— В чем дело? — спросил он. — Буба, что случилось?
Я не могла объяснить.
— Это не детская книга, — сквозь слезы ответила я.
Дон изумленно смотрел на меня.
— Начальница сказала, что не поняла ее. Я решила, что она просто не понимает детей и детские книги. Но это не детская книга, а взрослый роман.
— Ясно… Думаю, тебе лучше поспать. — Дон широко зевнул. — Скажешь ей об этом утром.
Я кивнула. Но стоило мне отложить рукопись и закрыть глаза, как мысли забегали. Почему Кейтлин перестала быть честной с Викс? Потому что знала — Викс ее осудит. Была уверена, что Викс ничего не поймет. И Кейтлин проще было притвориться, что все в порядке.
Наутро я встала раньше обычного и оделась с особым тщанием — в строгое коричневое вязаное платье-футляр и такого же цвета жакет, купленные моей матерью. Чем сильнее я напоминала ученицу старших классов образца 1965 года, тем серьезнее и спокойнее относилась ко мне моя начальница. Поскольку тем утром нам предстояло обсуждать роман Джуди Блум, мне хотелось, чтобы ко мне отнеслись максимально серьезно.
Я нанесла тональный крем, припудрила нос и накрасила губы, что было совершенно бессмысленно, так как к моменту моего приезда в офис от помады обычно не оставалось и следа. Положила рукопись в сумочку и ушла, захлопнув тонкую дверь с тихим щелчком.
Дон давно ушел на новую работу — он поливал цветы в офисном здании в деловом квартале. Эту работу нашел ему Марк через своего клиента, и платили за нее баснословные деньги, если учесть, что делать не надо было почти ничего, только просыпаться пораньше и уходить из дому в полпятого утра, чтобы успеть полить все растения в здании прежде, чем сотрудники «Дойче Банка» и «Морган Стэнли» явятся на свои рабочие места.
На Бедфорд-авеню другие такие же, как я, молодые парни и девушки в офисной одежде в стиле ретро шли на работу в продюсерские центры, бюро графического дизайна и звукозаписывающие студии. Они с сонным видом шагали по тротуарам, их глаза за темными защитными стеклами очков в круглой, как у школьников, оправе моргали на ярком свету, грудь пересекал ремень почтовой сумки. Было еще холодно, необычайно холодно для мая, и я слегка дрожала в тонкой куртке, а ноги покрылись мурашками. Я нырнула в польскую булочную, мою любимую из трех, расположенных в этом квартале, и взяла кофе и дэниш. И, лишь потянувшись в сумочку за кошельком, вспомнила о письме от бойфренда из колледжа, которое теперь лежало смятое на дне сумки, придавленное рукописью. Тоска по этому парню накатила с такой силой, что комната закружилась перед глазами.
«Прочитаю в метро», — подумала я, взяла кофе и липкое пирожное. Но в двух моих поездах было столько народу, что мне пришлось стоять, держась за поручень; кофе грозил расплескаться. «Прочитаю, когда приеду в офис», — подумала я.
Однако я недооценила ситуацию: начальница уже ждала меня, она ходила взад-вперед перед моим столом с сигаретой в пальцах.
— Ну как тебе? — спросила она вместо «здрасьте».
— Понравилось.
Я достала рукопись из сумки, сложила листки и постучала ими по столу, чтобы лежали ровно. Украдкой облизала зубы — вдруг кусочки черносливин застряли между зубов?
— Правда? Но что именно тебе понравилось? Это ведь не детская книга, верно? — спросила начальница.
— Нет, — согласилась я. — Это роман для взрослых. О детях. Точнее, о подростках. Отчасти. — Только сейчас я поняла, как сильно нервничаю.
Начальница нетерпеливо постучала пальцем по столу:
— Меня вот что беспокоит: смогу ли я это продать? Станут ли взрослые читать книгу о детях?
Книга не о детях, хотела было возразить я, но что-то в тоне моей начальницы — нетерпеливость, недовольство, усталость? — остановило меня. Я вдруг поняла, что ее не интересует мое мнение. Она могла убеждать себя, что оно ее интересует, что мои мысли могут быть ценны, поскольку я — преданный читатель Джуди Блум. А может, Макс или Люси сказали ей, что мое мнение может быть полезно. Оба взяли клиентов, основываясь на моих отзывах. Но моя начальница… она отличалась от Макса и Люси. Она не нуждалась в мнении двадцатичетырехлетней девчонки. Она хотела, чтобы я с ней поспорила. Вот зачем она дала мне рукопись!
— Во многих великих романах главные герои — дети, — зашла я с другого конца, заранее зная, что это провальная тактика. — «Оливер Твист»…
— Это не «Оливер Твист». — Начальница сухо рассмеялась. — Но ты бы стала читать такую книгу?
Я кивнула. И я не сомневалась, что не я одна.
— Многие захотели бы прочесть такую книгу. И купить. Все, кто любил книги Джуди Блум в детстве.
Начальница растерянно взглянула на меня, и растерялась она не потому, что не понимала, насколько Джуди Блум действительно популярна и насколько ее книги изменили само восприятие детства в литературе — я только потом осознала, что она не имела об этом ни малейшего понятия, — а потому, что ее отношение к книгам и самим писателям кардинально отличалось от моего. Моя начальница никогда не любила книги так, как я любила «Салли Фридман в роли самой себя» и «Дини». Как Дон — и в этот момент я ощутила с ним странное родство, — любил «А может, и не стану». Она никогда не валялась на кровати с книжкой дни напролет, не выдумывала истории всю ночь, не сомкнув глаз. Не хотела оказаться на страницах «Ани из „Зеленых мезонинов“» или «Джейн Эйр», потому что только тогда у нее могли появиться настоящие друзья — друзья, которые поняли бы ее странные мечты и желания. Как эта женщина могла проводить столько времени — можно сказать, всю жизнь — за своей работой, выдавая книгам путевку в жизнь, если не любила книги, как я, как они того заслуживали?
