— Веслава, — обернувшись ко мне, процедил Правитель, — ну что тебе надо?!! Священный Клен, да если б я знал, чем обернется прием этого посольства, я бы лично запретил тебе даже кончик носа из дому высовывать!
— Однако вместо этого вы лично приказали мне сюда явиться, — усилием воли я овладела собой и не позволила голосу предательски задрожать. — Поэтому теперь прошу вас меня выслушать!
Эрвиэль заколебался.
— Правитель, и вы собираетесь терпеть подобную наглость?! — прошипел разгневанный Лансариэль. — Подумать только — презренная человеческая девица смеет прерывать самого Правителя эльфов!
Напрасно он так сказал. Даже я успела заметить, что Пресветлый Эрвиэль всегда внимательно слушает своего соправителя, а затем поступает наоборот.
— Ну, говори, — обреченно вздохнул Правитель. Спасибо, Лансариэль, душечка, я твоя вечная должница!
И я пошла вперед, к людям.
Князь Гордята и сгрудившиеся вокруг него ратники следили за мной удивленно и настороженно; конопатое лицо Радоша, напротив, вспыхнуло от радости. А Дар… Дар смотрел на меня так, словно слепой, впервые увидавший свет! Я почувствовала, как, несмотря на все обиды, обеты и зароки, живой горячий комок затрепетал в моей груди и рванулся к любимому чародею. Но сейчас мне предстояло сделать совсем другое.
Не дойдя до столпившихся вокруг Гордяты Добромира людей нескольких шагов, я остановилась и обернулась к приумолкшим эльфам.
— Благодарю вас, Пресветлый Эрвиэль, что согласились выслушать меня. Даю слово, что не отниму много времени.
— Мы слушаем тебя, Веслава, — поморщился Правитель. Лицо у него было кислое-прекислое, словно ему в рот насильно затолкали горсть неспелой смородины. Лансариэль, нацепив на себя маску надменного равнодушия, даже не смотрел в мою сторону. В толпе мелькнули и исчезли несчастные глаза Аллардиэля.
— Позвольте мне обратиться к вам с просьбой.
— Веслава, ни о каких просьбах не может быть и речи! — вспыхнул Эрвиэль. — Я, конечно, всё понимаю, но твои соотечественники позволили себе настолько оскор…
— Разве я уже сказала, о чем прошу? — совершенно невежливо перебила его я.
— Ну, так проси, но прежде подумай, куда тебя может привести необдуманная просьба, — черноволосый эльф начал злиться.
— Правитель, — я старалась говорить сдержанно, в пику раздраженному Эрвиэлю, — я хочу разделить участь приехавших в Священный Лес людей, каковой бы она ни была. Прошу вас оказать мне эту честь.
Не сводившие с меня глаз эльфы на миг застыли, а затем разом зашептали, загомонили. Щеки Эрвиэля приобрели потрясающе изысканный пепельный оттенок.
— Ты соображаешь, о чем говоришь? — негромко рявкнул он. — Как смеешь ты вмешиваться в правосудие Перворожденных?! Ты?!!
Глаза Лансариэля радостно вспыхнули. Ну не чудесно ли? Похоже, одним махом будут уничтожены не только эти так называемые "послы", но и до смерти доставшая его человеческая девка!
Но я не собиралась так просто сдаваться.
— Кажется, вы лично назвали меня одной из вас, — холодно напомнила я Правителю, — и остальные Перворожденные вас поддержали. И, по-моему, не далее, чем сегодня утром вы напомнили мне об этом. Так почему же я не могу…
— Замолчи немедленно! — прошипел эльф. — По нашим законам все эти люди — преступники! Ты что же, желаешь, чтобы тебя казнили вместе с ними?! Да, мы признали тебя своей! Так почему ты хочешь, чтобы к тебе отнеслись, как к человеку?!!
Эльфы, уже не сдерживаясь, гомонили в полный голос. На обращенных ко мне лицах я видела замешательство, недоумение, сочувствие, тревогу, раздражение… ненависти либо отвращения к себе я не ощущала! А, собственно, за что им меня ненавидеть?
С того самого дня, как Перворожденные даровали мне право считаться одной из них, они постарались относиться к моей скромной персоне без привычного предубеждения. Всё-таки, большинство эльфов родилось уже после войны, так что ненавидели людей скорее по традиции, нежели вследствие лично пережитой трагедии. Конечно, нашлись среди них и те, кто не сумел или не пожелал преодолеть многолетние предрассудки — тот же Лансариэль, к примеру. Но таких было немного. Остальные были насторожены и очень внимательны: куда бы я ни направилась, чем бы ни занялась — эльфы наблюдали за мною с любопытством и интересом, сперва прохладным, потом всё более искренним. Они не могли не замечать моего уважения к их порядкам и традициям, ненавязчивого, но упорного и искреннего стремления стать частью жизни Священного Леса.
