Может быть, и надо мной будут ставить опыты?
Он закатывает глаза.
— Чем меньше ты знаешь, тем лучше для тебя, понятно?
— Дай мне самой решать, что лучше для меня. Я спать спокойно не смогу, не зная, не понимая, что происходит, — взмолилась я всей душой. — Ты запросил за меня выкуп? Что ответил отчим? Я знаю, что он будет против. Но я сама могу за себя заплатить. Это правда, ко мне перешло право подписи…тогда…в день восемнадцатилетия. Я…я…
Я начинаю задыхаться от волнения.
Его взгляд будто бы чуть теплеет.
— Делай как тебе говорят и все будет в порядке. Не пытайся бежать, это бесполезно. За пределами этого дома тебя ждет гораздо большая опасность, чем здесь. — говорит, а потом тихо добавляет, опустив голову: — Хотя и здесь… ты…не в безопасности.
— А что с тем волком? С твоим охранником?
Он ухмыляется.
— Забудь.
Едва только за ним закрывается дверь, я плюхаюсь на кровать. Сколько это будет продолжаться? Что происходит за пределами этого дома? Меня ищут, или нет? Одни вопросы и ни одного ответа…
Едва только выхожу из душа, спотыкаюсь о коробки с обувью и пакеты с логотипами самых известных мировых марок. Придерживая полотенце на груди, чтобы не упало, открываю один, второй, третий. Все они заполнены платьями, шортами, рубашками, бельем.
Нервно смеюсь.
Ничего не понимаю.
Первый сказал, что хочет меня убить, но обеспечивает всем необходимым как минимум на полгода вперед. Или он - сумасшедший, который сам не знает, чего хочет, или мне отведена какая-то странная роль…
Делать совершенно нечего. Ни телевизора, ни компьютера, ни телефона здесь нет. Повалявшись без дела в кровати бессчетное количество минут, я выбираю из всего вороха новой одежды легкую полупрозрачную блузку от Ральфа Лорена, белые обтягивающие брюки-сигареты Томми Хилфигера, черные босоножки Майкл Корс.
Снова удивляет то, как хорошо подобрана одежда, белье точно моего размера. В одном из пакетов даже находится косметичка – с люксовой декоративной косметикой. Ее, конечно же, распаковываю сразу и спешу к зеркалу.
Умирать, так красиво!
Время тянется невообразимо медленно. Я уже в третий раз стерла и заново накрасила губы, уже ярко-алой помадой с блеском, и прогнала в уме по сто третьему разу варианты моего нахождения здесь.
В голове пусто и глухо. Из зеркала на меня глядит красивая, яркая девушка с густо подведенными глазами, сложносочиненной прической из светлых блондинистых волос, переливающихся в электрическом свете, броской и модной одежде. Но во всем ее облике видна тоскливая обречённость королевы, которая поднимается по эшафоту.
Резко выдыхаю, открываю дверь и выхожу из комнаты. Иду вниз. Преодолеваю ступени. В полной тишине и полутьме прохожу через весь огромный дом, подсвеченный редкими бра на стенах и вижу полоску света из-за угла. Оттуда доносится неясный гул голосов.
Иду туда – что мне еще остается делать? Медленно и тихо. Тихо и медленно.
И тут замираю прямо перед тем, как сделать шаг и оказаться в комнате.
Прислушиваюсь.
— Эти таблетки могут удерживать зверя до пяти часов. Очень хороший товар, — говорит Первый. — Стоит своих денег.
— Не понимаю, зачем платить за это. Мы и сами это умеем делать, — басит незнакомый голос раздраженно.
— Нет, Юн, ты не прав. С таблеткой можно сойти за простого человека. Да и решать проблемы с зарвавшимися волками так будет проще, — прерывает его спокойный грудной мужской голос. У меня мурашки бегут по спине от того, что я слышу. И этот голос… он внушает страх. Будто бы на подсознательном уровне я понимаю, что этим самым голосом обычно отдаются приказы на отстрел животных. И.. людей. И ему, обладателю этого самого голоса ничего не бывает за его злодеяния. Уж слишком он расслаблен, хитер и изворотлив, просчитывая все своим холодным умом на раз-два.
Замираю и пытаюсь сделать так, чтобы и сердце стучало тише. Думаю повернуть назад. Чтобы уйти так же неслышно, как и пришла сюда.
— Я возьму небольшую партию. И… — тут он делает многозначительную паузу. — Ту зверюшку, что прячется за углом. — От этих слов у меня глаза расширяются до невозможности. Кляну себя всеми силами, всеми словами, какие только знаю. — Девственница. Красивая. Яркая. Не глядя заплачу любую сумму.
Я слышу, как резко отодвигается стул, и через секунду мое горло сжимают огромные сильные пальцы.
Воздух застревает прямо в глотке и я хочу откашляться, отдышаться, но совершенно ничего не выходит. Под веками от недостатка воздуха все плывет, но я успеваю уцепиться взглядом за черную погибель, колодезной, могильной мрачностью веющей из огромных глаз.
Кажется, это последнее, что я вижу в этой жизни…
17
— Пусти, — цепляюсь пальчиками в руку Первого.