Я посмотрела в холодные умные глаза начальницы. Может, я ошиблась? Может, все мои рассуждения были неправильными? И когда-то она была такой же, как я? А время и издательский бизнес все изменили?
— Я просто не знаю, смогу ли ее продать, — выпалила начальница.
Так я получила ответ. Эту женщину интересовал только бизнес.
— У этой книги уже есть аудитория, — не унималась я, защищая книгу с пылом, которого от себя не ожидала. — Повзрослевшие дети, читавшие повести Джуди Блум, когда были маленькими. — Я задумалась на секунду, сомневаясь, стоит ли продолжать. — Мне также кажется, что любая женщина найдет что-то свое в ее героинях. Эта история откликнется в душе у всех. История о женской дружбе. — Мои слова звучали как неудачная аннотация с обложки дешевого романа, но я говорила искренне.
Начальница взглянула на меня и улыбнулась:
— Хм… Возможно.
Неужели она и впрямь собирается сказать Джуди Блум, что не сможет продать ее роман? Этот замечательный роман, который я проглотила за вечер, не в силах оторваться; тот, что, безусловно, купили бы тысячи людей? Да и еще в тот момент, когда клиенты пачками бежали от нее и не собирались возвращаться?
— Что ж, — начальница закурила очередную сигарету, — хватит развлекаться, пора работать.
Развлекаться?
Она отправилась в свой кабинет, предварительно протянув мне несколько кассет:
— Тебе предстоит много работы. Постарайся успеть за утро.
Не успела я вставить первую кассету и глотнуть свежего кофе из офисной кофеварки — черного, горького, — как зазвонил телефон. Было ровно девять. Так рано в агентство никто не звонил.
— Алло? — послышался в трубке нервный гнусавый голос.
— Да, слушаю, — спокойно ответила я.
Я полюбила отвечать на звонки. Мне нравилось, что я держу контроль над происходящим в своих руках и при этом сохраняю анонимность. Я могла быть кем угодно. Хоть Сюзанной из песни Леонарда Коэна. Я знала все ответы. Хотя обычно ответы эти были очень простыми. Нет, совершенно точно нет. Простите, это невозможно.
— Это…
И звонивший назвал имя моей начальницы. Я почему-то сразу заподозрила, что разговор пойдет о Сэлинджере. Решила, что, возможно, это один из его чокнутых фанатов.
— Нет, я ее ассистентка. Чем могу помочь?
В трубке надолго замолчали, и я стала ждать, когда звонившего прорвет. Иногда чокнутых приводил в ярость сам факт, что их перевели на ассистентку, они с пеной у рта утверждали, что дело у них слишком важное и неподвластное уму младшего персонала.
— Я звоню, потому что… — Голос мужчины сорвался; он откашлялся, потом заговорил снова, уже более уверенно: — Это Роджер Лэтбери. Из «Оркизес пресс». Я звоню насчет мистера Сэлинджера. Я…
Очевидно, письмо моей начальницы, где та подчеркивала важность сохранения тайны, сильно напугало мистера Лэтбери. Он не знал, что мне известно, и, видимо, боялся сорвать сделку, не успев ее заключить. А еще он просто боялся. Боялся, как боятся все люди, неожиданно получившие то, чего давно хотели.
— Мистер Лэтбери, — воскликнула я, прервав его на полуслове — моя начальница ждет вашего звонка. Сейчас проверю, у себя ли она.
Она, разумеется, была у себя, но меня учили говорить эту фразу всем звонившим и только потом переводить звонок на начальницу. Я всегда должна была спрашивать, хочет ли она разговаривать, и предупреждать, кто звонил. Между нашими столами не было интеркома, а может, и был, я просто не разобралась, как он работает, поэтому я просто стучалась в дверь, которую начальница всегда оставляла полуоткрытой.
— Да, — раздраженно бросила она, не поворачиваясь ко мне.
— Звонит Роджер Лэтбери.
Подпрыгнув на стуле, начальница сердито повернулась ко мне:
— Ну, соединяй его скорее, что ты ждешь?! И дверь закрой.
Слезы обиды брызнули у меня глаз, я быстро отвернулась, пробежала несколько шагов до своего стола и нажала нужные кнопки без единого слова.
Примерно через час, когда я допечатывала письма, из коридора, ведущего в бухгалтерию, показалась худощавая загорелая женщина в узких джинсах и обтягивающей белой футболке. Она неуверенно шагала к моему столу. Когда женщина вошла в комнату, где располагалось мое рабочее место, что-то привлекло ее внимание, и она направилась в угол и присела перед тем самым шкафом, где я обнаружила книги Джуди Блум. О нет, подумала я, заметив, что гостья нахмурилась. Нет! Не может быть! Я представляла себе Джуди Блум совсем иначе. Но как? Не такой худой и хмурой? Наверно. Тем не менее это была она. Меня вдруг охватило необъяснимое желание защитить свою начальницу и агентство, и я еле удержалась, чтобы не вскочить, не подбежать к писательнице и не соврать, что в офисе был ремонт — он действительно недавно закончился — и поэтому все книги теперь стоят как попало, мы как раз расставляем их по местам.