Реза БахрамиМой маленький другПеревод с персидского Светланы Тарасовой
13 января 1988 года, деревня Джилизи[90]
В очередной раз я оказался в тылу. Это была деревня у перекрёстка Часмари[91], разрушенная и безлюдная. Мы соорудили навес в одном доме, от которого осталась лишь половина стен, и сделали его своим временным пристанищем.
Мне было легко на душе. Казалось, от прошлых переживаний уже не осталось и следа. Такое состояние меня охватывало всякий раз, когда один из моих товарищей уезжал в увольнение, а я заступал на его место. Тыл был своего рода моим убежищем, столь нужным время от времени в годы войны.
Откуда-то сверху послышался странный звук. Я посмотрел в небо. Два диких гуся наискосок летели к реке Керхе. По летящим птицам стреляли сразу из нескольких мест, и звуки выстрелов нарушали тишину деревни и окружавшей её долины.
С самого утра всё вокруг было объято густым туманом. Однако с появлением солнца он стал рассеиваться с невероятной скоростью.
Я сел у стены и уставился на полевую кухню. Она располагалась на расстоянии почти километра от нас, рядом с колодцем, окружённая кустарниками клещевины. Над зелёной округой и развалинами домов клубился пар.
Вдруг из-за стены донеслось блеяние овец. По всей видимости, это было стадо арабских пастухов[92], которые каждый день прогоняли свой многочисленный скот мимо здешних мест. Я поднялся и выглянул из-за изгороди. Прямо за ней паслись овцы. С другой стороны стада я увидел смуглого мальчишку. Заметив меня, он промолвил:
— 3… з… здравствуйте!
Я тоже его поприветствовал. Он подошёл ближе. Мне не доводилось встречать его прежде, потому что раньше никто не пригонял сюда свои стада. Вокруг дома росла высокая дикая трава.
Вернулся Мохаммад, ходивший на кухню за обедом, и спросил у мальчика:
— Кто тебе разрешил привести сюда своих овец?
Вместо ответа тот лишь улыбнулся. Тогда Мохаммад подошёл к нему и протянул руку.
— Как дела, Саид?
Только тогда я понял, что они знакомы.
— Ты его знаешь? — спросил я у Мохаммада.
— Да, уже целый год, — ответил тот. — Он приходил, когда я был на кухне. Хороший, шустрый парень.
Я обошёл изгородь и вышел наружу.
— Значит, Саид, вы знакомы, и ты молчишь?
Мальчишка вертел в руках свою палку и ничего не говорил. Я предложил ему присесть. Он сел. Мохаммад тем временем пошёл поставить миски с обедом.
— Наверное, ты и в школу ходишь? — спросил я.
— Нет! — ответил мальчик. — Не… не… не берут. Говорят, я бо… бо… большой.
— А сколько же тебе лет?
— Од… одиннадцать!
— Так, а почему ты не пошёл в школу раньше?
— По… по… пошёл, да война началась. Шко… шко… школу сровняли.
— То есть сровняли с землёй?
— Ещё как! Сровняли с землей.
— Кто это сделал?
— Иракцы.
— Откуда же они пришли? — спросил я.
Мальчик указал пальцем на шоссе.
— Со стороны дороги. Мы… мы… мы сначала думали, это наши, но потом поняли, что иракцы. Всех в плен взя… взяли, а мы убежали.
— Почему же ты не продолжил учиться?
— Я… я… я тогда пошёл в школу. Ма… ма… маленький был. Пару дней отучился, а по… потом мы уехали.
— Куда уехали?
— В Абадан, Даррешахр, По… По… Польдохтар и Хорремабад[93].
— А когда уезжали, куда же девали своё стадо? Разве тогда у вас не было овец?
— А… а… а как же? Было большое стадо. Да ещё шесть буйволов. Как вы их на… называете?
— Дойные коровы?
— Нет!
— Быки?!
— Нет!
Мальчик несколько раз повторил по-арабски какое-то слово, и я наконец понял, что он имеет в виду настоящих буйволов.
— Так, и что же стало с вашим скотом? — спросил я.
— У… у… увели. И… и… иракцы всех увели. Этих не… не… недавно купили.
В этот момент мальчик начал ещё сильнее заикаться, с трудом заканчивая слова. Я хотел было спросить у него, заикается ли давно или начал недавно, но потом передумал, опасаясь, что он может обидеться, поэтому счёл за лучшее промолчать. Между тем Саид продолжал рисовать палкой на земле какие-то каракули.
Над нашими головами пролетела стая птиц, похожих на куропаток. Взмахи их крыльев напомнили неожиданный порыв ветра.
— Кстати, а что это за птицы? — спросил я.
— Мы их называем «ата».
— Вы давно здесь живёте?
— Ещё как! Вы живёте в доме моего дяди. На… на… наш дом вон там.
Мальчик показал рукой на развалины, лежавшие на другой стороне деревенской площади. Перед домом виднелись несколько бетонных поилок для скота, а чуть ниже росло одинокое дерево, на ветви которого по вечерам слетались разные птицы. «Когда-то в этой деревне кипела жизнь, а сейчас в ней одни совы, мыши да шакалы, — подумал я. — Под вечер на деревенскую площадь выводили стада овец. Включали насос, и поилки заполнялись водой…»
Саид о чём-то задумался. Возможно, он вспомнил тот день, когда в их деревню пришли иракцы, разрушили их жилища и растащили всё, что было можно.
