Мой маленький Будда — страница 25 из 30

Опыт Дома Святого Георгия в Тате лишний раз доказывает, что в Венгрии не только существует хорошая база для создания реабилитационной программы, но уже есть и сама программа, которая может помочь многим тысячам людей с ограниченными возможностями интегрироваться в общество. Необходимо лишь обеспечить материальную и социальную возможность, а также – но не в последнюю очередь – моральную мотивацию для поддержки данной программы, для широкого её внедрения.

Но есть и другое…

В процессе работы над книгой я снова и снова перечитывала уже готовые главы. Не раз у меня возникало сомнение, не «ослеплена» ли я, не произвожу ли я впечатление «фанатичной мамаши», у которой к тому же ещё и «мания преследования». Может быть, положение не так трагично, как я это вижу? И большинство людей совсем не такие, какими я их здесь представляю? От этих сомнений несколько раз я бросала писать. («Уж лучше буду читать то, что написали другие!») Но практически каждый день я получала и получаю всё новые и новые доказательства, что не так уж я и неправа, что я ничего не придумала и совсем не страдаю манией преследования.


На портале «Новости» вижу ссылку на сайт Дебреценского общественного фонда «В сторону света». Что-то связанное со строительством Дома для инвалидов. Открываю нужную страничку и читаю:

«Дебреценский общественный фонд „В сторону света“ подал заявку в Министерство труда и социального обеспечения на участие в конкурсе в рамках государственной программы „Строительство жилых домов для инвалидов“. В случае получения объявленного гранта мы планируем построить дом для десяти молодых людей с умственными отклонениями. Участок под строительство уже выделен, и будущие хозяева Дома решили, несколько опередив события, познакомиться со своими новыми соседями (начать строить добрососедские отношения никогда не рано!), взяли с собой „Программу Дома“, купили подарки (в гости без подарка как-то нехорошо!) и, заранее сообщив о своём приходе, отправились на встречу. Соседи их ждали. Поплотнее закрыв двери и окна своих домов, они вызвали милицию и (не поверите!!!) выпустили собак, давая тем самым понять незваным гостям, что они не намерены знакомиться ни с молодыми людьми, ни с их родителями, ни с представителями фонда. Более того, они направили письмо-протест в Дебреценскую областную мэрию: жители улицы протестуют против строительства Дома инвалидов на их улице и не дают своего согласия на это строительство. В качестве аргументов фигурировало: пожилые люди опасаются такого соседства, а детей вообще нельзя будет выпускать на прогулку без сопровождения взрослых. И главное: из-за близости Дома инвалидов упадёт цена на их недвижимость (!!!). И предупреждение: если, несмотря на их протест, фонд „В сторону света“ всё-таки получит грант на строительство, общественность района намерена предпринять дальнейшие шаги в интересах соблюдения демократических прав своих жителей».

Нужны ли комментарии? Только одно замечание: «Прогнило что-то в венгерском государстве»… Остаётся лишь надеяться, что «небо нас направит»[11], и система человеческих ценностей когда-нибудь будет восстановлена…

Справедливости ради следует отметить, что в Дебрецене существует не один Дом инвалидов, и жильцы близлежащих улиц не только приняли «опасных» соседей, но и относятся к ним с симпатией, проявляя понимание и оказывая всестороннюю помощь. Поступок же «борцов за демократию» вызвал большое возмущение: официальные органы, уполномоченный по правам человека из областной мэрии и журналисты в своих комментариях осудили авторов письма.

«В горе и в радости…»

1.

Насколько серьёзно воспринимают свои обещания молодые пары, когда в момент заключения брака – будь то обычная церемония оформления бумаг в загсе или венчание перед алтарём – они произносят сакраментальную фразу: «В горе и в радости, пока смерть не разлучит нас…»? Со своей стороны, могу откровенно признаться, что мне всё это казалось маленьким спектаклем с постоянным актёрским составом за исключением главных героев и «массовки». Хотелось, чтобы церемония как можно скорее закончилась, и все пошли домой. Наше гражданское бракосочетание проходило в московском загсе в тесном семейном кругу (присутствовали только мои родители, сёстры и двое свидетелей), а венчались мы в Венгрии, в католической церкви, куда собралось полгородка, чтобы посмотреть на русскую жену старшего сына Имре Ласлоцки (моего свёкра). Длинные наставления (в первом случае от работника загса с гербовой лентой через плечо, во втором – от служителя церкви в нарядной рясе) казались казёнными, заученными текстами (как, впрочем, оно и есть на самом деле!), которые произносятся изо дня в день. Слова «В горе и радости…» были неотъемлемой частью сценария.

Теперь я несколько иначе отношусь к этим словам, потому что знаю, как важно ощущать, что рядом с тобой есть человек, на которого ты всегда можешь положиться. Рядом со мной есть такой человек. Это мой муж, отец моих детей. До сих пор он оставался как бы «за кадром» моего повествования, но на самом деле за каждым моим «я» должно читаться «мы». Вот уже 22 года мы вместе, в горе и в радости…

2.

