места и уже идя по дороге, я решил завтра утром засветло вернуться сюда и всё выяснить.
Я нашёл конец провода и присоединил к нему дисковый телефон. Таким образом, я смог бы незамедлительно сообщить в центр, если бы со мной что-нибудь случилось. От скуки я набрал номер. Мне ответил Али:
— Куда вы пропали? Я тут из-за вас места себе не нахожу.
— Сижу за холмом, — ответил я. — Мохаммад пошёл за проводом. Отмотай метров тридцать-сорок, чтобы не задерживать его, когда придёт.
Поговорив с центром, я взбодрился. В то же время я позавидовал Али, который сидел сейчас там в безопасности, даже не представляя себе, каково мне в этот момент. Наконец, через некоторое время пришёл Мохаммад с проводом в руках. Мы починили линию и вернулись в укрепление, а я так ничего и не сказал своему товарищу об этих странных земляных насыпях.
Утром, как только рассвело, я вновь пришёл на то место, где был накануне, чтобы узнать тайну этих холмов. Только тогда я понял, что именно так встревожило меня прошлой ночью. Моим глазам предстали захоронения убитых иракцев. Под насыпью, на которой я сидел некоторое время, лежало чьё-то тело, и его части вывалились из земли наружу.
Мохаммад Джавад ДжозиниНаджибПеревод с персидского Светланы Тарасовой
Посвящается героически погибшему Наджибу Черабе
Сегодня после утреннего построения в нашей казарме появился новенький. Никто из солдат не обрадовался его появлению. Сказав «йалла»[82], он отодвинул полог двери и вошёл внутрь. На плече у него висела небольшая сумка. Новичок поздоровался, справился о нашем самочувствии, а потом прямо заявил:
— Братцы, если вы позволите, я останусь в этой комнате. В других мест нет…
Алиреза, желая избавиться от новенького, ответил:
— У нас нет лишнего одеяла.
Но тот только улыбнулся:
— Ничего страшного, в вашей тёплой компании оно мне не понадобится.
Хасан, проходя мимо меня, добавил:
— Видать, наш братец только вчера родился.
Честно говоря, я тоже был не в восторге от его появления. Хамид сказал нам, что пройдёт пара дней — и мы найдём с ним общий язык, но я в это слабо верил. Что-то подсказывало мне, что с появлением этого чужака наша тёплая, дружеская компания затрещит по швам.
Развязывая шнурки на ботинках, новенький сообщил:
— Меня зовут Наджиб…
— На-джип?[83] — съязвил Алиреза, и все громко рассмеялись.
— Нет, Наджиб. Наджиб Черабе.
— Да мне без разницы. Ничего себе имя, — ответил Алиреза.
У Наджиба был акцент, но никто не поинтересовался, откуда он родом.
— Надо поменьше с ним болтать, чтобы не стал с нами фамильярничать, — шепнул Хасан.
Хамид, не желая отставать от новенького, заявил ему:
— Браток, раз уж ты явился к нам, прими к сведению, что прямо сейчас ты заступаешь в должность «градоначальника» по комнате на целые сутки!
Все покатились со смеху. Между тем Наджиб, продолжая всё так же мило улыбаться, встал с места и сказал:
— Слушаюсь. Что нужно делать?
— Видишь ту цистерну? — спросил Хасан, а потом показал пальцем на пустые канистры для воды, стоявшие у входа в комнату. — Потрудись наполнить их водой.
— Так, откуда брать воду? — спросил Наджиб, уже готовясь к выходу.
Алиреза, давясь от смеха и стараясь всё время прятать лицо от Наджиба, подошёл к нему, взял за руку и подвёл к окну, чтобы показать рядом с плацем огромную цистерну, наполненную водой.
— Сначала потрудись спуститься на три этажа. Видишь тех людей? Встанешь за ними, дождёшься своей очереди, наполнишь эти канистры, а потом опять поднимешься вверх на три этажа…
Все ребята знали, что сегодня дежурным «градоначальником» по комнате должен быть как раз Хасан, и у нас было не принято, чтобы им становился новичок. Сам Наджиб тоже был в курсе дела, но по какой-то одному ему ведомой причине он не стал протестовать и принял происходящее как должное.
Наджиб взял пустые канистры и собрался уходить. Когда он уже хотел надеть ботинки, Хасан крикнул ему:
— Можешь сесть в мой бронетранспортёр!
После этих слов Наджиб ушёл.
«Столько бойцов в гарнизоне До-Кухе ещё никогда не было», — говорил нам хаджи[84]. И действительно, по утрам на плацу не хватало места для новых батальонов.
Сегодня на пробежке нам опять пришлось выбежать за территорию гарнизона. Бегали больше, чем в предыдущие дни. Вокруг гарнизона мы сделали два полных круга. Потом последовала зарядка, после которой впору было рухнуть замертво. У меня живот сводило от голода, а Алиреза кричал:
— Настроение… хоть куда!
Задыхавшиеся от бега бойцы в конце колонны продолжали:
— Коль в желудке… пустота!
Потом солдаты хором повторили всю речёвку целиком:
— Настроение хоть куда, коль в желудке пустота!..
Хаджи быстро подошёл к началу строя, и все разом замолчали. Из-за внезапно наступившей тишины он сам рассмеялся, и мы все последовали его примеру.
Постепенно бойцы начали переговариваться. Они были порядком измучены жизнью в своих трёхэтажных разрушенных казармах. Все мечтали о скорейшем начале всеобщего наступления.
