Считать, что лупится (попался?!) автор букв –
Из каждой запятой, малейшего изгиба, –
Достойно не людей, а выполотых брюкв!
Кто пишет криво – «плут»! Кто тонко – «слаб,
не глыба»,
А кто с нажимом – тот «решителен и груб»!
А вдруг был шаток стол? Толст карандаш?
А вдруг
Перо царапалось едва – и то спасибо?
А как на эти вот каракули мои
Взглянули б ведуны и почеркисты? «Вот-с вам!
Маразм, объединясь отважно с идиотством,
Водил её рукой» – вскричали бы они.
Узнайте ж – я скажу и гляну королевой –
Кто правую сломал, тот просто пишет левой.
Мне кажется…
Мне кажется порой, что умерли стихии –
Такие, как Земля, Огонь, Вода и Воздух.
А заменили их… какие-то другие –
Из приготовленных на беззаконных звёздах;
Что до сих пор трава, наш друг многовековый,
Напрасной зеленью сияла перед нами;
Что кто-то изобрёл закон природы новый,
Повелевающий расти ей – вверх корнями!
Что в джунгли отпустил шарманщик обезьянку,
Но джунглей больше нет; их царственное платье
Сорвали, вывернули, с криком, наизнанку!
Мне кажется, о них – век буду горевать я,
И плакать буду я – счастливцам на потеху –
По истинным слезам и подлинному смеху.
Король пепла
Два лагеря в различии глубоком,
Два разных мира, мы в одном равны:
Мы все под бомбой ходим,
Как под Богом,
Все.
Вплоть до поджигателей войны.
Как лошадей ковбой техасский гонит,
Вооруженье с присвистом гоня,
Вы мните, сэр, что вас война не тронет?
Не опрокинет вашего коня?
Ну, хорошо!
Допустим для примера,
Что нежит вас улыбка револьвера,
Взаимность бомбы, добродушье мин,
Что взрыв не враг вам,
Ибо вам же – сын.
Допустим, поджигатель несгораем, –
Твердь треснула от жара, но не он.
И вот картина:
Мир необитаем,
А в центре мира – вы –
Увы!
Громадного масштаба Робинзон.
О, с оговоркой!
Па́руса не ждёте,
И Пятницы для вас потерян след
(Что, впрочем, применимо и к субботе,
И к воскресенью; нет ни дней, ни лет, –
«Смешались времена», как пел поэт).
Что станете вы делать в мире этом?
Чем торговать-то?
Че-ем?
Небытиём?
Бессмертьем?
Пеплом?
Но каким предметом
Мы тот же пепел с вами соберём?
Опять допустим:
Вы свершили чудо –
Нашли совочек.
Подцепив товар,
Несёте.
Но зачем? Куда? Откуда?
Кто это купит?
Чем заплатит вам?
Все рынки, сэр,
Все ярмарки,
Базары,
Торговцы,
Покупатели,
Товары,
Банк,
Биржа –
Всё
У вас в одной руке, –
В одном совке.
Так что же вам ещё?!
Монархи жирной нефти,
Цари угля –
Всё призрак,
Всё мираж…
Торгуйте же!
Не бойтесь конкуренции!
Весь уголь – ваш,
Весь дым, весь пепел – ваш!
«На дне морском, на цветастом дне…»
На дне морском, на цветастом дне
(Где все друг друга едят),
Лицом повёрнутый не ко мне –
Цветёт невиданный сад.
Там есть размытые Города,
И захлебнувшийся Путь,
И кто-то целит – меня туда
С бегущей шхуны столкнуть.
«Пора, – подсказывает, – пора
Тебе к подводным пескам…»
Но я (по-своему тоже хитра), –
Я думаю: «Прыгай сам!»
От дружеской ласки – аж холод в крови.
Участливый, как НЛО,
Он шепчет: «Луну в отраженьях лови!»
(А солнце ещё не зашло!)
На дне, на илистом дне морском
Извилистый лес цветёт.
Но ждет меня сухопутный дом,
Земная работа ждёт.
Не надо скользить
И морского коня
Водить в поводу за мной;
Никто не сделает за меня
Моей работы земной.
Следы
Ночь напечатала прописью
Чьи-то на глине следы…
Над плоскодонною пропастью
Эхо, как пушечный дым.
Видно, прошёл тут – и шёпотом
Песню пропел пилигрим;
Долго стреляющим хохотом
Горы смеялись над ним.
Вижу, как ночь приближается
Высохшим руслом реки…
Но всё равно продолжается
Песня, словам вопреки.
– Где это море? – вы спросите, –
Где этот пляшущий риф?
Где – без морщинки, без проседи –
Юный зелёный залив?
Где эти заросли тесные
В лунной бессонной пыльце?
Звери да птицы чудесные?
Люди – с огнём на лице?
Гибкие пальцы упрямые,
Чаши? Цепочки с резьбой?
Эхо, не путай слова мои, –
Я говорю не с тобой!
…Ночь напечатала прописью
Чьи-то на глине следы…
Над плоскодонною пропастью
Эхо, как пушечный дым.