Так вот: устанавливали мы шкаф в доме предпринимателя, как тут пришло время обеда. И дядюшка дернул меня за руку. Он сказал:
– Пошли, быстрее! Быстрее!
Я сказал:
– Куда! Одну полку всунуть осталось!
Он сказал:
– Потом, потом! Время обеда!
И он пулей вылетел и помчал в местную шашлычную, где просидел до глубокой ночи с рыбаками.
Где угощал рыбаков портвейном и где являлся лучшим другом рыбаков, пока денежки на портвейн не иссякли.
Со стариками я своими по телефону давно не связывался. Они ненавидели телефонные разговоры, считали, что их прослушивают, а дед – тот и вовсе был глухим и наотрез отказывался от слухового аппарата.
Он обычно кричал в телефонную трубку:
– Алло! Алло! Михайло у аппарата! Алло, говорите громче! Ни черта не слышно! Какого черта молчите?!
А я кричал в трубку:
– Дедушка, как у тебя дела?! Дедушка, с днем рождения, с Новым годом! С двадцать третьим февраля тебя, дорогой!
А он орал еще громче:
– Я знаю, это ты с соседнего подъезда, бестолочь, звонишь, вот поймаю тебя – и рожу набью!
Покойный дядя Толя улыбнулся мне с фотографии и сказал:
– Эх, что ты думаешь, башка твоя пустая, езжай к нам, в Приднестровье! Принеси дядюшке любимому бутылочку портвейна на могилку, а он с неба на тебя посмотрит, молнией ударит и скажет: спасибо, племяша!
Итак, решение мной было принято за минуту.
Я схватил сумку и принялся закидывать в нее теплые вещи. Сунул сапоги, свитера и ноутбук. Затем поехал в торговый центр и купил подарки для стариков. Ехать я решил без звонка, без предупреждения, пусть сюрприз им будет!
4
Итак, я приехал на заснеженный Киевский вокзал. Там, как всегда, скверно пахло, бомжи сновали туда-сюда, милиционеры обшаривали пьяных, а таксисты с наглыми рожами тиранов навязывали свои услуги прохожим. Когда прохожие расходились, таксисты поднимали головы к декабрьскому небу, они вопрошали планеты:
– Юпитер, тебе куда? Марс, алло, совсем дешево! Стой, Луна, ставь сумку в багажник! Венера, ты в своем уме, ехать двадцать километров!
На вокзале в Киеве порядка никогда не было и не будет, потому что это не вокзал вовсе, а прикрытие для портала в параллельный ужасный мир, из которого в нашу реальность прорываются грязные безмозглые чудовища, лишь отдаленно напоминающие людей.
В зале касс работало всего одно окошко, выстояв длинную очередь, я наконец добрался до ветхозаветной старухи и сообщил ей, куда мне ехать. Старуха ответила, что до Тирасполя билетов нет.
Я сказал:
– Вы в своем уме? Новый год на носу.
Тогда старуха порылась в компьютере и предложила мне доехать до границы Приднестровья с Украиной и выйти на станции Раздельная. Согласившись, я схватил билет и помчал к поезду, который должен был отправиться через десять минут. Место мне досталось самое паскудное – плацкарт, последний вагон, боковая полка возле туалета.
Вагон был набит какими-то чумазыми пьяными работягами, расхаживали они босяком и без маек, они считали своим долгом поговорить со всеми пассажирами вагона и подошли ко мне, они спросили:
– Сигареты есть?
О боже, подумал я, какая пошлость, с этого начинают диалоги все вахлаки на планете Земля. Будь они из Бразилии, Австралии или Эстонии.
Позже им выписала нагоняй толстая проводница с золотыми зубами. Вахлаки сказали проводнице:
– Новый год, чего ты, давай с нами!
Проводница сказала:
– Действительно, чего это я!
И начала с ними.
Когда я уснул, меня разбудил небритый усатый мужик. Несло от него, как от сотни винных погребов. Он ехал на верхней полке и, помимо сумки, вез с собой коробку, полную желтых цыплят. Мужик протянул мне бутылку вина и сказал:
– Вставай.
Я сделал вид, что не проснулся, тогда он затряс меня еще сильнее. И я подумал: какого черта, где моя молодость? Куда уходят дни моей скучной молодости, чего это я боюсь людей и постоянно прячусь за учебниками?! Так и стариком можно в двадцать пять лет стать!
Я слез с полки и подсел за столик к мужику. Он был деревенским, от него пахло коровьим навозом, выжженными беспощадным солнцем полями и тяжелым трудом.
Мужик вытащил из сумки вертуту, достал здоровенный нож и отрезал от вертуты добрый кусок.
Мужик сказал:
– Вертута, жена делала, с творогом.
Я выпил и закусил. Крепкое вино ухнуло в желудок, словно поток лавы.
Я сказал мужику:
– Красивые у вас цыплята.
Мужик достал из коробки одного цыпленка и сказал:
– Дарю!
Я отказался от подарка: куда же я его такого маленького возьму? Это же за ним уход нужен, а я и за собой толком еще ухаживать не научился.
Мы допили бутылку вина, и мужик достал вторую, мы распили с ним третью бутылку вина, и мужик достал четвертую. Он рассказывал мне про тяжелую судьбу каменщика в Киеве, про свою жену, которую бы он лучше оставил в Молдавии, и про своих детей, которые подались в Москву на заработки, но лучше бы они все вместе остались в крохотной деревне Малаешты на юге Приднестровья и вообще никуда не уезжали.
