Знаю, что он сейчас манипулирует. Знаю, но все равно ведусь.
– Поехали!
Выдергиваю руку из его ладони и демонстративно топаю к машине. Дверью хлопаю громко, также стараясь привлечь максимум внимания. А еще почувствовать удовлетворение от того, с каким лицом стоит эта Натали. Ее будто уксусом напоили. Так-то!
Азарин не заставляет себя ждать, почти сразу садится за руль.
– Если что, с Наташкой у меня ничего нет.
И вот зачем он это сказал? Думает, что я ревную?
– Вообще, меня это не особо волнует.
Тим ухмыляется и пару раз кивает, как бы говоря – так я тебе и поверил.
Гад!
Глава 17
Тим
Прослеживаю Аринкин взгляд, натягивая на лицо дежурную улыбку. Пока подъезжаю к линии старта, проваливаюсь в прошлое.
Нам с Громовой было лет по пять. Родители в очередной раз намутили гулянку, кажется, в честь Катькиной днюхи. На Аринке тогда было огромное розовое платье. Она была похожа в нем на сахарную вату и так смешно передвигалась из-за пышной юбки…
В тот день я над ней даже не смеялся. Вообще внимания не обращал. Спокойно ел мороженое, пока она не отняла у меня это ведро с фисташковой сладостью. Еще и по лбу стукнула. Но весь прикол был в том, что она к этому ведру потом так и не притронулась. Демонстративно поставила на стол, села на стул, оценила обстановку и засунула в рот кусок яблока.
Прошло больше десяти лет, но в данный момент, то же самое она делает с моим сердцем. Отбирает, а потом умышленно сторонится.
Как бы я ни улыбался сейчас, ее показное безразличие раздражает. Ей из кожи хочется выпрыгнуть, чтобы спрятать от меня и окружающих свои истинные чувства. Не дай бог, кто узнает и усомнится в ее серьезности. Точнее, в псевдосерьезности.
Плотнее прижимаюсь затылком к подголовнику. Тяну воздух, который уже полностью пронизан запахом ее духов, и снова раздражаюсь.
То, что я выведу ее на настоящие эмоции – факт. Так оно и будет, не сегодня, значит, завтра, ну или несколькими днями позже. Но вся эта игра жутко бесит.
Она мне всегда нравилась. И я всегда хотел от нее отдачи. Чертовы реакции, от которых у меня какая-то маниакальная зависимость.
Салон уже минуты три, как заполнился молчанием.
Громова сидит, сцепив пальцы в замок. Вся такая неприступная. Чертова крепость.
Выдыхаю.
Где-то внутри, слишком далеко, чувствую, что она ревнует. Ревнует и поэтому сейчас злится. Но полной уверенности в этом у меня нет. Да, вслух я говорю абсолютно другое, транслирую непоколебимую уверенность, а на деле…
Меня на ней клинит. Мозг уже давно подвис и вскипел. Не покидает чувство, что я тупо стучусь в закрытую дверь.
Перебираю пальцами по рулю, а грудь воспламеняется именно в том месте, где она прижималась ко мне виском.
– Пристегнись, – бросаю флегматично, и Ариша мгновенно выполняет данную «команду».
Щелкает ремнем.
Тачка Вадика равняется с моей по правую сторону. Татарин слева.
Привычное дело, адреналин уже зашкаливает. Газую и срываю машину с места.
Аринка взвизгивает и хватается за дверную ручку.
– Мамочки, – бормочет, округляя глаза.
Педаль проваливается в пол. Стрелка спидометра почти ложится. Сбрасываю скорость, чтобы войти в поворот красиво. Задницу немного закручивает, бампер почти касается железного ограждения.
– Мы разобьемся! – орет Громова.
– Спокойствие, малыш, только спокойствие.
Смотрю по зеркалам. Салон заполняется адреналином, теперь не только моим. Ариша визжит, но при этом смеется.
Машину слегка заносит перед самым финишем, но я быстро выравниваю траекторию. Давлю на тормоз, и нас обоих тянет чуть вперед.
Наблюдаю за Аринкиными реакциями, пока вдалеке не начинают виднеться мигалки. Красно-синие «светлячки» катят сюда на всей скорости.
– Полиция?
Арина вытягивает шею, начиная вертеть по сторонам головой.
– Ага, – поддакиваю, продолжаю наблюдать за приближающимися тачками в зеркала.
– Чего ты стоишь? Нужно уезжать.
– Ага, – снова, но теперь с кивком.
– Тим!
– Что мне за это будет?
Наконец поворачиваюсь к ней. Смотрю в бегающие туда-сюда зрачки.
– Что?
– Что мне за это будет? – прищуриваюсь.
Мигалки от нас уже метрах в четырехстах.
– Я не понимаю, – переходит на крик.
– Ты же ревнуешь? – смотрю на нее в упор.
– Разве сейчас до этого?
Она мечется. Оборачивается. Нервничает.
– Только сейчас, – улыбаюсь, продолжая упираться ступней в педаль тормоза. – Ревнуешь?
– Нет.
– Правда?
«Втыкаю» заднюю, и машина начинает катиться навстречу ментам.
– Что ты делаешь? Нас поймают! Тим…
– Ревнуешь? Тебе же не все равно?
– Я могу соврать и сказать то, что ты хочешь слышать! – кричит мне в лицо, обильно краснея. У нее голос срывается, а меня снова кроет.
– Я пойму, если ты врешь.
Пожимаю плечами, убирая руки с руля.
– Нас поймают, – улыбаюсь и приоткрываю окно, чтобы она слышала вой сирен.
