Эриксон вновь выражает свое убеждение, что наилучший способ обучения для человека – это обучение на опыте. Родитель, учитель или терапевт дают возможность: этот опыт получить. Берту не нужно было проводить детей через реальный опыт потребления табака, алкоголя или наркотиков, поскольку он дал им другую возможность: на своем опыте научиться «осторожно относиться к тому, что они кладут в рот». В годы их формирования он дал им опыт, который научил их разборчивости. А как только они научились разборчивости, то им можно было доверить самим решать, употреблять ли им табак, алкоголь или наркотики.
8Взять на себя ответственность за свою жизнь
О смерти и умиранииВ ответ студенту, выразившему беспокойство, что Эриксон умирает
Я думаю, что это совершенно преждевременно. Я не собираюсь умирать. На самом деле это будет последнее из того, что я сделаю!
Моя мать дожила до девяноста четырех лет, бабушка и прабабушка – до девяноста трех и больше. Мой отец умер в девяносто семь с половиной лет. Мой отец сажал молодые фруктовые деревья и гадал, проживет ли он достаточно долго, чтобы съесть с них хотя бы один плод. И когда он сажал эти фруктовые деревья, ему было девяносто шесть и девяносто семь лет.
Психотерапевты отличаются неверным представлением о болезнях, инвалидности и смерти. Они склонны преувеличивать значение вопросов приспособляемости к ним. Вокруг много всяческой чепухи о помощи скорбящим семьям. Я думаю, не стоит забывать, что день вашего рождения – это день начала вашего движения к смерти. Некоторые более расторопны на этом пути и не тратят много времени на этот процесс, а есть другие, которые значительно на нем задерживаются.
В восемьдесят лет у моего отца случился обширный инфаркт. Он был без сознания, когда его доставили в больницу. Моя сестра отправилась с ним; и доктор сказал ей:
– Надежды немного. Ваш отец уже стар. Всю свою жизнь он много работал, и инфаркт у него очень обширный.
Моя сестра фыркнула и сказала врачу:
– Вы не знаете моего отца!
Когда отец пришел в себя, доктор был в палате.
– Что случилось? – спросил отец.
Доктор ответил ему:
– Не волнуйтесь, мистер Эриксон, у вас был обширный инфаркт, но через два-три месяца вы будете дома как новенький.
Возмущенный, мой отец сказал:
– Два или три месяца, как бы не так! Вы хотите сказать, что мне придется потратить впустую целую неделю?!
Через неделю он был уже дома.
Ему было восемьдесят пять, когда у него случился второй подобный сердечный приступ. В больнице его встретил тот же доктор. Отец пришел в себя и спросил:
– Что случилось?
– То же самое, – ответил доктор.
Отец застонал:
– Еще одна неделя, потраченная впустую.
Он перенес серьезнейшую операцию на брюшной полости, в результате которой ему удалили почти метр кишок.
Едва очнувшись от анестезии, он спросил медсестру:
– Что случилось?
Она рассказала, и он опять застонал:
– Теперь вместо недели десять дней коту под хвост.
Третий сердечный приступ случился, когда ему было уже восемьдесят девять. Он пришел в себя и сказал:
– То же самое, доктор?
– Да, – ответил тот.
Мой отец сказал:
– Это становится плохой привычкой – тратить впустую по целой неделе зараз.
В девяносто три года у него случился четвертый инфаркт. Когда он пришел в сознание, то сказал:
– Честно говоря, док, я думал, что четвертый раз меня прикончит. Но теперь у меня нет никакой уверенности, что и пятому разу это удастся.
В девяносто семь с половиной он и две мои сестры планировали отправиться на выходные в одну старую фермерскую общину. Все его сверстники к тому времени уже умерли, как, впрочем, и кое-кто из их детей. Отец и сестры все решали, кого посетить, в каком мотеле остановиться, в каких ресторанах поесть. Потом пошли к машине. Подойдя к машине, мой отец сказал:
– Ой, я забыл свою шляпу.
И он бросился в дом за шляпой. Мои сестры подождали некоторое время, а затем переглянулись и спокойно сказали:
– Это произошло.
Они вошли в дом. Отец лежал на полу мертвый. Он умер в результате обширного кровоизлияния в мозг.
В девяносто три года моя мать упала и сломала бедро.
– Это просто смешно для женщины моего возраста. Я переживу это, – сказала она, и так и случилось.
Когда спустя год она упала и сломала другое бедро, то сказала:
– Восстановление после первого сломанного бедра потребовало от меня много сил. Я не думаю, что смогу справиться со вторым, но никто не упрекнет меня в том, что я не пыталась.
Я знал, а остальные члены семьи поняли все по моему непроницаемому лицу, что второй перелом бедра будет ее концом. Она умерла от застойной пневмонии, этой «спутницы пожилых женщин».
Любимая цитата моей матери была: «В жизнь каждую дождю пролиться суждено. И будут дни, которые темны, и будут те, которые унылы». Стихотворение Лонгфелло «Дождливый день».
И отец, и мать всегда наслаждались жизнью.
