— Хорошее утро, сержант. Правда? — сказал Батурин.
— Отличное утро, — ответил Пинчук, поняв по голосу лейтенанта, что поиск Волкова оказался удачным. — Как там ребята, никого не задело?
— Ни одной царапины, — сказал радостно Батурин. — Операцию провернули по высшему классу. И заметь — сразу убили двух зайцев.
— Двух?
— Вот именно, — продолжал Батурин. — Немцы около выемки, за минным полем, решили оборудовать сторожевой пост. Мы их сцапали, они даже пикнуть не успели…
— Значит, сторожевой пост…
— Сторожевой пост уничтожили, и «язык» в наших руках подходящий.
Еще несколько минут Батурин рассказывал о подробностях, как ловко получилось со сторожевым постом и какие молодцы ребята — подползли бесшумно до самого ихнего окопа. Потом, как-то сразу оборвав рассказ, посмотрел на Пинчука:
— Ну, а ты чего?
— Да так, — пожал плечами Пинчук.
Они переглянулись. Пинчук был в новой гимнастерке и в начищенных до блеска хромовых сапогах. На груди сияли ордена.
— Давай, давай, — подмигнул лейтенант. — Ты сейчас вроде как на отдыхе, на санаторном режиме. Пользуйся, пока есть время.
Пинчук усмехнулся и посмотрел куда-то в сторону.
— Что-нибудь не клеится? — спросил лейтенант.
— Да нет, все нормально.
— Пасмурный вроде?
— Да нет, нет.
Они прошли еще несколько шагов.
— Вчера письмо написал жене Паши Осипова.
— Это ты хорошо сделал. Я об этом думал и тоже обязательно напишу, — сказал лейтенант. — Сейчас мне надо в штаб, а как вернусь, так и напишу.
— Какие приказания будут мне?
— Никаких. Я же сказал: отдыхай. Пока отдыхай. — Батурин огляделся, словно подыскивая наиболее удобное место, где можно было бы отдохнуть Пинчуку.
Кругом в желтоватой листве дымился лес. Батурин еще раз поглядел в глаза Пинчуку, и что-то затаенное в их глубине смутило его.
— Тебе, знаешь, надо отойти от этого! — Лейтенант не сказал, от чего отойти, но Пинчуку было понятно. — У всех у нас нервы.
— Мне надо увидеть одного человека, — сказал вдруг Пинчук и улыбнулся.
— Какого человека?
— Вы его не знаете, — проговорил тихо Пинчук. — Но мне обязательно надо…
Батурин пристально посмотрел на Пинчука.
— Ты что-то скрываешь?
— Немного скрываю, — согласился Пинчук.
Они помолчали. А потом Пинчук рассказал о встрече с девушкой в ту самую ночь, когда погиб Паша Осипов. Пинчук боялся, что лейтенант неправильно поймет его, подумает что-нибудь такое насчет девушки и его самого — он мучительно подбирал слова, объясняя, что ничего такого у него там не было.
— Ладно, — сказал Батурин, глядя Пинчуку прямо в глаза. — Ты встретил девушку — ладно. А ты уверен, что она тоже хочет видеть тебя?
Пинчук вздохнул. Нет, никакой уверенности у него вообще не было.
— Веселенькая история, — хмыкнул Батурин и покачал головой. — Прямо как в кино.
— Но я должен ее видеть, — повторил Пинчук.
— Влюбился, что ли?
— Даже сам не знаю, — пожал плечами Пинчук.
— Как не знаешь?
— Так не знаю…
— А хочешь ехать?
— Да…
Батурин принялся тихонько насвистывать: таких олухов ему еще не приходилось встречать. Потом быстро взглянул на Пинчука, как будто хотел сказать, что он не верит ни одному его слову.
— Дымовую завесу пустил, — усмехнулся командир взвода. — Ну да ладно, считай, что номер удался и вопрос решен в твою пользу. Только вот задача: как ты доберешься? Ведь не ближний свет…
— Доберусь, — сказал Пинчук после паузы, стараясь не встречаться глазами с испытующим взглядом Батурина.
— Одна проблема — добраться, — продолжал лейтенант. — Другая — чтобы не возникло неприятностей.
— Вечером я буду на месте, — сказал Пинчук. — Даю слово. И никто меня не задержит.
— Почему ты так уверен?
— Да очень просто. — Пинчук развернул плечи, и в глаза Батурину сверкнули его ордена.
Лейтенант улыбнулся, сразу все сообразив, и кивнул головой.
Позже, примерно через полчаса, когда Пинчук шагал по разъезженной лесной дороге, проложенной саперами вдоль фронта, он сам пытался понять, как это у него все вышло. Сейчас, когда разговор с лейтенантом состоялся, когда даже маршрут был изучен по карте («До чего же мировой парень этот Батурин!»), отступать было поздно и неловко. Но именно сейчас затея с поездкой показалась Пинчуку сплошной нелепостью, и, чтобы как-то оправдать себя, он снова и снова объяснял самому себе, как это произошло. Еще утром все было решено, хотя сам Пинчук и уговаривал себя: «Брось дурака валять, ты же на войне!» Когда Пинчук решал какой-нибудь вопрос, он часто рассуждал с собой подобным образом. Сейчас Пинчуку даже казалось, что сам он вообще ни при чем, что во всем виновата улыбка лейтенанта, которая подтолкнула его к откровенности. Хотя тот же лейтенант безусловно прав: как он будет выглядеть, когда появится там? Что скажет? «Ах, я прискакал! Ах, мне так захотелось увидеть вас!» А она возьмет да и скажет: «А мне совершенно ни к чему эти свидания… Привет боевым друзьям!» Перед глазами неожиданно выплыла широкая спина адъютанта батальона в новенькой портупее, ловко подчеркивающей его крутые плечи. «Какой все-таки бес толкнул меня на эту поездку? Как пришло мне это в голову?.. Хотя встречу можно объяснить простой случайностью. Только случайностью — и ни одного слова про разные переживания».
