства с человеком, чье присутствие столь очевидно было неприятно ее мужу.
Ничего особенного нельзя было обнаружить ни в их встрече с Хью, ни в вежливых приветствиях, которыми обменялись мужчины, когда Корбетт представил Лиллиану старшему брату. Лиллиане даже показалось, что Хью Колчестер и вовсе не заметил настороженности Корбетта. Но потом она поняла причину: Хью рассматривал ее с интересом, который ее встревожил.
— Итак, дочь Оррика попалась в руки Колчестера. — Его узкие глаза блеснули, и ей стало совсем неуютно. — Я уверен, наш отец простит вам, что вы смешали нашу кровь с кровью его убийцы, учитывая близость наших владений с землями Оррика. — Он перевел взгляд на Корбетта, как бы полностью забыв об ее присутствии. — Ты еще не виделся с Чарльзом Харвиком? Они с братом хотят с тобой перемолвиться словечком.
Лиллиане пришлось подавить свою ярость. Хью Колчестерский был именно таков, каким она его себе представляла: злобный и подлый, жестокий ко всем, кого можно не бояться. Но ее гнев был обращен не столько против Хью, сколько против Корбетта, потому что она и поверить не могла, что он столь легко воспримет такое неуважение к его жене. Скрывая боль и негодование, она попыталась перехватить взгляд Корбетта, но его интерес был явно сосредоточен на брате.
В растерянности она сделала движение, как бы собираясь снять руку с его локтя, но он удержал ее, положив ладонь другой руки поверх ее пальцев. Будь она у себя дома, она бы не позволила ему таким образом себя остановить; но здесь, в этой странной и подавляющей обстановке, она колебалась, стоит ли давать волю своему нраву. Разозленная и униженная, она смирилась с необходимостью находиться при муже. Но ее растущее доверие к нему было сильно поколеблено.
Наблюдая за беседой мужчин, Лиллиана не могла понять едва ли не заискивающего обращения Корбетта с этим человеком — братом! — к которому он, по ее глубокому убеждению, не питал ни малейшей привязанности и которого попросту не любил. Потом ее вдруг словно озарило: может быть, Хью был одним из «стервятников», о которых Корбетт отзывался с таким омерзением, но с которыми был вынужден поддерживать связь из-за какого-то своего дела.
— Вы только что приехали? — Хью был вежлив, но беседа явно не представляла для него интереса, а глаза его все время бегали по сторонам.
— Да, сегодня днем, — натянуто подтвердил Корбетт. — В док прибыли кое-какие мои грузы, и я хотел бы проверить, что все доставлено в целости и сохранности.
— Грузы? Сокровища из Турции, я полагаю?
Вот теперь Хью явно загорелся интересом, но не меньшим, чем Лиллиана. Она впервые слышала о каких-то грузах. Неужели у него могут быть еще какие-то богатства, кроме тех, которые он доставил в Оррик в обозе своего отряда? Она дотронулась до роскошного ожерелья, которое получила от него. Или, может быть, думала она, он сказал это только для того, чтобы отвлечь внимание Хью от истинных целей своего приезда в Лондон, каковы бы ни были эти цели. Корбетт беспечно пожал плечами.
— Я путешествовал в разных краях. Вот и отправлял на родину всякое добро.
— Ты что-нибудь знаешь о короле Эдуарде? — спросил Хью как бы между делом. — Собирается он хоть когда-нибудь возвратиться в Англию?
Лиллиана почувствовала, как закостенела его рука под ее ладонью. Но когда она взглянула на него, ей показалось, что вопрос никак его не заинтересовал.
— Должен же он когда-нибудь вернуться, — ответил Корбетт легкомысленно.
И все-таки она чувствовала, что в том, как Корбетт понимал свою преданность королю, нет места легкомыслию. Такое прозвище, как Королевский Кречет, даром не дается. Если он притворяется равнодушным, значит, тому есть причина. И совершенно ясно, что Хью — не из тех, с кем Корбетт склонен быть откровенным.
В этом выводе Лиллиана обрела некое утешение, хотя она почти ничего не знала о действительном положении вещей; ей требовалось еще многое обдумать. Она твердо вознамерилась разобраться в том, что стоит за таинственными отъездами и возвращениями ее скрытного супруга. Но настанет день, когда он узнает, что она действительно достойна его доверия.
Тут к ним присоединились еще двое мужчин, которым она была представлена. Чарльз и Роджер Харвики оказались близнецами, чуть постарше ее самой… Оба были хрупкого сложения, а лица, напоминавшие эльфов, попеременно казались то забавно-детскими, то до смешного взрослыми.
— Мы рады, что вы вернулись. — Роджер с воодушевлением пожал руку Корбетта.
— Но возмущены, что не получили приглашения к вам на свадьбу, — добавил Чарльз.
— Нам пришлось поспешить со свадьбой, — ответил Корбетт, бросив на Лиллиану предостерегающий взгляд.
— Тем не менее вы должны как-то нас вознаградить за то, что лишили друзей такого удовольствия, — вставил один из парочки.
— Да, — поддержал другой. — За вами должок: вы просто обязаны устроить для всех ваших друзей какое-нибудь празднество. За ваш счет, разумеется.
— Может быть, Корбетт раскошелится в этом году на устройство рождественских увеселений в Оррике? — ровным голосом предложил Хью.
Сказано это было небрежно, словно такая замечательная мысль только сейчас залетела к нему в голову. Но Лиллиана невольно подумала, что за этим — с виду безобидным — предложением кроется какой-то умысел. Рука Корбетта слегка напряглась, и Лиллиана не сомневалась, что и он чувствует то же самое.
Чарльз и Роджер немедленно загорелись этой идеей и стали шумно добиваться согласия Корбетта. Однако, когда согласие было наконец дано, Лиллиану поразила неведомо откуда взявшаяся у нее уверенность, что Корбетта этот план вдохновляет даже больше, чем всех остальных. Ей было трудно истолковать его странную реакцию, но для нее было очевидно, что это как-то связано с его недоверием к брату. Корбетт что-то