«Настоящий ополченец-басидж не может только есть и спать», — высказался Алиреза. От этих слов хаджи нахмурился, и рядовой сразу умолк.
Помнится, в тот же день я получил письмо от брата.
Наджиб всё так же оставался дежурным по комнате. Он подмёл пол и вымыл посуду. Закончив свои дела, он сел в углу комнаты и принялся читать книгу, обёрнутую в газету.
Алиреза чистил своё оружие газойлем. Ребята ворчали на него, недовольные тем, что он делает это в помещении, но тот не обращал на них ровно никакого внимания.
Мне надо было встать и написать ответ брату.
Хамид тем временем рассказывал, что о предстоящей атаке всегда становится известно или из кухни, или из солдатского котла. «Вечером, накануне наступления, — говорил он, — кормят пожирней, чем обычно. Если будет атака, обязательно дадут курицу».
В тот вечер на ужин как раз кормили пловом с курицей. Среди бойцов прошёл слух, что, скорее всего, ожидается наступление.
Между тем Наджиб понемногу осваивался в нашей комнате. Правда, ребята всё ещё старались держаться от него подальше, а он продолжал оставаться таким же уступчивым, добродушным и терпеливым. Вытянув руку стоя, он спокойно мог бы дотянуться до лампочки на потолке, однако сейчас он сидел и продолжать читать всё ту же обёрнутую газетой книгу.
Шёл пятый день с отъезда командира нашей роты. Хаджи тоже отправился в командный штаб. Новость о предстоящей атаке разлетелась повсюду, и ребята были в приподнятом настроении. Все ждали, что через несколько дней нам пришлют нового командира роты. «Наверное, выберут кого-нибудь из наших, да поопытнее», — говорили бойцы между собой.
Вечером кто-то пришёл за Наджибом. Он ушёл и вернулся назад только под утро. На рассвете бойцы узнали, что накануне вечером вернулся хаджи, и у Наджиба завязалась с ним тесная дружба. После утреннего построения хаджи собрал всех ребят и сообщил о том, что через несколько дней начнётся всеобщее наступление. Бойцы в восторге принялись поздравлять друг друга. Хаджи продолжал рассказывать о предстоящей операции, как вдруг, словно гром среди ясного неба, меня ошарашила неожиданная новость. Оказывается, штаб назначил Наджиба Черабе командовать нашим взводом.
Раздалось привычное в таком случае славословие Пророку Мохаммаду, благодаря чему мы улучили момент переглянуться. Никто из нас при этом не проронил ни слова. Наверное, все мы в этот момент сильно побледнели.
Вечером после отбоя Хамид предостерёг нас:
— Парни, Наджиб наверняка захочет отомстить за такое наше поведение!
— Не дай Бог, ещё в наступление не пустит…
Ближе к полудню пришёл Наджиб. Как обычно, он расставил по парам ботинки, стоявшие у входа, поздоровался и вошёл в комнату. Все ребята готовы были от стыда провалиться на месте, но сам Наджиб и виду не подал, что произошло нечто особенное.
«Мне стыдно смотреть ему в глаза», — признался Хасан. С того вечера, когда на ужин подали плов с курицей, прошло уже пять дней, и вот нам опять приготовили то же блюдо, однако о наступлении так и не было никаких вестей.
Обычно по ночам у нас проходила боевая подготовка. Ребята прозвали её «слезоточивой», потому что от сильных нагрузок на глазах бойцов часто выступали слёзы. В полночь мы бродили по близлежащим равнинам, отрабатывая бесшумную ходьбу, развёрнутое построение, ползание с подъёмами, речные переходы и тому подобное.
Под вечер мне неожиданно пришла в голову мысль не ходить на ночную подготовку. Этой идеей я поделился с Хамидом, и мы с ним договорились дать дёру. За полночь, когда в коридоре раздался громкий приказ хаджи о построении, мы с Хамидом быстро спрятались за балконом. Через некоторое время все комнаты опустели, и ребята направились за территорию гарнизона. А мы с товарищем укутались одеялами и спокойно себе заснули.
Уже под утро нас разбудили громкие голоса вернувшихся солдат.
«Опасная ситуация. Вы окружены», — подшутил над нами Алиреза.
Сначала я думал, что он просто издевается из зависти, но потом узнал, что после ночной подготовки хаджи сделал перекличку и заметил, что нас двоих не было. Ответственным за наше наказание был назначен не кто иной, как Наджиб.
До самого вечера мы думали лишь о том, какое же именно наказание он нам назначит. «Наверняка заставит вас лезть в одежде в реку», — предположил Алиреза.
Каждый говорил своё, и мне становилось всё больше не по себе.
Когда раздали ужин, к нам пришел Наджиб и сказал:
— Вы двое сегодня не ложитесь спать. Оденьтесь и будьте в полной боевой готовности.
— Есть, — ответили мы.
Я не помню, как доел свой ужин. От страха перед неведомым наказанием душа у меня ушла в пятки. Наконец мы приготовились. Ребята продолжали переговариваться и посмеиваться над нами. Постепенно они взяли свои одеяла и улеглись спать, и тут явился Наджиб. На его лице уже не было и следа от обычной улыбки. Он пошёл первым, и мы последовали за ним. Выйдя за территорию гарнизона, когда Наджиб направился в сторону шоссе, Хамид шепнул мне на ухо: «Похоже, он не заставит нас лезть в реку».