Я стараюсь внушить пациентам:
– Наслаждайтесь жизнью, и наслаждайтесь ею по полной. И чем больше юмора вы сможете привнести в свою жизнь, тем для вас лучше.
Я не знаю, откуда тот студент вдруг взял эту идею, что я собираюсь умирать. Это я собираюсь отложить.
Эриксон хотел, чтобы смерть не провоцировала столько беспокойства, и подчеркивал, что жизнь – для того, чтобы жить. Его отец, говорит он нам, сажал фруктовые деревья в возрасте девяноста семи лет. Он был устремлен в будущее.
Его отец был активен, и смерть настигла его тогда, когда он собирался что-то сделать – взять свою шляпу и навестить людей. Джеффри Зейг считает, что восклицание «Ой, я забыл свою шляпу» было результатом бессознательного знания, что что-то происходит у него в голове.
Эриксон часто заканчивал эту историю словами, что его отец был прав, потеряв веру в силу инфаркта, перенеся четвертый из них. Он умер в возрасте девяноста семи с половиной лет от кровоизлияния в мозг. Эриксон разделял взгляд своего отца на болезнь, который заключался в том, что болезнь есть лишь «часть той грубой пищи, которой кормит нас жизнь».
Любая диета нуждается в некотором количестве грубой пищи, и Эриксон указывал, что солдаты, питающиеся К-пайком[28], хорошо знают, насколько важна грубая клетчатка в рационе. Трагедии, смерти, болезни – все это часть жизненного «сухпайка».
В последние годы своей жизни Эриксон потратил немало времени на подготовку окружающих к своей грядущей смерти. Он не хотел, чтобы скорбь по нему длилась долго, и с помощью шуток и острот он старался рассеять тревогу близких. Однажды он намеренно исказил цитату из Теннисона, сказав: «И пусть не будет стонов в баре, когда пущусь я в море»[29]. Он открыто говорил о смерти. И, как и его отец, в момент смерти он был устремлен в будущее. Он с нетерпением ждал начала занятий в грядущий понедельник. Характерно, что не было ни похорон, ни погребения. Его прах был развеян на Пике Пиестева.
Заключительный комментарий Эриксона к этой истории: «Я не знаю, откуда тот студент вдруг взял эту идею, что я собираюсь умирать. Это я собираюсь отложить». Что отложить? Смерть? Или идею студента?
Мне нужна пара
Когда в шестнадцать лет мой отец сбежал из дома, он приколол записку к подушке, выгреб до цента всю мелочь, которую ему удалось скопить, пошел на станцию и сказал:
– Дайте мне билет, на сколько этого хватит.
В результате он оказался в небольшой деревеньке Бивер-Дам, что в штате Висконсин. Он пошел по улице, разглядывая местных фермеров, часть которых ездила верхом, а некоторые передвигались на повозках, запряженных волами.
Затем он подошел к седовласому мужчине, который управлял такой телегой, и сказал:
– Неужели вам не нужен сообразительный молодой человек для помощи на ферме?
Мальчишка представился Чарли Робертсоном, заявив, что у него нет ни семьи, ни денег, ничего.
В конце концов седовласый мужчина сказал:
– Запрыгивай в повозку. Можешь поехать со мной. Будешь работать на ферме.
По дороге фермер остановил свою повозку и сказал:
– Жди в повозке. Мне нужно повидать зятя.
Из-за клена выглянула девочка в цветастом платьице, и Чарли спросил ее:
– Ты чья?
– Я папина, – тихо сказала она.
– Теперь будешь моей, – заявил он.
Когда семь лет спустя отец сделал официальное предложение, мама сунула руку в карман и протянула ему миниатюрную варежку, потому что в той сельской общине отказ от предложения руки и сердца назывался «дать мужчине варежку». Отец вышел из дома. Он не мог заснуть всю ночь, а на следующее утро пришел к моей матери и сказал:
– Я не просил у тебя одну варежку, мне нужна пара.
Варежка была связана из шерсти, которую моя мать сама мыла, чесала и спряла в пряжу.
Она связала эту варежку, когда ей было семнадцать, а предложение было сделано, когда ей исполнилось двадцать.
Мой отец знал мою мать. Моя мать знала моего отца. А мне довелось преподавать в той сельской школе, где в свое время училась моя мать.
Отец Эриксона взял себе имя Чарли Робертс, покинув дом в возрасте шестнадцати лет. Истории, которые Эриксон рассказывал о своем отце, рисуют того как человека, жаждущего приключений, уверенного в себе и способного добиваться своего. Последнее качество встречается во всех историях, которые Эриксон рассказывал о своей семье.
Смысл здесь, по-видимому, в том, что вы можете поставить перед собой цель, не отступать от нее и не принимать «нет» в качестве ответа.
Разумеется, вы также должны делать все необходимое для достижения этой цели. Эриксон опускает тот факт, что Чарли Робертс несколько лет работал на своего будущего тестя. И в других историях успех приходит не просто потому, что вы упрямы и настойчивы. Необходима также правильная стратегия, а