ут устроены, как и было в самом начале, в тех же зданиях, где живут родители.
Помещения свободной школы должны соответствовать специальным условиям: психическая гигиена важна для ребенка так же, как и физическая. По требованиям физической гигиены классы стали гораздо больше, потому что их размер связан теперь с объемом воздуха, необходимого для нормального дыхания детей. Сады, площадки на свежем воздухе сегодня признаны необходимыми для физического благополучия ребенка. Большие окна открывают доступ потокам света, повсюду встретишь спортивные залы, специально оборудованные, просторные и дорогостоящие. Стулья, очень сложные, настоящие механизмы из дерева и железа, с подставками для ног, с вращающимися сиденьями, помогают одновременно экономить силы ребенка и корректировать деформации позвоночника, связанные с неподвижностью тела. Это сущее разорение происходит из-за ложного понимания принципа школьной гигиены. В современных школах белое однообразие, моющиеся все до единого предметы обстановки демонстрируют триумф эпохи, когда борьба с микробами считается единственным спасением жизни человека.
Психологическая гигиена сегодня стоит на пороге школы со своими требованиями, которые не более разорительны, чем те, что уже приняты с первых победных шагов физической гигиены.
Психологическая гигиена также требует увеличения размеров комнат, но не из-за дыхания. Хорошее отопление позволяет открывать окна и сводит на нет все расчеты кубических метров воздуха. Увеличить размер класса необходимо ради свободы движения, которую мы должны предоставить ребенку. Естественно, ребенок ходит не в пустой комнате. Достаточно увеличить класс настолько, чтобы дети могли двигаться среди мебели. Если говорить об идеале, психологически комфортное помещение в два раза больше физически комфортного. Известно, что полупустая комната создает ощущение легкости, словно обещает живительную возможность движения. Это чувство благополучия более интимно, чем иной комфорт, обеспечивающий потребности дыхания в загроможденном небольшом классе.
Небольшое количество мебели — залог гигиены. Здесь сходятся требования физической и психической гигиены. В наших школах мебель легкая, простая и экономичная. Если она моется, прекрасно, потому что ребята научатся ее мыть, для них это упражнение приятное и полезное. Важно, чтобы мебель была красивой, «художественной». Красота в данном случае связана не с излишествами, но с грацией, гармонией линий и красок, с простотой и легкостью мебели. Мы заметили, что современная детская одежда гораздо элегантнее прежней, одновременно она экономичнее, проще и легче. То же необходимо совершить с мебелью.
В сельском Доме Ребенка, созданном в Палидано в память маркиза Карло Гверьери Гонзага, мы начали изучать мебельное искусство, В каждом уголке Италии таятся сокровища местных художников, нет такой провинции, где бы в прежние времена не создавали удобные, очаровательные предметы, отвечающие нуждам практической жизни и требованиям художественного вкуса. Почти все эти бесценные изделия сегодня потеряны, и даже память о них исчезает под гнетом однообразной, бессмысленной, гигиенически правильной моды наших дней. Следуя гениальному плану Марии Марени, мы тщательно исследовали местные старинные промыслы и использовали их достижения в Доме Ребенка (форма, цвет столов, стульев, сервантов, посуды, рисунок ткани, декоративные мотивы, характерные для старинных сельских домов). Это возрождение деревенского искусства, вернувшее в обиход вещи бедняков эпохи гораздо более нищей, чем наша, выгодно и с экономической точки зрения. Если вместо грубых парт делать простую красивую мебель, мы увидим, как из безобразия рождается красота, отбрасывая дорогие материалы, потому что прекрасное возникает не из роскоши, но из вдохновения. Наша реформа нуждается не в больших средствах, а в утонченном вкусе.
Если когда-нибудь удастся изучить местные промыслы разных провинций Италии, каждая из которых имела собственные художественные традиции, тогда возникнет новый тип мебели, способной воспитывать вкус, исправлять нравы. Это станет «средством образования», потому что приобщение к старинному народному искусству вдохновит новую жизнь, почти задушенную призраком гигиены, занятой исключительно безнадежной борьбой с болезнями.
Человечность искусства должна развеять мрак. Черные парты в классах, серые стены, украшенные еще менее, чем камера смертника, чтобы ничем не занимать ум ребенка. Ему следует принимать только то неудобоваримое интеллектуальное варево, которое раздает учитель. То есть окружение прежде всего не должно отвлекать ученика. Тогда педагог при помощи своего ораторского мастерства и подручных средств сумеет привлечь к себе непокорное внимание детей.
Напротив, духовная школа не ставит никаких ограничений красоте обстановки, кроме экономических возможностей. Вы думаете, украшения будут отрывать ребенка, сконцентрированного на работе? Ничего подобного, красота вдохновляет сосредоточенных и дает отдых усталым. Церкви, лучшее место сосредоточения и душевного отдыха, всегда призывали самых вдохновенных гениев, чтобы собрать все самое прекрасное в мире.