Мужик сказал:
– А теперь мы пожили в большом городе и уже никогда не сможем вернуться в деревню. Большой город – капкан, из которого нам уже не выбраться. Если в село вернуться – сердце волком завоет через неделю!
Потом мы еще пили с мужиком и доели его вертуту, я достал из сумки сладости, купленные мною для стариков, и мы съели все сладости. Мужик казался мне настоящим, честным и справедливым, себе же я представлялся картонным, лживым и слабым. Потому что я занимался интеллектуальным трудом и до сих пор не понимал, чего же хочу на самом деле. А мужик трудился как лошадь, он разбирался в камнях, оградах и прочих тонкостях возведения зданий, без коих жизнь человека немыслима.
Потом мы каким-то образом оказались в тамбуре и пели вместе с пьяными в дым вахлаками песню на молдавском языке, меня хлопали по плечам и говорили со мною на молдавском, я же отвечал, выуживая из памяти молдавские слова, которые выучил еще в детстве, но давным-давно ими не пользовался.
Затем я помню крепкие толстые руки проводницы. Она сверкала золотыми зубами и какого-то черта выпихивала меня на мороз из уютного теплого вагона.
Она кричала:
– Твоя станция! Остановка две минуты!
Без обуви я стоял по колено в снегу на каком-то богом забытом перроне. Поезд быстренько тронулся. Я достал из сумки сапоги и надел их. В здании вокзала горел неверный свет. Я направился туда кривой крабьей походкой, адская жидкость бултыхалась в моем желудке, в голове шумело, а руки какого-то черта постоянно роняли сумку.
С горем пополам я зашел на станцию. Там под батареей в картонных коробках спал бомж. От бомжа воняло, как от миллиона мусоросжигательных заводов. Возле бомжа лежали три собаки и костыли.
Собаки залаяли на меня, и бомж проснулся.
Он сказал:
– Чайку бы!
Я спросил бомжа:
– Что это за станция?
Он ответил:
– А черт его знает!
Я спросил:
– Ты давно здесь?
Он ответил:
– Лет десять. Как-то раз я ехал на поезде и напился в поезде вина с молдаванами. А потом проводница с золотыми зубами выкинула меня из вагона на мороз… и вот я здесь!
Я сказал бомжу:
– Это очень грустная история.
И выбежал вон из здания вокзала, там стояло единственное такси – старые-престарые «Жигули». За рулем дремал крупный лысый человек без шеи и без бровей. Он был похож на вора, убийцу, растлителя малолетних, маньяка, средневекового палача.
Короче, он походил на кого угодно, но только не на водителя такси.
Я вспомнил грустную историю бомжа и постучал в окно таксисту. А какой снег сыпал! Таких крупных хлопьев с ладонь я в жизни не видел.
Таксист проснулся и зевнул.
Он спросил:
– Куда ехать?
У таксиста оказался тоненький женский голос, вроде это не он говорил, а его кто озвучивал.
– А где мы? – спросил я.
Таксист ответил:
– Станция Раздельная.
– До границы ехать, до Кучурган, – сказал я.
И мы поехали.
Невероятно, но «Жигули» мужественно преодолевали сугробы, пару раз я выходил и толкал машину, рискуя оказаться в одиночестве на заснеженной трассе без багажа. Но, похоже, таксист был честным человеком.
По дороге к границе мы увидели высокого человека в длинном плаще, он был похож на тень от мертвого дерева.
Человек голосовал.
Таксист спросил меня:
– Возьмем?
И не дождавшись моего ответа, остановился.
Я подумал: ну, все. Они сговорились. Таксист везет мушку от вокзала по трассе, убийца садится сзади, накидывает мне удавку на шею. Они едут в очень страшный-престрашный гараж, где потрошат мою сумку, затем достают мое тело из машины и варят из него холодец к новогоднему столу.
Еще и на котлеты хватит!
5
Но опасения мои оказались напрасными. Благополучно добравшись до будки таможенника, я начал рыться в поисках паспорта. Во внутреннем кармане куртки его не было, паспорта не было и в джинсах, и сумку я перерыл вверх дном, а паспорта нет!
Может, его украл молдаванин? Или я обронил его в тамбуре? Таможенник покачал головой и показал мне в сторону трассы. Таксист уже уехал, где-то вдалеке курила тень от мертвого дерева.
Тень спросила меня:
– Что такое?
Я рассказал ей про паспорт.
Тень спросила:
– Новый год? Тоже мне праздник. Я могу тебе помочь за разумную плату.
Тень повела меня через село: унылые одноэтажные домики, покосившиеся крыши, фонари выключены, где-то воют то ли волки, то ли собаки. Всюду блестят величественные снежные барханы. Тень вела меня в глубь села, затем мы подошли к древнему дубу у бетонной стены.
Тень сказала:
– Видишь черную дыру под забором? Этим путем контрабандисты пользуются. Полезай туда и через двадцать минут будешь в Приднестровье.
Я замешкался.
Тень спросила:
– Что такое?
Я ответил:
– Ну, не знаю, похоже на начало какого-то жуткого фильма ужасов… или на его конец…