Все в нем доставляет удовольствие. Он буквально напитан достоинством, роскошью, все в нем совершенно. Каждая часть тела сконструирована безупречно и содержится в идеальном порядке. Не могу поверить, что столько времени потратила впустую, не восхищаясь им.
– Ты как великолепный скакун. – Я вздыхаю, слегка смешавшись. Надо было попытаться хоть немного поспать прошлой ночью.
Джош моргает:
– Спасибо. У тебя сахар в крови понизился до предела. Ты вся белая.
Наверное, это правда. Мой желудок издает гоблинское урчание. Группа хохочущих парней, явно коллег, подходит близко к нам, и Джош кладет руку мне на талию. Как на настоящем свидании, покровительствует, будто говорит им: «Моя». Потом он заказывает мне апельсиновый сок и заставляет выпить его. Слышу, как один дальнобойщик подавляет желание рыгнуть и потом медленно, со стоном выпускает из себя воздух. На дальнем плане слышится скворчание чего-то жарящегося, звук напоминает помехи в радиоэфире.
– Атмосфера неподходящая, – говорит мне Джош. – Прости. Поганое свидание.
Официантка в пятый раз искоса бросает взгляд на Джоша, облизывая языком уголок рта. Я прикасаюсь к его запястью, потом берусь за него:
– Все хорошо.
Приносят еду. Я впиваюсь в горячий сэндвич с сыром, пачкая лицо, приходится напоминать самой себе о необходимости жевать. Джош заказал жаренную на гриле куриную грудку. Следующие несколько минут проходят за смакованием и подсаливанием блюд. Джош ворует с моей тарелки несколько кусочков жареной картошки с таким видом, будто это самая обычная манера поведения за столом.
– Куда ты ходишь обедать? Меня это всегда интересовало.
– Я хожу обедать в спортзал. Пробегаю четыре мили, принимаю душ и по пути обратно выпиваю большой протеиновый шейк.
– Четыре мили? Ты тренируешься на случай апокалипсиса или чего-то в этом роде? Может, мне тоже этим заняться?
– У меня слишком много неуемной энергии.
– Ты мог бы искусать меня или убить, если бы не эти пробежки. У тебя потрясающее тело, оно сводит меня с ума. Ты это сам знаешь, верно? Я видела всего кусочек кожи.
Джош смотрит на меня с таким видом, будто ничего более нелепого никогда в жизни не слышал. Потом со смущенным видом делает глоток из своего стакана.
– Я гораздо больше, чем мое потрясающее тело. – В голосе слышится ироничное самодовольство, тон такой надменный, что мы оба хохочем.
Я глажу ладонью его руку от плеча к запястью:
– Знаю. Так и есть. Тебя слишком много для такой мелюзги, как я.
– Ничего не много. Я хотел спросить: ты еще злишься из-за вчерашнего? Что я сказал Бексли, мол, мне не нужна помощь, чтобы победить тебя.
– Как там говорится? Не выходи из себя, будь собой. – Я отодвигаю тарелку и облизываю пальцы. Ела как свинья. – Ты был не прав, сам знаешь. Тебе понадобится помощь, чтобы справиться со мной. Я не собираюсь сдаваться.
Осушаю второй стакан апельсинового сока, выпиваю свою воду, потом воду Джоша.
– Верно подмечено. – Джош наматывает салфетку на пальцы. – Вау, ты ешь, как викинг.
– На эти выходные я объявляю перемирие. В ближайшие дни мы – это мы.
– А в другие дни мы кто?
– Наемные сотрудники «Б и Г». Соперники. Нарушители правил отдела кадров. Смертельные враги. О боже, я чувствую себя намного лучше. – Я спрыгиваю с табурета и мигом оцениваю, насколько сильнее стали мои ноги. – Я не хочу никаких сюрпризов, Джош. Если мне предстоит вляпаться в какое-нибудь дерьмо, я должна знать об этом.
По его лицу пробегает тень. Он берет подсунутый под край тарелки счет и, когда я лезу в сумку за кошельком, бросает на меня слегка надменный взгляд.
– Мы – это мы. Я – это я. – Он отсчитывает несколько банкнот. – Пошли.
Я иду в уборную. Мою руки, смотрю на себя в зеркало и поражаюсь увиденному. Цвет вернулся ко мне. На самом деле я свечусь, как стриптизерша из Вегаса. Неоново-голубые глаза, щеки горят, волосы черные с синеватым отливом, а губы вишнево-красные, хотя помада давно сошла.
Плотный ужин оживил меня, но я не возражаю против пари, что всегда выгляжу так после периодов нераздельного внимания Джоша ко мне.
– Не растеряй это, – строго говорю я себе.
Тут в уборную входит какая-то женщина и косо смотрит на меня. Я сушу руки и выбегаю наружу.
Глава 20
Вечер благоухает свежестью из-за собравшихся над головой грозовых туч. Джош опирается на машину и смотрит на другую сторону шоссе. В томном изгибе его тела есть какая-то странная грация. Если бы нужно было придумать название к этой картине, я бы выбрала такое: «Тоскующий».
– Эй! Все в порядке?
Джош смотрит на меня с таким выражением, что мое сердце вздрагивает. Будто он напоминает себе, что, вообще-то, я здесь. А не только в его голове.
– Тебе грустно?
– Пока нет. – Он закрывает глаза.
– Давай я немного порулю. – Я протягиваю руку за ключами.
Джош качает головой:
– Ты моя гостья. Поведу я. Ты устала.