Арина качает головой. Дергается влево, на секунду прилипает к стеклу, видимо оценивая ситуацию снаружи, а когда поворачивается, я вижу в ее глазах такое, отчего самого перетряхивает.
– Мне не все равно, – переходит на шепот. Выдыхает. – Ты меня бесишь! Ты наглый, бессовестный, я тебя ненавижу! Но мне не все равно, – всхлипывает. – Они меня раздражают, все эти твои Янки и Наташки, понял? Ненавижу!
Ее громкая, сказанная в запале речь стихает так же резко, как и началась.
Рывком тяну Арину на себя, обхватив шею ладонью.
Касаюсь ее губ своими. Чувствую, что ее тоже лихорадит. Такая горячая. Моя.
Она мне отвечает. Теперь уже сама тянется. Впивается ногтями в плечи и прикрывает глаза.
– Ты дурак, Азарин. Дурак, – бормочет в губы.
Ментовская тачка равняется с нами именно в этот момент.
Сжимаю тонкие пальцы. Правой рукой переключаю скорость и давлю на газ.
Нас откидывает назад.
Внутреннее ликование превращается в настоящую эйфорию. Всего пара слов…
– Держись.
Выкручиваю руль, делая полукруг. Машину снова заносит, но нам нужно объехать скопившийся кортеж ментов.
Раз, два, три.
Вокруг хаос. Мигалки раздражают слизистую своими вспышками. Кто-то не успел запрыгнуть в тачку и уже лежит мордой в белый капот.
– Если нас поймают?
Теперь Арина сама хватает меня за предплечье.
– Аккуратнее, – веду плечом, и она сразу убирает руку. – Не поймают. Шестьсот лошадей под капотом. Оторвемся.
– Они запишут номер. У тебя будут проблемы…
– У меня, – улыбаюсь, – ты тут ни при чем, – проговариваю чуть ли не по слогам.
На шоссе стрелка снова ложится. Дорога практически пустая, скорость зашкаливает. Мигалки остаются далеко позади.
Сворачиваю в ближайший поселок и сбавляю обороты. Останавливаюсь и гашу фары.
– Все? – ее полушепот со стороны заставляет повернуть голову.
Киваю, на что Арина сразу шумно выдыхает.
– Я чуть с ума не сошла.
Она все еще часто дышит. Громко так. Хватает ртом воздух, рассеянно растирая ладошками лицо.
– Извини, – отстегиваю ремень.
– Я готова тебя убить. Задушить прямо сейчас.
– Сопротивляться не буду, – поворачиваюсь к ней корпусом.
– Какое благородство, – закатывает глаза.
– Значит, ты ревнуешь?
– Ты выбил из меня это признание. Так нечестно.
– А кто вообще говорил о честности, м?
Тянусь к ней, чтобы почувствовать. Прикоснуться. Это уже стало зависимостью. Болезнью.
– У тебя нет совести, – качает головой, осторожно, почти мимолетно касаясь моих губ своими. – Совсем, – опускает взгляд.
Нас освещает магнитола. Из динамиков льется музыка ночного чарта, ее еле слышно. И сейчас вообще непонятно, из-за чего. То ли кровь в висках так громко бахает, то ли я просто убавил акустику.
– Ты всегда мне нравилась, – говорю на эмоциях, не успевая подумать.
Арина запрокидывает голову и распахивает глаза, которые до этого были прикрыты.
– Видимо… Сюрприз! – ухмыляюсь, не собираясь идти на попятную. – Да?
– Всегда-всегда?
– Всегда-всегда…
– Тихо ты!
– Сама тихо.
– Блин, – Арина смеется, отклеивая от окна изоленту.
Лестница опасно поскрипывает, именно поэтому я Громову и поторапливаю.
– Залезай уже. Падать я сегодня не планировал.
Арина пролезает в окно, подтягиваюсь следом, оставаясь на улице, упираясь ладонями в подоконник.
– Не переживай, если упадешь, я буду ходить к тебе в больницу, – снова смеется.
– Давай как-нибудь без этого.
Арина прогибается в спине. Ее рука ложится мне на плечо, а в комнате резко загорается свет.
Щурюсь и понимаю, что Арина как стояла, так и замерла.
– И как это понимать? – спрашивает ее отец.
Вытянув шею поверх Аришиной головы, вижу его сидящую на кровати фигуру.
Арина кусает губы и, зажмурившись, поворачивается к нему.
– Пап, я… – прижимает собранные в замок пальцы к груди.
– Тимофей, может быть, ты мне ситуацию прояснишь?
Перебрасываю ногу через подоконник и, оказываясь в Аринкиной комнате, первым делом обвожу помещение взглядом, пока не сталкиваюсь им с ее отцом. Глаза в глаза.
– Получилось небольшое недоразумение, – пожимаю плечами.
– Арина, четыре часа утра, между прочим. Тебе завтра в школу. Я звонил раз двадцать.
Громова молчит. Смотрит в пол.
– Мы… – пытаюсь внести свою лепту, но ее отец рубит на корню.
– С тобой у нас отдельный разговор будет, – смеряет меня взглядом. – Арина, спать, Тимофей, за мной, – вальяжно указывает мне рукой на дверь. – Живо.
Аринка всхлипывает. Причем громко. Ее отец это слышит и сразу смягчается.
– Не реви, никто тебя не ругает, – вздыхает. – Что-то мне подсказывает, что кое-кто бросится на амбразуру, – и смотрит на меня.
Сжимаю Аришкину ладонь и ухмыляюсь.
– До завтра, – шепчу и следую за ее отцом.