— Где же вы сейчас живёте? — спросил я.
Мальчик показал мне на другую сторону шоссе, где виднелись тёмные очертания нескольких домов.
— Мы там себе по… по… построили дом. На… на… на этой стороне дороги не разрешают селиться.
— А с кем ты живёшь?
— С от… от… отцом и его женой!
— С отцом и его женой? Почему ты не называешь её мамой? Твоя мама умерла?
— Ещё как!
— От мачехи не достаётся?
— Нет!
— Скажи, а братья у тебя есть?
— Ещё как! Двое! О… о… один погиб.
— Погиб? — удивлённо спросил я. — Где?
— Прямо здесь! — ответил он.
— Как же это случилось?
— На тра… тра… тракторе наехал на мину.
— Разве минное поле не разминировали?
— По… по… почему? Но одна осталась.
Мне стало очень жаль мальчика. Желая его как-то поддержать, я сказал:
— Что ж, упокой Господь его душу. А сколько ему было лет?
— Двадцать пять!
— Как звали?
— Ха… Ха… Ха… л…
— Халед?
— Нет, Ха… Ха… Халаф!
Тем временем овцы разбрелись по округе. Саид попрощался и пошёл за ними.
12 июля 1988 года, та же деревня
Сквозь сон я услышал взрывы снарядов. Постепенно шум усиливался. Я стал прислушиваться, пытаясь понять, что случилось.
Едва услышав тревожный крик караульного, я вскочил с места.
— Подъём!.. Подъём, братцы! Иракцы наступают…
Все бросились одеваться. Долина радиусом в несколько километров была под сильным огнём. Быстрыми темпами он направлялся в нашу сторону. Пока дым и огонь не накрыли всю долину, я вгляделся вдаль и увидел стадо испуганных овец, разбегавшихся в разные стороны. Бросив своё стадо, пастух бежал в деревню на противоположной стороне шоссе. Я присмотрелся внимательнее и узнал Саида. «Неужели опять будет скитаться без крыши над головой?» — подумал я.
Через некоторое время, когда деревня в очередной раз была освобождена, мне представилась возможность наведаться туда снова. В огне сгорели даже глиняные стены. Остались только фотография одного из товарищей и моя книга, и та наполовину сгоревшая.
У солдат, которых дислоцировали в этом месте, я спросил о Саиде, однако никто из них не видел мальчика, поэтому мне так и не довелось узнать о его судьбе.
Исмаил РамзаниянИракский генералПеревод с персидского Светланы Тарасовой
Проходя вдоль передней стороны окопов, мы заметили лису, которая забежала в одну из траншей. Подумав, что внутри никого нет и лиса может испортить что-нибудь из солдатских припасов, мы решили пойти за ней следом. Однако, войдя внутрь, мы с удивлением увидели, что бойцы сидят за расстеленной скатертью, а лиса, ничуть не боясь, ест из рук то, что ей дают.
Лиса — животное осторожное и пугливое, поэтому человеку подружиться с ней и приручить удаётся крайне редко.
Из любопытства мы сразу же приняли вежливое приглашение наших хозяев откушать вместе. При этом я не столько был увлечён ужином, сколько смотрел, не отрывая взгляда, на лису, которая совершенно спокойно принимала еду у всех подряд, снуя из стороны в сторону. В конце концов я не выдержал и поинтересовался у бойца, сидевшего рядом со мной, почему животное ведёт себя так спокойно среди людей. Он улыбнулся и ответил: «Это длинная история». Потом он указал рукой на одного из своих товарищей и сказал, что после ужина Исмаил обо всём нам расскажет.
Когда ужин закончился, мы подошли к Исмаилу. Лиса вертелась рядом с ним, и он начал свой рассказ:
«Однажды ночью, когда все бойцы уже спали в окопе, я стоял в карауле и вдруг услышал сзади в кустах какой-то шорох. По ночам там часто пробирались вражеские шпионы, поэтому я быстро предупредил своих. Сам я остался стоять на посту, а двух бойцов отправил проверить то место, откуда доносился шорох. Бойцы вернулись нескоро, но когда уже подходили к окопу, мы заметили, что один из них под мышкой несёт лису. Мы принесли её в окоп и немного покормили. Плутовку уже хотели отпустить на волю, когда один из наших товарищей предложил: “Давайте перед тем, как выпустить, дадим ей боевое задание”. Мы удивились и решили посмотреть, какое же боевое задание может выполнить простая лиса. Наш товарищ достал из своей сумки два маленьких фонарика, включил и привязал их к голове животного. После этого он поставил рыжую на насыпь и выпустил в сторону иракцев. Не успела она пробежать и пару сотен метров, как в иракских окопах начался сильный переполох. Тотчас раздалась пулемётная очередь, а небо озарили вспышки сигнальных ракет. Маленькая лисичка ловко уворачивалась от пуль, и всякий раз её фонарики мелькали то в одной, то в другой стороне. Иракцы принялись обстреливать траекторию передвижения лисы, решив, что это иранские военные начали своё наступление. Наша артиллерия, удивившись столь неожиданной ситуации, тоже начала обстрел иракских позиций. Вся эта вакханалия продолжалась два часа, пока наконец не раздался шум танков и бронированных машин.