— Вон еще сено, — тяжело дыша, показал Косой.
Неподалеку виднелось несколько аккуратных стогов.
— За мной! — скомандовал Трошкин.
— И в этом нет, — сказал Косой. Все поле вокруг них было покрыто разбросанными клочками сена.
— А может, ты опять что-то забыл? — сказал Хмырь Трошкину. — Может, не в сене, а еще где?
— Отстань, — отмахнулся Трошкин. — Сюда! — крикнул он. И вся команда с остервенением накинулась на последний оставшийся стог.
— Стой! — раздался вдруг окрик. — Зачем сено воруешь!
На поляне появился старик сторож с берданкой.
— Шухер! Обрыв! — завопил Косой и первым устремился к кустам. Остальные за ним.
— Стой! — раздалось им вслед, и тут же прогремел выстрел.
— Не попал! — радовался Косой, продираясь сквозь кусты.
Хлопнул еще выстрел.
— Попал! — констатировал Трошкин, хватаясь за зад.
Хмырь, Косой и Али-Баба сидели на корточках возле ручья в трусах и в майках, стирали свою одежду. Трошкин чуть поодаль сидел по горло в ручье, кряхтел.
— Больно? — с сочувствием спросил Хмырь.
— Не больно, — раздраженно сказал Трошкин. — Жжет…
— Поваренная соль, — констатировал Хмырь и научно объяснил: — Натрий хлор.
— Ай-ай-ай! — зацокал языком Али-Баба. — Какой хороший цемент, не отмывается совсем…
— Ты зачем бежал? — строго спросил Трошкин.
— Все побежали, и я побежал, — объяснил Али-Баба.
— У тебя какой срок был? — спросил Косой.
— Год, — сказал Али-Баба.
— А теперь еще три припаяют, — радостно хихикнул Косой. — Побег. Статья 188-я.
— Ай-ай-ай! — укоризненно зацокал языком Али-Баба. — Нехороший ты человек, Косой. Злой, как собака.
Хмырь вытащил из воды свои окаменевшие брюки, встал.
— Что делать будем, Доцент? — Он показал Трошкину брюки.
— Так побежим! — угрюмо сказал Трошкин.
— Прямо так? — поразился Хмырь. — Голые?
— Да! Прямо так и прямо по шоссе. И прямо в гостиницу. Пусть думают, что мы спортсмены.
— Да ты что, в гостиницу! — испуганно вскричал Хмырь. — Нас же сразу заметут! Можно пока и в канавке переспать!
— Буду я с вами в канаве валяться, — зло сказал Трошкин. — Сказано в гостиницу, значит, в гостиницу!
Он вылез на берег, присел пару раз, разминаясь, потом согнул руки в локтях и затрусил в сторону дороги.
Стрелочник, сидя на табурете, дремал на солнышке возле вверенного ему железнодорожного переезда, когда его разбудил бодрый окрик:
— Открывай дорогу, дядя!
По шоссе к переезду бегом приближались четверо в трусах и майках.
Стрелочник покорно закрутил рукоятку. Шлагбаум поднялся, и мимо гуськом пробежали: толстяк, руки, плечи и даже ноги которого были изукрашены узорами татуировок, черный, как жук, волосатый дядя с длинным носом, тощий парень лет двадцати пяти и лысый мужчина лет сорока.
— Физкультпривет, дядя! Салям алейкум! — крикнул худой малый. И спортсмены, не сбавляя темпа, скрылись за холмом.
Голодные, измученные марафонцы вбежали в маленький белый городок, пересекли площадь у мечети и вошли в подъезд Дома колхозников.
В вестибюле Трошкин, кивком указав подчиненным на диван, подтянул трусы, пригладил челку и подошел к дежурному администратору — молодой женщине, сидевшей за деревянным барьером.
— Мы марафонцы, — задыхаясь, выговорил он.
— Сколько вас? — спросила дежурная, пытаясь прочитать надписи на трошкинской груди.
— Четверо. Один лишний.
— Всем места хватит, — сказала дежурная.
— Вы из какого общества, ребята? — Перед замершими от страха Хмырем, Косым и Али-Бабой остановился скучающий командированный.
— «Трудовые резервы», — сообщил Косой.
— А «Динамо» бежит?
— Все бегут, — пробурчал Хмырь.
— За мной, — позвал Трошкин. И спортсмены организованно затрусили на второй этаж.
Команда подошла к двери, Косой присел на корточки, заглянул в замочную скважину, потом привалился спиной к правому косяку, а в левый уперся ногой и сильно потянул дверь на себя. Хмырь толкнул дверь, и она распахнулась.
— Ключ же есть! — возмутился Трошкин.
— Привычка, — сказал Хмырь.
«Марафонцы», голодные и обессиленные, рухнули на кровати.
— Жрать охота, — простонал Косой.
— Очень охота, — поддержал Али-Баба. — А у нас в тюрьме ужин сейчас… макароны…
— Вот что, — приказал Трошкин. — Отсюда ни шагу, понятно? Я сейчас вернусь! — Он вышел в коридор. — Товарищ, — робко попросил он сидящего возле дежурной командированного. — Вы не могли бы мне на несколько минут одолжить какие-нибудь брюки? А то наши вещи еще не подвезли…
— Может, козла забьем? — оживился командированный вставая.
— Потом, — пообещал Трошкин.
На улице Трошкин вошел в телефонную будку, снял трубку и набрал 02.
— Милиция, — отозвались с другого конца.
— Можно лейтенанта Славина?
— У нас такого нет.
— Как нет?