Эта терминология покажется странной, но, если мы хотим соотноситься с научными принципами, следует сказать, что место, приспособленное для жизни человека, должно быть художественно. В школе, которая хочет превратиться в лабораторию наблюдений за человеческой жизнью, должно быть красиво. Как в бактериологической лаборатории должны быть дистилляторы и питательный раствор.
Детскую мебель, столы и стулья, следует сделать легкой, не только чтобы детские руки легко ее передвигали, ее хрупкость становится обучающей. По той же причине мы даем малышам фарфоровые тарелки, стеклянные стаканы, тонкие вазочки. Эти предметы — настоящие предатели каждого грубого, неловкого, неправильного движения. И ребенок вынужден исправляться, учиться не сталкивать, не переворачивать, не разбивать, соразмеряя свои движения и становясь постепенно их хозяином. Он привыкает по возможности не пачкать красивую веселую мебель, придающую радость всему вокруг. Так дети достигают великолепной координации своих произвольных движений. Подобным образом человек, воспитанный на музыке и тишине, изо всех сил постарается не шуметь, чтобы не раздражать свои «воспитанные» уши.
Напротив, когда ученик бешено толкает сто раз подряд металлический стул, такой тяжелый, что даже грузчику с трудом удается его сдвинуть, когда сажает сто чернильных пятен, не заметных на черной поверхности, когда роняет железную миску, которая не разбивается, он незаметно для себя погружается в океан ошибок, потому что окружение устроено так, чтобы скрыть эти ошибки, а значит, подтолкнуть к совершению новых — с дьявольской хитростью.
Гигиенический принцип, признанный всеми, таков: «Дети должны двигаться». Если мы говорим о «свободном ребенке», значит, признаем и свободу двигаться, то есть бегать, прыгать. Каждая мать, вместе с педиатрами, согласится, что ее малышу нужно гулять в парке, на лугу и двигаться свободно на свежем воздухе.
Разговоры о детской свободе в школе возникли под влиянием идей физической гигиены. Мы представляем свободного ребенка, скачущего через парты, бегущего, натыкающегося на стены. На первый взгляд свобода движения связана с идеей большого пространства, а в маленьких классах она вырождается в хаос, несовместимый с правильным поведением и работой.
Однако в соответствии с принципами психической гигиены свобода движения не ограничивается свободой соматической, двигательной. О детях мы говорим, как о щенках и котятах. Зверьки тоже свободны бегать и прыгать в парке и на лугу вместе с ребятами и совсем как они. А вот двигательная свобода для птицы предполагает иные условия. Придется предложить птице веточку или палку — опору для лапок, не приспособленных для ходьбы по земле. Предоставьте птице свободу движений на плоской равнине, и она почувствует себя несчастной.
Подумайте, если птице и змее нужны разные условия для свободы движения, то разве не ошибаемся мы, предлагая одну и ту же форму свободы детям и котятам. Тем более что дети, предоставленные сами себе, двигаясь бесцельно, вскоре проявляют признаки нетерпения, протестуют и жалуются. Были бы они постарше, придумали бы что-нибудь, чтобы скрыть нестерпимую скуку и унижение ходить ради ходьбы, бегать ради бега. Малыши же делают глупости. Трудно представить, что двигательные способности детей, на которые никто не обращает внимания, приведут к благородной цели. Кроме физиологических преимуществ, ничто здесь не способствует нормальному развитию. Движения становятся неловкими, ребенок изобретает кульбиты, ходит пошатываясь, падает, разбивает предметы. Очевидно, он не похож на свободного котенка, такого грациозного, обаятельного, стремящегося довести до совершенства свой бег и легкие прыжки, присущие ему с рождения. Можно сказать, что в двигательном инстинкте ребенка нет грации, не заложена потребность совершенствования. Или же надо заключить, что движение, достаточное для котенка, не достаточно для ребенка. У детей иная природа, и, значит, должен быть иной путь к свободе.
Если у ребенка нет разумной цели движения, ему недостает внутреннего руководителя и движение его утомляет. Многие люди чувствуют ужасающую пустоту при необходимости двигаться без цели. В древности, желая жестоко наказать рабов, их заставляли копать глубокие ямы в земле, а затем тут же засыпать их, то есть совершать бессмысленную работу.
Эксперименты показали, что заданный объем работы выполняется легче, если у человека есть разумная цель, бесцельный труд утомляет сильнее. Сегодня психиатры лечат больных неврастенией не только движением, но и работой на свежем воздухе. Есть восстанавливающая работа, которая не связана с умственным напряжением, но способствует психосоматической координации организма. В результате этого труда вещи не создаются, но сохраняются, например: вытереть пыль, помыть стол, подмести, расставить или собрать посуду перед обедом, почистить ботинки, вытрясти коврик.