Ими по-прежнему не оставляет без внимания новые, незнакомые слова не только во время чтения, но и в повседневной жизни. Иногда он не сразу спрашивает, «что это значит», а пытается сам догадаться. Тем же летом мы пошли с ним на приём к невропатологу. Мы сидели в приёмной перед дверью нужного нам кабинета и ждали своей очереди. Я достала книгу, Имике разглядывал плакаты и читал надписи на табличках.
Тут я должна отступить от повествования и сделать краткий экскурс в венгерский язык для тех, кто не говорит по-венгерски. В угорских языках есть так называемые интернациональные слова, но их очень мало. Венгерский – один из самых древних (если не самый древний) европейских языков. Венгры, особенно старшее поколение, не любят слова иностранного происхождения, поэтому в общественных местах, в клиниках, в больницах на табличках используются исключительно венгерские термины. Иностранец ни за что не догадается, что есть что! Например, вместо понятного всем европейцам слова neurológia, на табличке стоит совершенно «нечитабельное» ideggyógyászat. Наша районная поликлиника в этом отношении ничем не отличалась от других.
Итак, Имике внимательно читал надписи на табличках. Через какое-то время он сообщил мне:
– Мам, там ошибка. Они не написали букву «h».
– Где?
– Там, на двери.
Я посмотрела в указанном направлении, но так и не поняла, что он имеет в виду.
– Видишь, там на табличке написано «ideg(gyógyászat)», а надо было бы «hideg», разве нет? – объяснил сын непонятливой маме. Ideg (нерв) – это непонятно; hideg (холод) – а вот это понятно.
Ему опять удалось рассмешить меня. Я успокоила его, что всё написано правильно, потому что речь идёт о «нервах», а не о «холоде».
– А что такое «нервы»? – последовал очередной вопрос.
Я лингвист по образованию и сама очень люблю «играть» со словами. Часто обращаюсь к этимологии того или иного слова, выражения, но у меня это объясняется профессиональным интересом, а у Имике исходит из здоровой потребности познать неизвестное, что меня неизменно удивляет и радует. В сегодняшнем мире, когда чтение занимает в жизни молодых людей далеко не самое важное место, они утратили интерес к знаниям. Но это не про моего сына.
Балинт благодаря музыкальному образованию по классу скрипки самостоятельно всего за пару месяцев освоил основы игры на гитаре. Ими внимательно наблюдал за тем, как брат извлекает звуки из нового музыкального инструмента. Иногда, когда Балинта нет дома, он берёт в руки гитару и осторожно перебирает струны. В отличие от скрипки, ему нравится глубокое звучание щипкового инструмента. Он спросил у меня, как Балинт научился играть на гитаре.
– С помощью самоучителя, – ответила я и объяснила, что это такое.
– А меня он может научить?
Мы пока отложили этот вопрос на будущее, но я не сомневаюсь, что для него это вполне реальная задача.
Хочется вернуться к нашему знакомому доктору, который отвёл нам на развитие 10 лет. Его звали Гашпар. У него было три дочери. Мы за многое благодарны ему, потому что в Ливии именно он следил за здоровьем наших мальчиков. Балинт был его любимчиком. Имике он тоже по-своему любил, но не верил в него. Когда-то, в студенческие годы, в учебнике по генетике он прочёл, что дауны в определённом возрасте останавливаются в своём развитии, и принял это за аксиому. Я не из книг знаю то, что знаю: для даунов не существует возрастных границ.
Я не ставлю перед собой задачу доказать, что Ими или какой-то другой ребёнок с синдромом Дауна может всё и ничем не отличается от обычных людей. Хотя кто возьмётся утверждать, что «обычные» люди могут всё?
Наши возможности тоже небезграничны. Чему-то мы можем научиться, чему-то нет. Так же и они. Может быть, им потребуется чуть больше времени. Я реально смотрю на вещи. Нельзя любой ценой добиваться невозможного только для того, чтобы доказать всем и, в первую очередь, самому себе, что «мой ребёнок – гений!» Но наша задача – предоставить им возможность испытать как можно больше нового и помочь это освоить. Не ограничивать, а способствовать получению всё новых и новых навыков, ощущений. У них есть в этом потребность и, главное, они могут! Только надо верить в них. Они открыты и хотят учиться от нас. И могут учить нас: добру, бескорыстию, терпимости и ещё многим качествам, которыми их щедро наградила природа.
Наблюдательность
Ими никогда не скучает. Сделав уроки, он тут же находит себе занятие. Сходит в магазин заплатить за булочки (чтобы рано утром не стоять в очереди, мы договорились с булочником, что Ими оплачивает покупку накануне, а утром только забирает свежие, заранее упакованные булочки) – и ему не надо об этом напоминать. Соберёт сумку на следующий день (он помнит расписание уроков, знает, когда у них физкультура – не дай Бог забыть баскетбольный мяч!)
Важные дела сделаны, теперь можно и отдохнуть. Он составляет список любимых музыкальных номеров («Потом попрошу Балинта, чтобы он мне их на CD записал!»). Садится к компьютеру писать письмо папе. Иногда выходит из комнаты, чтобы спросить, как пишется то или иное слово.
Перечисляя все важные и неважные дела сына, невольно задумываюсь: про него ли двадцать лет назад мне сказали, что «он будет очень милым ребёнком, его можно будет научить стишкам и песенкам…»? Жалко, что Имике не от тех «провидцев» ждёт ответы на свои многочисленные вопросы! Жалко, что не с ними делится своими далеко идущими, но при этом вполне реальными планами! Жалко, что не их посвящает в свои мечты!
