Когда, например, Бетти Элис было около десяти лет и ей нужно было что-то взять с книжного шкафа или радиоприемника, она поднимала руку вот таким образом (как бы огибая большую грудь). Я сказал миссис Эриксон:
– Когда Бетти Элис будет принимать ванну, взгляни на ее грудь.
Миссис Эриксон позднее мне сказала:
– У нее только-только соски начинают менять форму.
Девчонка носится как мальчишка-сорванец и как мальчишка кидает мяч. И вдруг однажды она начинает бегать как девчонка и бросать мяч как девчонка. Она бегала как мальчишка, потому что ее таз был такого же размера, что и у мальчика. И вот в один прекрасный день он становится на миллиметр больше, чем у мальчика, и во всех своих движениях она начинает быть девочкой.
Мальчики проходят через стадию, когда они начинают часто смотреться в зеркало. Для этого у них есть веская причина. Дело в том, что кожа их лица становится толще. Она уплотняется, чтобы в дальнейшем на лице могли расти усы. Она должна стать толще, прежде чем у него вырастут усы. А более плотная кожа ощущается по-другому. И мальчик замечает, что с его лицом происходят какие-то изменения. Что это за чертовщина?! А сестры дразнят его зазнайкой из-за того, что он все время смотрится в зеркало!
Как тестировать двухлетнего ребенка?
Когда я проводил обследование детей из государственных приютов, в мои обязанности входило выявление детей с плохим зрением, с дефектами слуха или неспособностью к обучению. Как бы вы проверяли слух у годовалого или двухлетнего ребенка? Как выявить абсолютно глухого двухлетнего ребенка? Как бы вы это сделали? И ты для них совершенно незнакомый человек. Ребенок никогда тебя не видел.
Воспитатели приюта думали, что я не совсем в своем уме. Я велел им заходить в кабинет задом наперед и вести ребенка тоже задом наперед. И еще у меня на столе стояло металлическое пресс-папье. Я уронил его на пол. Это было тяжелое пресс-папье.
Воспитатель оглянулся, а глухой ребенок уставился в пол. Он почувствовал, как пол дрожит. Если я смог такое придумать, то почему вы не сможете? Когда вы хотите что-то узнать о своих пациентах, наблюдайте. Наблюдайте за их поведением.
Детское питание «Паблум»
Когда мать дает своему шестимесячному ребенку «Паблум» и в это время думает: «Что за ужасная дрянь – и так жутко воняет», ребенок, глядя на лицо матери, считывает то, что крупными буквами написано у нее на лице и выплевывает еду.
Все, что вам нужно сделать, это понаблюдать, как маленькие дети изучают лицо матери или отца. Они точно знают, когда нужно остановиться, чтобы не получить нагоняй. И знают, сколько раз нужно попросить конфету, чтобы ее получить. Независимо от того, сколько раз прозвучит «нет». Они слышат, когда «нет» начинает звучать не столь уверенно. Они знают, когда «нет» уже настолько слабое, что внезапная просьба в этот момент принесет ответ «да» и вожделенную конфету.
Эриксон говорит здесь о том, что, когда вы были маленьким ребенком, вы осознавали тон и другие метасообщения[31], которые сопровождали произносимые слова.
Он напоминает нам, что на нас влияли взгляды и вкусы наших родителей в то время, когда мы были не в состоянии проверить их правильность. Такой тип влияния играет очень важную роль не только в формировании наших привычек, ценностей и вкусов, но, к сожалению, и в том, что мы перенимаем родительские страхи, предрассудки и фобии.
Рассказывая эту историю психотерапевтам, я думаю, он спрашивал их: «Почему вы не обращаете должного внимания на эти невербальные сообщения?» Кстати, многократное употребление слов «знать» и «нет» было характерным для Эриксона. Например, он может внушить пациенту установку, что тот «знает», что может сказать «нет» своему симптому. Он заканчивает рассказ на высокой ноте словом «да». Непрямое, или скрытое, сообщение состоит также в том, что «нет», то есть любая негативность, будет становиться все слабее и слабее, и пациент останется со словом «да» – то есть с позитивным результатом в виде успеха или облегчения.
Сколько разных путей?
Как-то ко мне пришел студент университета, который в старших классах был одновременно капитаном бейсбольной и футбольной команд. После школы он хотел поступать в Университет штата Аризона A.S.U. Но оказалось, что у него была разница в длине предплечий, всего в один дюйм, что вполне в пределах нормы. Но он был в отчаянии. Он пришел ко мне и сказал:
– Вы не понимаете, что значит быть калекой.
Он не мог учиться, не мог работать, не мог заниматься спортом. Это укороченное предплечье сделало из него калеку. Врачи выложили все его матери и сказали, что у него начинается шизофрения.
Так вот. Когда пациент говорит мне, что я не понимаю, что такое боль, и что я понятия не имею, что значит быть калекой, я уверен, что он ошибается. Правда. Но при этом я могу однозначно сказать, что, когда по окончании средней школы меня парализовало, на меня это вовсе не повлияло. Тогда я не мог пошевелить ни единой частью своего тела, двигаться могли только глазные яблоки. И я выучил язык тела.