– О, так теперь я твоя гостья? – Я иду к нему с самым угрожающим видом, какой только могу изобразить.
Джош закладывает руки за спину. Я улыбаюсь ему, и он отвечает улыбкой. Удивительно, что звезды размером с булавочную головку не рассыпаются у нас над головами серебряной пылью. Печаль, которую я заметила в глазах Джоша, испепеляют искры веселья.
– Моя заложница. Моя пленница, добытая шантажом. Стокгольмская Печенька.
– Ключи. – Я обвиваю рукой его талию, чтобы выхватить их из сжатого кулака. Потом приникаю к нему и усиливаю захват. – Отпусти! Ну же! – Я вытаскиваю из его руки ключи, но Джош обнимает меня за плечи и не отпускает.
Мы стоим на месте еще довольно долго. Мимо непрерывным потоком несутся машины.
– Я хочу, чтобы ты знала: я ничего не жду от тебя в эти выходные, – говорит Джош поверх моей головы.
Я отклоняюсь назад и смотрю на него снизу вверх:
– Что бы ни случилось, я уверена: до утра понедельника мы доживем. Если только твоя сексуальность не такая смертоносная, как я подозреваю, иначе мне крышка.
– Но… – беспомощно возражает Джош.
Я сдавливаю своего врага крепче и прижимаюсь щекой к его солнечному сплетению.
– Это случится, Джош. Нам нужно выпустить пар. Думаю, ради этого все и было затеяно.
– Кажется, ты смирилась.
– Могу только заранее принести извинения за то, что я с тобой сделаю.
Он смеется, поеживается и отталкивает меня.
– Слушай, это всего одни выходные. – Я стараюсь говорить легко и, кажется, убеждаю нас обоих.
Приходится подвинуть водительское сиденье вперед на добрую милю, что требует нескольких конвульсивных движений тазом. Джош без комментариев отодвигает назад пассажирское сиденье и следит за моей борьбой. Я пристегиваю ремень безопасности и поправляю угол наклона зеркала заднего вида.
– Может, подложить под тебя телефонную книгу? Как тебе удалось сделаться такой маленькой?
– Села при стирке. – Я выруливаю на шоссе.
– Почти половину пути проехали. – Колено Джоша начинает подпрыгивать.
– Постарайся расслабиться. – Раньше я не замечала, что Джош способен нервничать. Чувствую, он повернул голову и смотрит на меня. Этим мы занимаемся всегда.
– Почему мы так делаем? Пялимся друг на друга?
– Про себя я это знаю. Но ты говори первая. – Он думает, я не поддамся на провокацию. Ошибается.
– Я всегда стараюсь понять, о чем ты думаешь. – Я бросаю на него триумфальный взгляд, как будто говорю: «Видишь, я умею быть честной. Иногда».
– Я смотрю на тебя, потому что мне это приятно. На тебя интересно смотреть.
– Бр-р! Интересно. Хуже комплимента не придумаешь. Мое бедное сморщенное эго. – Мигом отвешиваю себе мысленный подзатыльник. Набиваться на комплименты – это смертный грех. – Не обращай внимания, я пошутила. Эй, посмотри-ка на эту старую ферму. Я бы хотела жить здесь.
– Главное – это твои глаза. – Голос Джоша зависает между нашими плечами.
Слабый дождик делает зернистой картинку на ветровом стекле. Я крепче сжимаю руль.
– Эти абсолютно безумные глаза. Глаза, каких я никогда еще не видел.
– Ну спасибо. Безумные! – Все равно внутри я улыбаюсь. – Полагаю, это точное определение.
– Ты назвала мое тело безумным. Я говорю в том же смысле. Когда ты не можешь на меня смотреть, это вроде как помогает говорить в открытую. Уж я-то знаю.
Дождь усиливается, я включаю дворники и пытаюсь сосредоточиться на идущей впереди машине. Джош глушит радио, не знаю почему, но это ощущается как угроза. Будто щелчок дверного замка, который запирает тебя внутри.
– Самые прекрасные глаза, какие я когда-либо видел, – говорит Джош таким тоном, будто хочет, чтобы я осознала всю важность сказанного.
Хорошо, что темно, а то я залилась краской.
– Спасибо.
Джош вздыхает. Когда вновь раздается его голос, он как будто щекочет мне ухо кусочком бархатной ткани. Я пытаюсь взглянуть на своего пассажира, но он хмурится:
– А твой маленький красный рот будто с валентинки…
Он замолкает и издает странный звук – нечто среднее между стоном и вздохом. По моим рукам бегут мурашки. Я закусываю губу, чтобы удержаться от ответа. Может быть, чем молчаливее я буду, тем больше он раскроется.
– Один раз на тебе была белая блузка, и я видел твой бюстгальтер. Из цветного кружева. Может быть, розового или бледно-лилового. Его очертания проступали так четко. Это был один из дней, когда мы особенно яростно ругались и ты от злости рано ушла с работы.
– Такое случалось не раз. Тебе придется уточнить детали. – Лучше бы он не напоминал мне о таких моментах.
– Я столько ночей пролежал в постели, думая о твоем лифчике из цветного кружева под белой блузкой. Стыдно сказать, – признается Джош, ерзая на сиденье. Вот он снова начинает говорить, и его голос извивающейся змейкой вползает в мое ухо. – А сон, о котором ты рассказала мне однажды? Ты была завернута в простыню, и какой-то загадочный парень прижимался к тебе?
– О да. Мой глупый сон.