Что на деле — фантом, который они чувствуют, но никогда не поймают.
Как по заказу, показали ролик спец репортажа «Паранормальных Расследований» — про какой-то особняк на юге, окруженный кустами, нуждающимися в хорошей стрижке.
Куин свесил ноги с края кровати и потер лицо. Лейла снова хотела прийти, но он отправил мысленный ответ о том, что истощен и собирается немного поспать.
Не то, чтобы он не хотел быть с нею, просто…
Черт возьми, она нравилась ему, она хотела его, и он ясное дело, хотел ее. Так почему же он просто не позовет ее, не сделает супругой и поставит галочку напротив пункта «главная цель жизни»?
Когда он обдумывал это, в сознании всплыло лицо Блэя, вынуждая его успокоиться и трезво взглянуть на свою жизнь, сшитую из грубого материала. Мелькавшие картины не были привлекательными и все нити, которые он начал ткать и не мог распустить или сшить вместе, внезапно стали большим, чем он смог вынести.
Поднявшись, он вышел в коридор со статуями и посмотрел направо. В сторону комнаты Блэя.
С проклятием он подошел к двери, в которую входил и выходил уже бесчисленное количество раз, не меньше, чем в свою собственную. Затем тихо постучал, не так, как обычно — бам, бам, бам.
Ответа не было. Он повторил попытку.
Повернув ручку, он толкнул дверь внутрь всего на дюйм — он хотел быть, осторожным. На тот случай, если с ним был Сакстон.
— Блэй? Ты здесь? — прошептал он в темноту.
Никакого ответа… и звуков льющейся воды, значит душ они вместе тоже не принимали. Зайдя внутрь, Куин включил свет.
Кровать аккуратно заправлена, ни одной сбившейся складочки. Гребаная хрень выглядела, как реклама в журнале, со всеми этими подушками, выстроенными в ряд и свернутым дополнительным одеялом.
В ванной висели сухие полотенца и отсутствовал пар на стекле душевой кабинки, а в джакузи не было пузырьков.
Его тело онемело, когда он вышел в коридор и пошел по нему дальше.
Остановившись у двери в комнату, отведенную Сакстону, он уставился на панели. Отличная плотницкая работа — соединяющиеся вместе элементы без заметных для глаза переходов. Краска также выглядела идеальной, никаких лишних мазков на гладкой поверхности. С красивой латунной ручкой, блестящей, как только что отчеканенная золотая монета…
Острый слух уловил тихие звуки и Куин нахмурился… пока не понял, что он расслышал. Только одно могло создавать подобный ритмичный…
Пятясь, он натолкнулся задницей на греческую статую, стоявшую позади него.
С заплетающимися ногами, и ничего невидящим взглядом, он побрел не разбирая дороги. Подойдя к кабинету короля, он оглянулся и посмотрел на ковролин, по которому только прошел.
Следов крови не было. Что удивительно, потому что его грудь была ранена.
Он чувствовал себя так, словно ему выстрелили прямо в сердце.
ГЛАВА 63
Хекс проснулась с криком.
К счастью, Джон оставил включенным свет в ванной, поэтому у нее было по крайней мере полшанса довести до сознания, где находилось ее тело: на самом деле она не вернулась в человеческую клинику, представляя собой лабораторную крысу. Она была здесь, в особняке Братства, с Джоном.
Который выскочил из постели, нацеливая пистолет на дверь, ведущую в коридор, словно был готов проделать дыру в этой чертовой штуковине.
Прикрыв рукой рот, она молилась остановить себя вовремя, прежде чем перебудит весь дом. Последнее, что ей нужно — куча Братьев, появившихся у порога с множеством «что происходит?»
Тихим движением Джон перевел дуло пистолета сорокового калибра на окна, с опущенными жалюзями, а затем на шкаф. Наконец, опустив оружие, он вопросительно свистнул.
— Я… в порядке, — ответила она, обретая дар речи. — Просто плохой…
Стук, оборвавший ее, был таким же различимым, как ругательство в тихой комнате. Или крик, который она только что испустила.
Когда она подтянула простыни к ключицам, Джон чуть приоткрыл дверь и голос Зи пробился внутрь:
— Здесь все в порядке?
Нет. Даже и близко.
Хекс потерла лицо и попыталась вернуться к реальности. Жесткое задание. Ее тело ощущалось невесомым и разобщенным, и боже, эта дрейфующая фигня не помогала ей вернуться назад.
Не нужно быть гением, чтобы понять, почему ее подсознание выворачивало тем дерьмом от ее первого прохождения через похищение. Пребывание в операционной, пока Джон проходил через свою свинцовую эктомию[117], очевидно было горячей, пряной пищей для ее мозга, с кошмаром, являющимся черепной версией кислотного рефлюкса [118].
Господи, она покрылась липким потом: бисеринки выступили над верхней губой, ладони стали мокрыми.
В отчаянии она сосредоточилась на том, что могла видеть сквозь частично приоткрытую дверь в ванную.
Оказалось, что ее спасли зубные щетки на мраморной столешнице. Пара стояла в серебряном стаканчике между двумя раковинами, выглядя как пара зануд, склонивших друг к другу головы, чтобы обменяться сплетнями. Она полагала, что обе щетки принадлежали Джону, потому что гости в этом доме не приветствовались.