В Алкотмань-Батори за 11 лет, так или иначе, я познакомилась со многими родителями. За эти годы мне довелось услышать не одну историю о том, как «папа Андришки (я не буду здесь перечислять все имена) оставил нас сразу после рождения сына, потому что…» И затем следовал грустный рассказ о папе, который не мог вынести, что его сын – «не само совершенство». Я знакома и с такими семьями, откуда сбежала мама, оставив «проблемного» ребёнка отцу, но это единичные случаи. По-моему, каждый такой брак был изначально обречён, и отец или мать рано или поздно всё равно ушли бы из семьи. Рождение «неидеального» ребёнка лишь ускорило этот шаг, но не явилось единственной причиной трусливого бегства. Хотя это только моё личное мнение, основанное на простой логике: если любишь – не бросишь в беде. Мы не просто остались вместе, рождение Имике ещё больше сблизило нас. Мы очень хотели выяснить причину генетического отклонения, с которым родился наш сын, но мы искали её не друг в друге.

Имре не только стремился обеспечить семью материально, но во всём, что касалось Имике, был безотказным моим помощником, а нередко исполнителем всех моих «придумок», некоторые из которых со стороны могли казаться сумасбродными. От многочасовых прогулок по коридору с цветными кольцами до визита к американскому врачу-шарлатану, информацию о котором я прочла в газете, – во всём он был моим партнёром. К тому же он делал всё это, приходя с работы, вместо того, чтобы с бутылкой пива «отдыхать» перед телевизором.

Ещё до свадьбы мы мечтали о троих детях, потому что в его семье было три мальчика, а в моей – три девочки. После рождения Имике мы не отказались от мысли, чтобы у него были младшие братья и сёстры, более того, мы очень хотели этого. Так получилось, что родился только один брат Было бы неправдой утверждать, что муж проводил с детьми много времени (что вполне понятно!), но он старался помочь мне во всём, в чём только мог, без единого слова упрёка или недовольства. Когда дети были совсем маленькими, он даже гладил пелёнки и подгузники, когда видел мою физическую усталость. А когда они подросли, он по утрам возил их в школу, следил за тем, чтобы они занимались спортом, учил их играть в футбол.

Но учёба детей всегда была моим делом. На это у Имре просто не было терпения, он быстро выходил из себя и сдавался. Выражаясь его словами, «он не умел учить». В этом была немалая доля правды, в чём я не раз убеждалась. Имике было лет пять, когда он однажды спросил у папы, показывая на дом напротив:

– Вот там стеклянный домик на крыше – это что?

– Расширительный резервуар теплосистемы, – последовал короткий и точный ответ. Сын широко открытыми глазами смотрел на папу, надеясь на более подробное объяснение, но папа посчитал свой ответ вполне исчерпывающим. Я попыталась обратить внимание мужа на некоторое несоответствие формы подачи информации возрасту «слушателя», но он откровенно признался, что не может другими словами объяснить, что это такое, тем более что это действительно «резервуар…», и пусть ребёнок привыкает к точности выражения мысли! И вообще ребёнку надо говорить правду, а не кормить его сказками.

Точно так же он объяснил четырёхлетнему Балинту, что «птицы-турул» во время «завоевания отечества» показали венграм дорогу в Карпатский бассейн»[12]. Вот так – коротко и ясно. Что такое «отечество», где были те самые венгры, куда они шли и где находится этот самый бассейн, – всё это для ребёнка осталось тайной на долгие годы. В общем, папа показал свою полную несостоятельность в роли учителя. Зато весело было. Я и сейчас люблю наблюдать, как он общается с сыновьями. Правда, теперь нередко случается, что они объясняют «отсталому» отцу что-нибудь новенькое. Если смотреть на них со стороны, их диалоги выглядят мини-спектаклями в жанре трагикомедии на тему «отцов и детей». Особенно весело бывает, когда Имике объясняет папе, как надо решить ту или иную проблему в домашнем хозяйстве: «Мама обычно…» (Без ложной скромности признаюсь, что в этих вопросах мой авторитет непоколебим для всех троих, но Имике это не только не скрывает, но и подчёркивает.)

3.

Мы практически никогда не разговариваем на тему, «что было бы, если бы» Имике есть, и он такой, а не другой. Для меня здесь не существует «если». Но мужчина, даже если он самый хороший отец на свете, многое видит иначе. Для него сын – крепкая ветвь семейного дерева, которая должна давать новые ответвления. «Наследник трона». Продолжатель имени. Продолжатель его самого. Иногда я задумывалась над тем, что мог чувствовать Имре, когда узнал, что его первый сын родился с синдромом Дауна. Как это повлияло на его жизнь? Как изменило планы, связанные с карьерой?