– Кто строит мосты? И как? (Мне самой становится интересно!)
– Что означает слово «лабаз»? Как он выглядит? (Многие этого не знают, да и не хотят знать!)
– Как ты думаешь, есть такая компьютерная игра, где можно строить виртуальные города, как я строю зоопарк? Может, Балинту это понравилось бы. (Балинт не любит строить зоопарк!)
– Я хочу письмо Лизе написать. Поможешь мне? (В этом письме не должно быть ошибок!)
– «Кабан» – это русское слово? – Да. А ты знаешь, что оно значит? – Конечно. Это дикая свинья. Я в одном фильме слышал. Напиши мне, пожалуйста, русский алфавит, я многие буквы позабыл. (Он часто заходит на русские сайты в Интернете.)
– Разреши мне поехать на соревнование. Вот увидишь, я выиграю! (Один наш знакомый спросил, есть ли у Имике стремление победить, быть первым. – Естественно, есть! Ведь он же мужчина!)
– Завтра именины у Дани. Я хотел бы купить ему шоколадку.
И так далее, и так далее… Каждый день: вопросы, планы, важные и менее важные задачи, которые он сам ставит перед собой. Всё это он держит в голове и старается воплотить в жизнь, самостоятельно или с нашей помощью. А источником этого является его невероятная наблюдательность, которая превосходит наблюдательность обычного взрослого человека.
Я считаю себя довольно наблюдательной, но с Имике не могу в этом соревноваться. У него до сих пор сохранилась способность маленького ребёнка замечать такие мелочи, на которые мы, взрослые, уже не обращаем внимания.
В Москве перед нашим домом был небольшой переезд, который мы называли «наш мост». Однажды Ими пришёл домой и сообщил мне:
– Ты видела? Наш мост перекрасили в белый цвет?
Я с удивлением спросила, каким он был раньше. Я действительно не могла этого вспомнить, хотя проходила мимо моста каждый день.
– Зелёный… – теперь и в голосе Ими слышалось удивление («Как это можно не заметить?!»)
В другой раз я попросила его сходить в магазин за какой-то мелочью.
– В красный? – спросил он.
Я подробно объяснила ему, какой магазин я имела в виду потому что, честно признаться, понятия не имела, какого он цвета – обычный кирпичный дом. Позже я убедилась, что магазин из-за огромных рекламных щитов кока-колы, выставленных в витринах, действительно «красный». С тех пор это стало официальным названием магазина. По крайней мере, для нашей семьи…
В связи с этими ситуациями мне вспомнился случай, который навёл меня на мысль, что наблюдательность Имике скорее врождённая черта, нежели приобретённая и развитая в процессе обучения. Ему не было и двух лет. Мы тогда снимали квартиру на Римской набережной Дуная и жили в довольно стеснённых материальных обстоятельствах. Наш собственный гардероб, скажем прямо, оставлял желать лучшего. На обновки просто не было денег. У меня был один более-менее приличный пуловер (чёрный в сиреневую полоску), который я надевала почти каждый день, когда мы шли гулять на берег Дуная. Однажды я только взяла его в руки, и Имике захлопал в ладоши и направился к своей коляске. Малыш понял, что мы идём гулять. Я заплакала. С одной стороны, от обиды, что мы такие «нищие» (я была молодой женщиной, и мне хотелось хорошо выглядеть), а с другой стороны – от радости, какой у меня умный сынок, что уже в таком «юном» возрасте обращает внимание на «мелочи». Между прочим, Имике до сих пор остаётся моим самым внимательным кавалером. Он всегда замечает мою новую причёску или новое платье и непременно высказывает своё мнение по этому поводу:
– Ты такая нарядная! И платье красивое! Тебе идёт.
В нашей квартире, особенно в кухне, кроме меня (но мне это положено, как хозяйке дома!) только Имике знает точно, что где лежит. Когда к нам переселилась моя мама, он помогал ей ориентироваться и дома, и на улице. Терпеливо, не один раз он показывал ей, в каком шкафу или ящике лежит тот или иной предмет, и ревностно следил за тем, чтобы бабушка всё клала на своё место. Если она в очередной раз ошибалась, он не сердился: его это веселило.
– Бабушка! – смеялся он и перекладывал вещь на её законное место. – Ложки должны лежать в отделении для ложек, а не вместе с вилками! И что ищет вилка в отделении для ножей?!
Если меня нет дома, все спрашивают у Имике: «А где у нас…?»
Я гораздо увереннее вожу машину, если рядом со мной сидит Ими. Он хорошо запоминает дорогу, и у него везде есть свои «вехи»: «у дракончика – налево», «у светофора, где стоит крест, направо» и т. д. Памятники, магазины, какие-то рекламные щиты – всему этому он даёт свои названия, причём всегда очень точные и яркие. По этому же принципу он запоминает и те маршруты, по которым ему приходится ездить на общественном транспорте. Поначалу я очень волновалась за него и постоянно звонила на мобильный телефон («Ты где?»). Потом только напоминала: «Не пропусти остановку! Следи из окна! Слушай, что объявляет водитель!» А теперь уже и этого не требуется. Я спокойна, когда он едет один, знаю, что не заблудится. Он ездит в четыре разных места – в школу, в спортзал, который находится по другому адресу, на практику в университетский ботанический сад с тремя (!) пересадками, в бассейн. И почти никогда не опаздывает.