Одна была синей. Другая — красной. Обе имели зеленые щетинки в центре, которые становились белыми, давая вам понять, что пришло время поменять щетку.
Мило. Обыденно. Скучно. Возможно, если бы у нее было немного больше всего этого, она бы не искала запасную дверь жизни. И не было бы кошмаров, которые превращали ее голосовые связки в мегафон.
Джон распрощался с Зи и вернулся к ней, оставив свой пистолет на прикроватном столике, скользнув под одеяло. Его теплое тело рядом с ней было твердым и гладким, и Хекс прильнула к нему с той легкостью, которая была присуща любовникам.
Именно то, чего у нее никогда ни с кем раньше не было.
Джон откинул голову так, чтобы она могла видеть его лицо, и произнес губами:
«Что это было?»
— Сон. Очень плохой сон. О том времени… — Она сделала глубокий вдох — Когда я была в той клинике.
Джон не стал давить, выспрашивая подробности. Вместо этого она только почувствовала, что он погладил ее по волосам.
В тишине, последовавшей за этим, она не собиралась разговаривать о прошлом… воспоминания — последнее, что ей нужно, когда отголоски ночного кошмара все еще заставляют ее вздрагивать от озноба. Но каким-то образом слова сформировались в ее горле, и она не смогла удержать их в себе.
— Я все сожгла, весь этот… объект — Ее сердце забилось быстрее, когда она вспомнила как это было, и по крайней мере, воспоминание казалось гораздо лучше ее снов. — Так странно… Я не уверена, что люди думали, что делают что-то неправильное — они относились ко мне, как к ценному животному из зоопарка, обеспечивая всем необходимым для моего выживания, пока исследовали и кололи, делая тест за тестом… вообще, большинство людей хорошо относилось ко мне. Но в группе был один хрен с садистскими наклонностями. — Она покачала головой. — Они держали меня месяц или два, пытаясь дать мне человеческой крови, чтобы сохранить жизнь, но по медицинским показателям могли видеть, что я становилась все слабее и слабее. Я оказалась на свободе, потому что один из них отпустил меня.
Джон перекатился на спину и подставил руки в луч света.
«Дерьмо, мне так жаль. Но я рад, что ты сожгла то место».
Она мысленно представила свое возвращение в клинику, где ее держали… и покрытые сажей последствия пожара.
— Да, я должна была сжечь это место. Я недолго пробыла на свободе, когда вернулась и сделала это… но я до сих пор не могу спать из-за кошмаров. Я подожгла этот объект, когда они покинули его на дневной перерыв. Правда, — она подняла указательный палец вверх, — там была одна довольно неприятная смерть. Но сукин сын получил по заслугам. Я — девушка, придерживающаяся принципа: око за око.
Руки Джона появились снова, чтобы показать:
«Это довольно очевидно… и совсем не так уж плохо».
«При условии, что это не был Лэш», подумала она.
— Не возражаешь, если я кое-что спрошу? — Когда он пожал плечами, она прошептала: — В ночь, когда ты вывел меня в город… ты возвращался в какое-нибудь из тех мест раньше?
«На самом деле нет». — Джон покачал головой. «Мне не нравится возвращаться в прошлое. Я предпочитаю двигаться дальше».
— Как я тебе завидую. Что до меня, то кажется, я никогда не смогу освободиться от прошлого.
И дело касалось не только той дерьмовой клиники или кошмара о «любовном гнездышке» Лэша. По какой-то причине, тот факт, что она никуда не вписывалась — ни в семью, в которой она выросла, ни в большое вампирское сообщество, ни даже в симпатское — резонировал в ней, определял ее, даже когда она сознательно об этом не думала. Чтобы не зацикливаться на своей неустроенности, она выработала и применяла свою систему защитных мер, но все, к чему это привело — это ее работа наемным убийцей. Что по меньшей мере, трагично.
Тут она подумала о времени, проведенном с Джоном… и слегка пересмотрела удручающую арифметику. Это ощущалось таким правильным: она рядом с ним, их тела вместе, невероятно полное единение. Хотя то, что всё происходило параллелью ее работе убийцы по найму — в конечном итоге нездоровая вещь для всех участников. Черт, стоит хотя бы посмотреть на то, что только что произошло. Она проснулась с криком и Джон был единственным, кто вооружился и был готов дать отпор… пока она играла бедную, напуганную женщину с простыней, прижатой к колотящемуся от испуга сердцу.
Это была не она. Просто не она.
И Боже, то, что она так легко опустилась до роли того, кого нужно защищать… это пугало ее больше, чем сны, заставляющие ее надрывать глотку. Если жизнь ее чему-то и научила, то это тому, что лучше всего заботу о себе сделать собственным делом. Последнее, что она хотела в этом мире — это стать трусихой и положиться на кого-нибудь, даже если этот кто-то — честный, достойный и добрый, как Джон.
Хотя… черт, секс был хорош. Казался основательным и немного грубым, но это было настолько правильно.
Когда они вернулись сюда после их небольшого тет-а-тет в туннеле, они даже не включили свет. Не было времени — одежда прочь, на кровать, безу