— Да что ты говоришь! — Это объяснение показалось мне слишком простым, чтобы откладывать его на потом. Я не знала, верить Дону или нет, но слишком злилась на наш предыдущий разговор и не могла успокоиться. — Серьезно? Ты просто хочешь побыть с ребятами? То есть на свадьбе не будет девушки, о которой мне знать не положено? Посмотрим, — я пустилась во все тяжкие, — это может быть кто угодно. Возможно, это одна из миллиона твоих бывших, чьи фотографии, подвязки и Бог знает что еще ты хранишь в коробке под книжным шкафом. Или женщина, в которую ты был влюблен в старших классах. А может, ты просто надеешься встретить там ту, которая мечтает, чтобы с нее сорвали трусики? Чтобы на следующей неделе написать ей письмо и сообщить, как ты мечтаешь снова увидеть ее смуглые плечи?
Настала очередь Дона недоуменно таращиться. Потом, буквально на моих глазах, обида сменилась безразличной маской и холодной усмешкой.
— Ого, Буба. Не знаю, что и сказать.
— Не зови меня Бубой, — прошипела я, — я не ребенок.
— Я зову тебя Бубой, потому что люблю тебя.
— Ты меня любишь, — медленно повторила я. Моя речь замедлилась, язык ворочался, как сквозь патоку. За все это время Дон ни разу не говорил, что любит меня. Я-то думала, что любовь для него — очередной буржуазный конструкт. Хотела ли я, чтобы он меня любил? — Ты любишь меня, но не хочешь, чтобы мы вместе пошли на свадьбу Марка?
— Именно так, — ответил он. — Именно так.
В понедельник пришла начальница и пробыла в офисе примерно час. Она казалась неестественно спокойной, хоть и выглядела бледнее обычного. Как всегда, она прошла мимо, не говоря ни слова, бесшумно расположилась в кабинете и начала бормотать в диктофон. Все это было так привычно, что мне бы успокоиться, но вместо этого я расплакалась. И побежала в другое крыло.
— Эй! — окликнул меня Джеймс, когда я пробегала мимо кофемашины. — Я читаю роман Дона, и мне нравится.
Я остановилась.
— Серьезно? — Я испытала смесь удивления и облегчения, к которым примешивалось какое-то странное чувство, которое возникает, когда получаешь пятерку за работу, почти не потребовавшую у тебя усилий.
— Да, — ответил Джеймс и плеснул сливки в кофе. — Читать его, прямо скажем, непросто. — Я кивнула. — Но мне нравится. — Он поднес чашку к губам и осторожно глотнул. — Пока. Я прочел примерно треть. До того места, где герой видит свою девушку в фильме, — Джеймс покраснел, — и вспоминает, как встретил ее. Вспоминает свитеры, которые она носила в школе. Тысячу самых разных свитеров. — Он рассмеялся. — Помню, в колледже я заходил к девчонкам в общежитие и думал: зачем им столько свитеров?
Он взял кружку и налил мне кофе; я не успела возразить.
— Девушкам нравятся свитеры, — согласилась я.
— В общем, я дочитаю роман, и посмотрим. — Джеймс пожал плечами и протянул мне сливки.
Вернувшись на рабочее место, я услышала знакомый скрип стула начальницы. Она медленно подошла ко мне; ее лицо ничего не выражало.
— Вот, я надиктовала, — произнесла она как-то сонно, хотя старалась говорить бодро.
Я встала и взяла кассету:
— Отлично, я сейчас же возьмусь за дело.
— Можно завтра. — Начальница слегка облокотилась о мой стол рукой с длинными тонкими пальцами, но смотрела на стену напротив, там стоял стеллаж с книгами Сэлинджера. — Ты отлично поработала над договорами. — Она имела в виду Другого Клиента. — Это нелегкая работа.
В тот же день, когда начальница ушла, изможденная короткой вылазкой в реальный мир, с затуманившимися от усталости глазами и испариной на лбу, принесли доработанные контракты, и я их просмотрела. В издательстве внесли некоторые изменения, как я просила, но пункт с электронными правами не убрали, а согласно политике агентства мы не предоставляли права на электронные книги. Пункт с электронными правами стал появляться во всех договорах примерно в то же время, что я начала работать в агентстве, и чрезвычайно тревожил мою начальницу и других литературных агентов, так как предоставлял издательствам права на все цифровые издания книги, включая издания на CD-дисках и «других возможных носителях, не упомянутых в данном договоре». В том году мы не раз откладывали подписание контрактов, споря с издательствами по этому пункту; больше всех из-за этого страдал Макс, ведь именно он представлял живых писателей, отчаянно нуждавшихся в деньгах, которые можно было получить лишь после подписания договора. Но моя начальница — а именно она устанавливала стандарты агентства, — не разрешала заключать договоры, в которых присутствовал этот туманный пункт, грозивший автору возможным разорением. В некоторых контрактах говорилось о некой «электронной книге». Когда моя начальница впервые столкнулась с этим термином, она прокричала:
— Не знаю, что такое эта ваша электронная книга, но права на нее не дам.
