С того самого момента, когда он впервые взял ее за руку, чтобы спасти Надымова от справедливого возмездия, у нее возникло ощущение, будто между ними возникла и сразу же установилась какая-то необъяснимая, непостижимая, но прочная связь. И она была уверена, что они оба это почувствовали. Именно почувствовали, а не поняли. Потому что разумом это понять было невозможно, а только почувствовать сердцем, которое с того времени болело почти не переставая от ощущения близких потерь и расставаний. И оно не обмануло Людмилу. Время потерь и расставаний наступило, и ничто теперь не в силах продлить агонию несостоявшейся любви… Пора распрощаться с необоснованными надеждами и поставить наконец точку, чтобы…
Она не успела закончить свою мысль, потому что Денис неожиданно посмотрел на нее в упор, словно прочитал то тайное, в чем она не решалась признаться даже Антонине, и тут же отвел взгляд и занялся бутылкой с вином.
Никогда в жизни он не испытывал подобных чувств, зная из прежнего своего опыта, что чрезмерное увлечение женщиной ни к чему хорошему не приводит, и все-таки не мог найти объяснение, что вопреки всякому здравому смыслу думы о ней заполнили каждую клеточку его головного мозга, мешают ему работать, жить, наконец! Как каждому из Барсуковых, ему было известно семейное предание о дальней прабабке-колдунье, на которую он якобы похож и, возможно, как посмеивался отец, унаследовал от нее способность предвидеть будущее и даже каким-то странным образом проникать в чувства и души людей. Сам он считал это благоприобретенным навыком, иначе – чутьем оперативника, правда, в некоторых случаях оно проявляется у него сильнее и быстрее, чем у того же Стаса, к примеру, но относил это опять же на счет развитой интуиции. Хотя именно это качество наверняка досталось ему от прабабки, которая тоже, скорее всего, была никакой не колдуньей, а мудрой и потому прозорливой женщиной…
Он разлил вино по бокалам и теперь уже безбоязненно посмотрел на ту, о которой совершенно точно знал, что она – его судьба. Помимо этого он, образованный и весьма уверенный в себе, в меру циничный и проникнутый здоровым скептицизмом конца двадцатого века человек, вполне определенно знал и то, что будет чувствовать, когда его пальцы погрузятся в копну ее еще не просохших волос, знал, как потемнеют ее глаза, знал запах ее кожи, знал, какая она теплая и шелковистая на ощупь… Он даже знал, как она вскрикнет и какое выражение будет на этом слегка побледневшем, но самом прекрасном женском лице в тот самый момент, когда они…
Он перевел дыхание и в упор посмотрел на нее. Да, он знал все, потому что уже однажды испытал это. И еще он знал, что если сейчас подаст ей руку, то она молча вложит в нее свою и так же молча, ни о чем не спрашивая, пойдет за ним.
И ободренный собственным знанием, он смело протянул левую руку, словно хотел прикоснуться к ее лицу. И в ответ она сделала то, чего он никак не ожидал, но что показалось ему в следующий момент самым естественным и желанным. Она закрыла глаза и прижалась губами к его твердой и горячей ладони.
Как будто со стороны до Дениса донесся его собственный стон. Он привлек ее к себе правой рукой, и Людмила так крепко прильнула к нему, так привычно устроилась в его объятиях, словно и не разлучала их судьба на долгих четыре месяца, точно не было между ними горьких сомнений и неудачных решений.
Неизвестно, кто из них дрожал больше, когда Денис наклонил голову и, отняв ладонь от ее губ, прижался к ней пылающим от сдерживаемого нетерпения ртом. Она вскрикнула, и этот исполненный муки и радости крик отозвался в нем чуть ли не колокольным звоном.
А Людмила, вбирая в себя всю силу, и горечь, и жар этого поцелуя, уже понимала, что готова беспрекословно, без лишних слов и обещаний отдаться человеку, с которым так неожиданно свела ее судьба и с которым ей предстояло вскоре и навсегда расстаться.
Она не принадлежала к тем женщинам, которые легко и бездумно соглашаются на физическую близость с любым мало-мальски привлекательным или выгодным для них мужчиной. Скорее, наоборот, она перестала бы уважать саму себя, если бы подобное случилось. Однако сейчас она знала, что не остановится ни перед чем. И полностью была уверена: стать более близкими, чем теперь, они уже не смогут. Это просто невозможно.
До встречи с Барсуковым она не предполагала, что мужские поцелуи и объятия способны довести ее чуть ли не до беспамятства, а сумасшедшая, испепеляющая страсть захватит столь быстро и неодолимо. И главное, она безошибочно воспринимала его состояние, чувствовала его почти яростное и неистовое желание сорвать разделявшую их одежду, ощутить кожей ее обнаженное тело. И с предельной для себя откровенностью сознавала, что ей самой хочется этого же, мучительно и отчаянно, как никогда до этого не хотелось.
Она не имела ни малейшего представления о том, как долго они стояли, целуясь, сгорая от желания и тесно прижимаясь друг к другу. Но одно знала достоверно: когда Денис наконец отпустил ее плечи, ее сотрясала такая дрожь, что она едва удержалась на ногах и невольно прижала руку к губам, которые слегка саднили и распухли от его неумеренных поцелуев.
Боже праведный, кем же она выглядит теперь в его глазах! Она отшатнулась от него и с трудом сглотнула невесть откуда взявшийся в горле комок. И в это время Денис опять осторожно взял ее за руку, ободряюще нежно сжал в своей большой ладони и прошептал:
– Словно солнечный удар…
Она уткнулась лицом в его плечо, соглашаясь и вместе с тем ничего так сильно не желая, как вновь очутиться в его объятиях. Она буквально изнемогала от этого желания, острой болью отдававшегося во всем ее теле. И эта боль совершенно не походила на ту, которую она испытывала при мысли, что Денис потерян для нее навсегда.