— Так. Нет и не было.
— Я — Доцент! — закричал Трошкин.
— Поздравляем!
— Вас разве не предупредили?
— О чем?
Евгений Иванович посмотрел на бестолковую телефонную трубку и положил ее на рычаг. Медленно вышел из автоматной будки.
— А какой это город? — спросил он у пионера.
— Новокасимск, — сказал пионер, с восхищением разглядывая татуированного босого дядю в узких джинсах.
— А Али-Бакан далеко?
— Тридцать километров.
Трошкин задумался.
Детский сад в Новокасимске был такой же, как в Москве, — двухэтажный, белый, штукатуренный.
Трошкин пригладил набок челку и пошел в подъезд.
— Здравствуйте! — вежливо поздоровался он, войдя в кабинет заведующей.
— Здравствуйте, здравствуйте… — отозвалась заведующая, глядя на робкого посетителя. — Садитесь.
— С вашего разрешения, я постою. — Трошкин хотел скомпенсировать свою внешность хорошими манерами. — Понимаете, в чем дело… — начал Трошкин. — Я из Москвы. Ваш коллега. Заведую 83-м детсадом.
Она понимающе покивала.
— Нас четверо, — продолжал Трошкин.
— И все заведующие?
— Вроде… — смутился он.
— Ну-ну…
— И вот, понимаете… в цистерне, где мы ехали, случайно оказался цемент, и наша верхняя одежда пришла в негодность.
— Бывает, — сказала заведующая.
— Мне очень неловко… — У Трошкина от унижения выступили пятна на лице. — Не могли бы вы мне одолжить на два дня 19 рублей 40 копеек?
— А хватит на четверых-то? — весело спросила заведующая.
— Хватит! — серьезно сказал Трошкин. Заведующая встала и взяла Трошкина за руку.
— Пошли! — сказала она и повела его за собой, высокая, статная и решительная, как боевой генерал.
Они вышли из детского сада к одноэтажному кирпичному зданию с забитыми окнами.
Заведующая отворила дверь, и они оказались в небольшой комнате, совершенно пустой, если не считать старой тумбочки.
— Здесь у нас будет игротека, — сказала она. — А вот здесь… — она отворила дверь в смежную комнату, — здесь у нас будет спортзал.
Где будет спортзал, Трошкин не увидел: комната до потолка была забита ржавыми радиаторами парового отопления.
— Так что вот вы с вашими заведующими очистите эту комнату от радиаторов и сложите их там, — она указала на навес во дворе. — Я вам за это плачу 20 рублей. Идет?
Трошкин задумался, глядя на бесконечные радиаторы.
— Идет, — сказал он. — Только знаете что: работать мы будем ночью. — Он подошел к тумбочке. — Положите наши 20 рублей вот сюда, в ящик. А на дверь повесьте замок. — Он показал на другой конец здания. — Когда все вынесем, эта дверь освободится. Мы войдем и заберем нашу зарплату.
Заведующая помолчала, обдумывая предложение.
— Хорошо, — наконец сказала она. — Только учтите, майн либер коллега: замок будет крепкий!
Командированный сидел по одну сторону стола, а Хмырь по другую. Между ними лежала шахматная доска, играющие сосредоточенно глядели на поле битвы. Хмырь был целиком и полностью одет в одежду командированного: костюм, рубашка с галстуком, ботинки. А командированный сидел раздетый — в трусах и в майке. Но на голове его была шляпа.
Али-Баба и Косой «болели» за спиной товарища. Али-Баба молчал, он ничего не понимал в шахматах. Косой тоже не понимал, но поминутно подсказывал:
— Ходи лошадью… лошадью ходи, дурак!
— Отстань. — Хмырь переставил ферзя и объявил: — Мат!
Али-Баба, как бы иллюстрируя сказанное, снял с головы командированного шляпу и плавно перенес ее на голову Хмыря.
— Все! — Хмырь встал. Он был при полном параде, хотя все ему было заметно велико: рукава свисали ниже кистей, а шляпа сползала на глаза.
— Не все! — запротестовал командированный. Он вытащил из чемодана электрическую бритву и положил на стол. — Против бритвы — пиджак и брюки, — потребовал он.
— Один пиджак! — отозвался Косой.
Хмырь в торговле не участвовал, он был уверен в своих силах. Сел за шахматы.
Некоторое время играли молча.
— А вот так? — пошел конем командированный.
Хмырь задумался.
— Лошадью ходи, — нервно посоветовал Косой.
— Отвались! — раздраженно сказал Хмырь.
— Лошадью ходи, век воли не видать!.. А мы — вот так! — заорал Косой и, не выдержав, передвинул пешку.
— Пошел? — вопросительно посмотрел командированный.
— Ну пошел, пошел… — с раздражением сказал Хмырь.
— Мат! — торжественно объявил его противник.
Хмырь посмотрел на доску, убеждаясь в проигрыше, перевел глаза на недоуменную физиономию Косого и, не выдержав этого зрелища, сгреб с доски фигуры и швырнул их в советчика.
— Ты что делаешь? — У Косого от обиды и гнева задрожали губы. Он не терпел унижения при посторонних. — Ты кого бьешь?..
Он схватил шахматную доску и треснул Хмыря по лысине.
— Товарищи! Товарищи! — заметался командированный. — Прекратите! Вы что, с ума сошли?
— Отставить! — вдруг раздался резкий, повелительный окрик.
В дверях стоял Трошкин. Одним прыжком оказавшись на середине комнаты, он схватил Хмыря и понес из номера, как щенка.