Надеясь решить эту проблему без участия начальницы, я написала короткую записку и прикрепила ее к договорам. «Пункт 83.1.а убрать», — говорилось в ней. Я печатала адрес на конверте, когда зашел Хью, взял договоры и прочитал мою записку.
— Много ли времени это займет? — Он то ли спрашивал, то ли утверждал. Я пожала плечами. — Ему очень нужны деньги.
— Серьезно?
Я расстроилась, узнав об этом. Другой Клиент казался таким состоявшимся. Он не был знаменит, но его уважали в литературных кругах. Я думала, что у него нет проблем с деньгами. Неужели и Дон будет по-прежнему беден, даже когда ему стукнет шестьдесят? — Но он же преподает в университете в… — И я назвала престижный университет.
Хью покачал головой:
— Ты разве не слышала, что случилось весной прошлого года? Все газеты об этом трубили.
— Я была в Лондоне.
— Ах, точно. — Хью тяжело вздохнул. — Он оказался замешанным в каком-то… — Хью помахал руками, подбирая нужное слово, — скандале. Непонятно, что там на самом деле произошло. — Я с любопытством смотрела на него. — Студентка обвинила его в сексуальном домогательстве.
— Что?
Я вспомнила наши телефонные разговоры: Другой Клиент был напряжен, всегда вежлив, иногда нетерпелив. Но сексуальное домогательство? Никогда бы не подумала, что он способен на такое. Хотя по телефонному разговору вряд ли можно судить о предрасположенности человека к такого рода поступкам. Разве что он начнет тяжело дышать в трубку.
— Его оставили на испытательный срок… два года… без зарплаты.
В конце рабочего дня я села за компьютер и проверила единственный адрес агентства — в мои задачи входило его проверять, распечатывать письма и доставлять их агентам, которым они предназначались. Моя начальница диктовала ответы; я должна была перепечатывать их на машинке, представлять на ее одобрение, потом еще раз набирать на компьютере. Иногда, закончив рассылать письма, я тайком проверяла свою почту, но сегодня зашла на сайт «Нью-Йорк Таймс», запущенный несколькими месяцами ранее. Сайт работал медленно, тупил, там ничего не было понятно, и мне сложно было читать с экрана целую длинную статью. Но сейчас я оценила его удобство: вбила в поиск имя Другого Клиента, и мне тут же выложили про него всю подноготную. Все оказалось не так ужасно, как я предполагала. На вечеринке факультета он якобы схватил студентку за грудь, хотя ряд свидетелей утверждали, что он просто посмотрел на ее грудь, кто-то уверял, что он отпустил непристойное замечание по поводу ее груди. Тем не менее в наш век политкорректности дело Другого Клиента вынесли на университетский суд, где его подвергли жестокому наказанию. Против него выступили десятки студенток, обозвав своего преподавателя сексистом и женоненавистником. Они заявили, что на занятиях он позволял себе грубые замечания в их адрес и никогда не отзывался положительно об их литературных экзерсисах; критика его была столь жестокой и неконструктивной, что они не знали, как продолжать заниматься, и даже думали, что посещать его курс больше не получится.
Восторг, который я испытывала по поводу продажи нового романа Другого Клиента, вмиг испарился, сменившись неловкостью. Дон бы сказал, что я веду себя как школьница, сужу художника по его поступкам, а не произведениям. Великие писатели не всегда бывают хорошими людьми. Я же не перестану читать Филипа Рота, потому что у того было много жен? А Хемингуэя? А Мейлера? И все же… почему именно писателям-мужчинам мы должны спускать с рук неприглядное поведение, рискуя показаться чопорными критиканками? Дон сказал бы, что это их — в том числе его — биологическая прерогатива.
Действие нового романа Другого Клиента разворачивалось в маленьком городке, почти ничем не отличавшемся от городка, где он прожил много лет; именно там находился престижный гуманитарный университет, где все и произошло. По сюжету в этом городке серийный убийца жестоко убивает юных девушек и извлекает их внутренние органы. Какое совпадение, что мужчина, опозоренный юной девушкой в городе, где все друг друга знают, тут же начал работу над романом, в котором девственниц в маленьком городке потрошат, как рыбу.
Мне вдруг стало физически нехорошо: во рту пересохло, подкатила тошнота, бросило и в жар, и в холод. Кондиционер работал на полную мощность, и под холодной струей я задрожала. Я оглянулась посмотреть, заметил ли кто-то, что я уже давно сижу за компьютером, но в офисе никого не было. Август, все разошлись по домам. Я встала, потянулась и пошла на кухню за стаканом воды, раздумывая, не выпить ли обезболивающего.
По пути мне попался узкий шкаф, где стояли книги Другого Клиента. Все они были «спокойнее» нового романа, как подметила моя начальница еще в мае. Такие романы иногда описывают как «тихую» литературу, подразумевая, что это книги про самых обычных людей, ведущих самую обычную жизнь. Критики их любят, но они редко продаются огромными тиражами, не то что книги о серийных убийцах. Быть может, Другой Клиент, лишившись постоянного заработка, осознанно и расчетливо решил написать книгу, которая точно будет продаваться?
Это хуже или лучше книги, написанной из мести?