Позади послышался шум мотора. Пинчук поднял руку. Расхлябанная, видавшая виды полуторка затормозила, и шофер дружелюбно выглянул из приоткрытой дверки. Судьба Пинчука была решена в эти секунды окончательно: полуторка шла в нужном ему направлении. Но Пинчук отказался сесть в кабину и ловко вскарабкался в кузов: ему хотелось поразмышлять наедине с собой о будущем свидании с Варей. Шофер дал газ, и полуторка понеслась по дороге — мимо близко подступавших деревьев, мимо полянок с зиявшими чернотой воронками от бомб, мимо покосившихся, с оборванной проволокой, телеграфных столбов, — все дальше и дальше мчался грузовик, и все тревожнее становилось на душе у Пинчука.
Приближаясь к землянкам, где располагались связистки, Пинчук ступал по земле, словно по минному полю.
Он шагал по опушке леса и остановился перед костром, на котором в черном котле что-то кипятилось. Девушка в длинном ватнике мешала в котле палкой и едва взглянула на Пинчука. Он потоптался около нее, рассчитывая, что она первая спросит, что ему надо. Но девушка занималась своим делом сосредоточенно и важно и не обращала на него ни малейшего внимания.
— Мне бы надо увидеть Варю, — сказал он и неожиданно закашлялся от хлынувшего на него дыма.
— Варю? — переспросила она, продолжая колдовать палкой.
— Да, — подтвердил Пинчук, стараясь показать невозмутимость и спокойствие.
Но невозмутимость и спокойствие больше чувствовались в поведении девушки, кружившей вокруг черного котла со своей палкой.
— Может, вы еще кого-нибудь хотели бы видеть? — спросила она.
— Нет, — ответил он. — Мне нужно видеть только Варю.
Тогда девушка удостоила его долгим пытливым взглядом.
— Простите, как у этой Вари фамилия?
Пинчук растерялся. Этого вопроса следовало ожидать, и как он раньше не сообразил придумать что-нибудь!
— Я не знаю фамилии! — проговорил он отрывисто. — Позавчера ночью она дежурила у комбата. Вон там! — Он показал рукой на лесок.
Девушка посмотрела на него внимательно, улыбнулась и пошла к одной из землянок. На полпути она вдруг остановилась.
— А что передать? Кто спрашивает?
— Передайте: спрашивает Пинчук! — ответил он.
Последние слова Пинчук произнес резко. И тотчас же отвернулся, показывая, что не настроен больше отвечать на вопросы. Он принялся изучать местность.
В ложбине виднелись макушки кустарника. За лесом, который был иссечен снарядами, проходил передний край, и где-то по ту сторону находилась землянка комбата. У Пинчука была хорошая память — все было верно, он ничего не перепутал, хотя в эту минуту ему очень хотелось ошибиться, и в надежде на собственный промах он еще и еще раз посмотрел на дорожку, ведущую в лощину, и на трубу какого-то заводика, маячившую вдалеке. В то утро именно эту трубу он постарался запомнить как главный ориентир. Может, Варя сейчас дежурит, и это было бы лучший завершением его путешествия. Нет, в землянку к комбату он бы не пошел, он вернулся бы на дорогу и поймал попутную, чтобы поскорее добраться до своего сарая, сразу завалиться на нары и лежать до самого вечера, слушая разные байки разведчиков.
Скрипнула ветка, Пинчук повернулся и увидел Варю.
Он еще дорогой думал о том, как это произойдет. Тогда, в землянке комбата, Варя показалась ему необыкновенно красивой. Сейчас перед ним стояла другая девушка. Нет, это была Варя — тот же вопрошающий взгляд, та же небрежная прядка волос, выбившаяся из-под берета, — но было в облике девушки что-то такое, что делало ее другой.
— Вы здесь, — сказала она тихо. — Здравствуйте!
— Здравствуйте! — ответил Пинчук.
Он начал молоть разную чепуху про какую-то случайность, занесшую его в эти края. Он краснел, чувствуя, что она не верит ни одному его слову, хотя и кивает согласно головой, и поддакивает, и удивляется.
Когда он наконец выговорился, Варя сказала:
— Пойдемте к нам. Только сначала я предупрежу девочек.
Пинчук пробормотал что-то невразумительное. Ну конечно, находиться под обстрелом пяти-шести востроглазых насмешниц — нет, такая перспектива ему не улыбалась. Но сказать об этом прямо он не решился и чувствовал себя ужасно глупо.
— А хотите, здесь погуляем? — сказала она.
Он торопливо закивал головой и покраснел, будто его уличили в чем-то нехорошем.
— Только мне надо все равно предупредить девочек.
Она повернулась и пошла к одной из землянок. Пинчук мельком поглядел ей вслед. Сейчас Варя показалась ему гораздо меньше ростом и тоньше, чем тогда, ночью, у комбата в землянке. Вся она выглядела сейчас как-то проще — в своей коротенькой гимнастерке, подпоясанной солдатским ремнем, в синей юбке и сапогах, кирзовых сапогах, голенища которых были ей широковаты.