Он смотрит с ужасающей яростью на мое лицо, скользит по губам, а потом вдруг приникает к уху и шепчет:
— Я тебе сказал оставаться наверху, что тут не понятного? — его буквально колотит, и я действительно очень жалею, что вообще вышла из комнаты, что открыла дверь и высунул из нее свой любопытный нос.
— Слушай внимательно, — говорит он, обжигая знойным дыханием ушную раковину. — Молчи, кивай и ничего не говори.
Я киваю. Хотя это сделать очень трудно.
Он отпускает, отстраняется немного от меня, подает свою руку, и я с опаской опираюсь на нее. Он снова выглядит совсем по-другому. Я в который раз не успеваю привыкнуть к его образу, как он тут же меняет его, и будто бы немного меняясь внутри от этого.
Сейчас на нем шикарный светлый костюм-тройка, синий широкий галстук держит в узде не только тугую шею, которая может разорвать его в одно мгновение, но и воротник кипенно-белой рубашки. Волосы уложены волной наверх, и от его вида реально бросает в дрожь.
Он выглядит неуязвимым, порочным и магнетически притягательным мужчиной, которому подвластно все. Устоять перед таким человеком невозможно, и я неосознанно распрямляю плечи, когда следую за ним. Он держит мою ладонь в своей руке и ведет за собой, делая вид, что приноравливается к моему шагу, понимая, что на каблуках также быстро, как он, передвигаться невозможно.
Через секунду мы оказываемся в огромной комнате. Она отличается от тех, что я уже видела в доме: высоченный потолок, который заканчивается окном, принимающим ночной свет; огромный шкаф с разноцветными корешками книг; шикарный каменный камин, в котором для декора лежат поленья.
Посреди всего этого великолепия за огромным круглым столом восседают двое. Видимо, их разговор я случайно подслушала. И теперь не они, а я стала предметом их пристального изучения.
Один больше похож на крысу: вытянутый, бледный, с тонким длинным носом. И второй – крупный, щекастый. Больше похожий на Джеббу своими жировыми складками, маленькими пронырливыми глазками.
Именно последний и заметил меня первым. Это я понимаю по тому, как он удовлетворенно принюхивается.
— Соул, как ты мог скрывать такой чистый цветок в своей оранжерее?
Первый сильнее сжимает мне руку, когда буквально дергает за собой к столу. Отодвигает стул, тактично помогая сесть среди мужчин, сам усаживается рядом.
— Кажется, я знаю, кто вы, прекрасное дитя, — вдруг прищурившись, выдает он и я буквально чувствую, как напрягся Первый. Он даже головой повел в мою сторону, блеснув черными глазами. — Мисс Пристли!
— О! — выдыхает Крыса. Но мой хищник даже не смотрит в его сторону. Кажется, что он держит на мушке именно этого толстяка.
Вокруг неуловимо накаляется атмосфера. У каждого из трех присутствующих явно что-то происходит в голове. Если это пристанище бандитов, а по их внешнему виду, разговору, что я успела услышать, да только по одному тому факту, что они находятся в доме у террориста, что меня украл, я делаю вывод, что они мысленно делят мое наследство, которое можно вытребовать за мою жизнь.
Медленно прикрываю глаза и закидываю ногу на ногу, приказывая себе не поддаваться панике.
— Джинджер. Можете звать меня Джинджер. — Когда-то я слышала одну мысль о том, что если тебя похитили, то нужно всеми силами постараться стать не безликим неизвестным человеком, а раскрыть как можно больше черт своего характера, привычек. Знакомого всегда труднее убивать, чем незнакомца, ведь правда?!
— Джинджер, — тянет Джебба, и его противные губы расползаются в неприятной ухмылочке. — Какими судьбами вы здесь оказались, спрашивать не буду.
Он даже не косится в сторону напряженного Первого, но именно его имеет в виду. Между ними идет какая-то игра, а я же являюсь просто пешкой, которую, скорее всего, прямо сейчас выдвинули на шахматную доску, чтобы или срубить и забрать себе в карман, или оставить на доске.
— Как вы поживаете, Джинджер?
— Немного нервно, — пытаюсь пошутить я, и он меня понимает: предвкушение и азарт разгорается на дне маленьких поросячьих глазок. — Я бы с удовольствием занялась творчеством. Это успокаивает.
Джебба кивает.
— Мисс Пристли, я все это могу обеспечить для вас. — Мои брови ползут вверх. Что? — Одно только ваше слово.
Он приподнимает брови, и я понимаю, что он не шутит. Крыса, вытаращив глаза, пялится на Джеббу. Толстяк напряженно смотрит на меня в упор, оглядывая своими маслянистыми глазками, ожидая ответа. Первый сжимает до хруста кулаки на столе и молчит. Он сидит вполоборота, и я вижу только желваки на его лице сбоку.
— Одно только ваше слово. И вы станете моей. — Повторяет противный Джебба, едва не облизываясь. Я дергаюсь от брезгливости. — В моем доме вы будете в безопасности.
И тут в этот момент одновременно происходит столько событий, что я, ошарашенная, застываю.
— Она – моя! — яростно, страстно, страшно рычит Первый.
Мужчина резко вскакивает на ноги, яростно поднимает стол, откидывая его в сторону, и он мелкими щепками расползается у стены, разбившись о каминную кладку. Крыса закрывает руками лицо, поджимает под себя ноги. Джебба хохочет зло, противно, громко, и вдруг начинает покрываться шерстью.