Денис тоже изнемогал. Он хотел эту женщину с такой силой, что даже не понимал, как ему удалось заставить себя выпустить ее из объятий. Он никогда не считал себя особо темпераментным мужчиной, но сейчас…
– Никогда не думала, что кто-то сумеет меня свести с ума, – словно прочитав его мысли, удивленно прошептала Людмила и смело посмотрела ему в глаза.
– Я тоже не думал, – пробормотал Денис. – Мне кажется, я убил бы сейчас любого мужика, который…
Людмила прикрыла ему рот ладонью, не желая продолжения. Она и так знала, что он хотел сказать. Ее тоже одолевала неожиданная, можно сказать, свирепая ревность, которую она испытывала не лично даже к Надьке Портновской, а по отношению к любой женщине, которая сумела бы вызвать у Дениса столь же сильные и откровенные чувства, какие, совершенно очевидно, вызывала у него она.
Она глубоко вздохнула, пытаясь вернуться в мир спокойной и размеренной действительности, который старательно, но тщетно выстраивала целых четыре месяца своего пребывания в Красноярске, но его оказалось так легко разрушить одной-единственной фразой, совершенно неожиданно вырвавшейся у нее.
– Денис, я так тебя хочу, – дрожащим от предчувствия грядущей катастрофы голосом призналась она и в следующее мгновение снова оказалась в его объятиях.
Несколько долгих минут они продолжали целоваться. Их прерывистое дыхание и стоны были единственными звуками, будившими тишину дома, а биение сердец заглушало даже тиканье будильника, стоявшего на подоконнике в паре метров от них.
Людмила так и не поняла, она ли положила руку Дениса на свою грудь или он сам сделал это. Но только его прикосновение заставило все ее тело содрогнуться от запредельного желания, пронзившего ее с головы до ног подобно мгновенному электрическому разряду.
– О, пожалуйста, пожалуйста, – почти в забытьи бормотала она, выгибаясь всем телом и подставляя грудь навстречу его пальцам. Никогда прежде и никого на свете не умоляла она о любви, тем более – о любви физической. Ей даже в голову не приходило, что у нее может возникнуть подобное желание. Однако сейчас она, а вернее, они оба очутились в мире, где весь ее предыдущий, совсем незначительный опыт пасовал и терялся перед такой простой истиной – все обычные правила и законы не имеют здесь никакого значения. Миром правит единственно великий закон, основной закон жизни – любовь между мужчиной и женщиной! Не деньги, не власть, а именно те ощущения и желания – ее и его, – которые делают человека счастливым настолько, что заставляют его пренебречь в конечном счете и деньгами, и властью, и даже славой!
Подчиняясь ее настойчивой мольбе, Денис осторожно снял с нее тельняшку и прижался губами к обнаженной, набухшей и изнывающей от желания груди. И Людмила снова едва не лишилась сознания от невероятного наслаждения.
Она и не подозревала, сколько ласки и нежности скрывается в этом большом и сильном мужчине, таком суровом и неприступном на вид. Он поглаживал пальцами ее грудь и слегка постанывал, целуя ее. В нем нарастало и нарастало желание, которое передавалось Людмиле. И она чувствовала, что ей уже мало этих жадных губ, чтобы удовлетворить властный зов пробудившегося тела.
Дрожащими ладонями она охватила его лицо и мягко отстранилась. И когда Денис с недоумением посмотрел ей в глаза, она молча взяла его за руку и направилась к спальне…
Глава 39
Стараясь не дышать, Людмила осторожно сползла с постели и встала на ноги, которые дрожали от слабости, но все же держали ее. Надо было поскорее уйти из комнаты, ведь стоило Денису открыть глаза, улыбнуться и протянуть к ней руки, как она опять забудет обо всем на свете и ей вновь захочется к нему в постель. Вся дрожа, она подняла с пола тельняшку, стараясь не обращать внимания на разбросанную одежду Дениса, и натянула ее на голое тело. Только утром, проснувшись в его объятиях, она наконец осознала, что натворила. Не в ее правилах было совершать подлость по отношению к другим людям, и только своим неожиданным безумством могла она объяснить тот факт, что нарушила самой же установленные моральные запреты, улеглась в постель к чужому жениху, и еще неизвестно, как аукнется для Дениса и для нее самой этот необдуманный и бесшабашный поступок. Она быстро огляделась по сторонам, более всего страшась обнаружить в его спальне следы женского присутствия: фотографии, белье, косметику… Ничего похожего не наблюдалось, но это ничего и не доказывало. Надька была девкой аккуратной и где попало свои вещи не разбрасывала, даже в квартире будущего мужа, как только что удостоверилась в этом ее соперница. Людмила на цыпочках прошла к двери, но на пороге остановилась и, не выдержав, оглянулась на спящего Дениса. Слегка нахмурив брови и закинув правую руку за голову, он спал в своей постели, все еще хранившей тепло женщины, которую он с таким неистовством любил вчера вечером и ночью, и лишь под утро не выдержал, забылся сном, настолько крепким и спокойным, что не заметил даже, как она выскользнула из его объятий. Сердце ее мучительно сжалось. Ведь она просто заставила его лечь с ней в постель, прекрасно понимая, что такого страстного натиска не выдержит ни один мужчина. Вот он и не выдержал, потому что самы