А когда я поступил в колледж, то в первый же год своей учебы там я увидел Фрэнка Бэкона в пьесе «Молния». Он стал звездой, произнося по ходу пьесы слово «нет» так, что можно было насчитать шестнадцать различных его значений. На следующий вечер я снова пошел в театр и вновь посчитал количество различных значений.
В этом рассказе Эриксон указывает на разницу между конструктивным вниманием к отличиям и особенностям и навязчивым или ипохондрическим сосредоточением на незначительных отклонениях, таких как нормальная разница между длиной предплечий.
Свой оттенок зеленого
Я отправил одного из моих пациентов, героинового наркомана, посидеть на лужайке, и он должен был сидеть там до тех пор, пока не сделает фантастическое открытие! Он был врачом-аллергологом и обладал просто феноменальным восприятием цвета. Просидев на лужайке приблизительно полтора часа, он ворвался в дом с пучком травы и воскликнул:
– Вы знаете, что каждая травинка имеет свой оттенок зеленого?
И он расположил их все по оттенкам, от очень светлого до очень темного. Он был так удивлен! Количество хлорофилла в каждом листе различно. Его количество зависит от количества дождей и плодородия почвы.
В другой раз я усадил его на лужайке лицом на восток, после чего он пришел ко мне и сказал:
– Кипарис на соседнем участке склоняется к солнцу, у него наклон на юг. Я огляделся и увидел, что у вас на лужайке растут пять кипарисов, и все они клонятся к югу.
Я ответил ему:
– Я обнаружил это во время своей первой поездки в Финикс и обошел весь город, проверяя это. Когда я впервые увидел гелиотропизм[32] у деревьев, это поразило меня. Обычно вы думаете о деревьях, как о растущих вверх. Но что у деревьев есть гелиотропизм! По подсолнуху, например, можно определить время суток.
Вы когда-нибудь слышали о клумбе-часах? У моей бабушки была такая клумба-часы, где определенный вид цветов раскрывался в определенное время. Ипомея раскрывалась рано утром, какие-то цветы раскрывались в семь часов, другие – в восемь, третьи – в девять, какие-то – в десять, еще одни – в полдень. А еще были вечерние примулы, например. Цветущий по ночам цереус раскрывался примерно в десять тридцать или одиннадцать часов вечера.
Врач-аллерголог, который из-за особенностей своей профессии должен различать различные оттенки кожи, очевидно, развил в связи с этим уникальную способность воспринимать тончайшие различия в оттенках и цвете.
Конечно, там, где Эриксон якобы говорит о наблюдении природных явлений, он осторожно внушает мысль о том, насколько важна «раскрытость».
Его комментарии служат постгипнотическим внушением, так что каждый раз, когда слушатель смотрит на гелиотропизм деревьев или на вечерние примулы, у него возникают ассоциации о «раскрытии». И тогда есть большая вероятность того, что впоследствии он отреагирует раскрытием не только своего восприятия, но и эмоций.
За-граница
Когда я пришел, новая пациентка уже ждала меня. Я записал ее имя, адрес и так далее и спросил, какова цель ее визита.
– У меня фобия – я боюсь летать, – ответила она.
– Мадам, когда я вошел в кабинет, вы уже сидели в этом кресле. Пожалуйста, вернитесь в приемную, потом опять войдите сюда и сядьте.
Ей это не нравилось, но она так и сделала.
И я сказал:
– А теперь что там по поводу вашей проблемы?
– Мой муж в сентябре берет меня с собой за-границу, а я смертельно боюсь самолетов.
– Мадам, когда пациент приходит к психиатру, он не имеет права утаивать какую бы то ни было информацию. Я кое-что знаю о вас. Я задам вам неприятный вопрос. Потому что пациентам нельзя помочь, если они утаивают информацию. Даже если кажется, что это никак не связано с проблемой.
– Хорошо.
– А ваш муж знает о вашей любовной интрижке?
– Но как вы узнали? – удивилась она.
– Язык вашего тела выдал вас.
Она сидела, скрестив лодыжки. Лично я так не могу. Ее правая нога была перекинута через левую, а ступня обхватила лодыжку. Ее поза была полностью закрытой. По моему опыту, каждая замужняя женщина, у которой есть роман и которая не хочет, чтобы об этом знали, всегда закрывается именно таким образом.
Она сказала за-границу, а не «за границу» – как два слова. Она не сделала паузу между «за» и «г». Она пришла ко мне потом со своим любовником. К тому времени они встречались уже несколько лет. Потом она пришла ко мне, чтобы поговорить о разрыве с ним. Ее любовник приходил ко мне, потому что у него ежедневно случались ужасные головные боли. У него были какие-то семейные проблемы с женой и детьми, поэтому я попросил разрешения повидать его жену. Я сказал ему, что хочу увидеть и детей. Пришла его жена и села в ту самую закрытую позу.