Моя обожаемая бабушка Полеля всегда учила меня: люди не делятся на чародеев и не-чародеев, на пастухов и сельских старост, на воевод и дровосеков, мудрецов и простаков. Человек может быть только добрым или злым, честным или подлым. Вот и оценивай его, исходя их этого нехитрого правила. Я так и старалась делать. А по мере того, как мои знания о мире расширялись и углублялись, я вносила в это самое правило свои дополнения. Какая, в конце-то концов разница, с кем ты общаешься, с жителем Синедолии или Морании, или вовсе Подгорья, с человеком, гномом или эльфом? Веди себя с достоинством и уважай других — вот и всё. А, кроме того, ещё мой самый первый наставник, кроткий отец Яромир, священник храма Молодого Бога в Запутье, любил повторять: негоже со своими богами да в чужое капище соваться! Тебе что-то нужно — создай своё, да так, чтобы никому не мешать! Подобная неназойливость, как я потом узнала, отличала практически всех служителей этой веры — недаром они так легко уживались с последователями наших старых богов.
А ещё трудолюбивые ушастики, ценившие превыше всего Мастерство, одобряли моё прилежание и усердие в занятиях с главным целителем Динвиэлем.
Но быстрее всех со мною освоилась эльфячья детвора. Как и любая сельская девчонка, я умела мастерить игрушки из любого подручного материала. В дело шло всё: лоскутки, щепки, шишки, камешки, сушеный горох. Немногочисленная и, видимо, поэтому порядком избалованная малышня была в полном восторге от моих кукол, тележек, зайцев и ежей — делать-то их просто, ломать не жалко, а играть интересно (игрушки эльфийского изготовления отличались, как и всё остальное, изысканностью, роскошью и хрупкостью; с ними полагалось обходиться бережно!)
А с того момента, как эльфята выяснили, что я знаю уйму сказок, они и вовсе повадились ходить за мной хвостом. Несомненно, легенды и сказания, которыми усиленно потчевали своих отпрысков Перворожденные, были познавательны и остроумны. Но незамысловатые истории о трех ленивых зайцах, или о хитрой девочке Марыське и глупом медведе, или о еже и болтливом прянике, или о том, как кот учил воробья кашу варить, ребятня слушала с горящими глазами и открытыми ртами. А с некоторых пор я стала замечать, что кое-кто из взрослых эльфов был не прочь посидеть в нашей теплой компании, послушать сказку.
Нет, они меня вовсе не ненавидели! И, вполне возможно, могли пожелать меня выслушать и попробовать понять.
— Ну, если правосудие Перворожденных таково, — упрямо сказала я, — что вы готовы назвать ошибку преступлением и отправить на казнь тех, кто, не зная ваших традиций, даже не может понять, в чем ошибся… Правитель, сейчас, в этом зале, вы собираетесь убить самых близких мне людей! Я хочу остаться вместе с ними.
— Ты что, с ума сошла?! — рыкнул за моей спиной Дар. — Даже не думай!..
Не оборачиваясь, я резко вскинула руку, призывая его не вмешиваться. Боги, неужели он не понимает?!..
Пепельно-серый Правитель ошеломленно уставился на меня.
— Что ты сказала? Близких тебе людей?!!
— Ближе у меня нет, — серьезно кивнула я. — Правитель, я обручена с находящимся здесь Светодаром Радомилом, сыном великого князя Синедолии и младшим братом князя Гордяты! Сам же князь, как вы понимаете, — мой будущий деверь. Кроме того, вместе с посольством в Священный Лес приехал мой самый близкий друг, которому я обязана жизнью — природный оборотень с тремя личинами Радош. Кстати, именно ему удалось вырвать из рук змеевих и меня, и Аллардиэля Аранта… Правитель, узы, связывающие меня с ними, нерушимы. Так неужели вы думаете, что я смогу жить, если они погибнут?!! Вы хотите мне предложить ради жизни утратить самый ее смысл?!
Вот так. Хвала Богам, я успела сказать главное. А теперь пусть остроухие попробуют выпутаться из паутины взаимных уз и обязательств.
Величественное собрание Перворожденных на самом деле начинало всё больше напоминать растревоженный курятник, в который проник шустрый хорек. Начисто позабыв о благопристойности и манерах, благородные эльфы сбились в кучки и разом загомонили. Растерявшийся Лансариэль неловко топтался рядом с застывшим на месте Правителем, который невидящим взглядом смотрел прямо перед собой. Внезапно меня охватило незнакомое прежде чувство. Что это было — неуместный кураж? Храбрость на грани безумия? За последние месяцы мне столько раз приходилось прощаться с жизнью, что я успела растерять почтение к смерти. Или это предательский эликсир подталкивал меня?
— О, благородные эльфы! — мой голос прозвучал неприлично звонко. — В вашей воле проявить снисходительность и простить тех, кто, не зная эльфийских обычаев, нечаянно, вовсе не желая того, нанес вам оскорбление! А, может быть, древняя мудрость Перворожденных поможет вам отрешиться от сложившихся предубеждений, и вы выслушаете послов великого князя. Возможно, вы не сделаете ни того, ни другого… я прошу вас только об одном: окажите мне честь, не разлучайте меня с теми, кого я люблю! Я принимаю их судьбу на себя.
Шум в зале стих. Эльфы смотрели на меня с растерянностью и досадой. Я прекрасно понимала, что они должны были чувствовать: очень непросто выбирать между долгом чести и старинной враждой, между традицией и традицией. А я предложила им сделать именно такой неприятный выбор.
Время словно застыло. Казалось, воздух начинал потрескивать от напряжения. Но, чем дольше длилось молчание, тем сильнее становилась моя надежда на то, что трагедия не произойдет. Моя душа корчилась от стыда и неловкости — что может быть гаже, чем играт