- Разумеется, сбегать! - удивилась Кристина моей недалекости.
- Каким образом? - удивился я ее недалекости. - Они везде! Справа, слева, впереди! Остается один путь - в пропасть!
Пани поправила:
- Не "в" пропасть, а "через" пропасть! Мы перелетим, иначе, зачем строили дельтаплан?
Тут я усомнился в прочности данного изделия. Мы же дети, а не инженеры-конструкторы! И делали все на глаз, не соблюдая законов физики. А если посмотреть с другого ракурса, то правильно сказала Броневич: волков бояться - в лес не ходить. Перелететь через пропасть у нас, все-таки, какой-никакой, но есть шанс, а остаться в живых у людоедов, тем более, после побега - полная безнадега! Не сговариваясь, мы надели рюкзаки, подобрали арбалеты с луком, и, подняв над собой самодельный дельтаплан, вцепились в его поручень, разогнались, поджали под себя ноги, и под опешившие взгляды дикарей полетели над пропастью.
Я почувствовал себя птицей. Орлом, никак не меньше. У меня захватило дух, я летел над бездной, внизу была темнота (такая глубокая пропасть), с боков - толщи воздуха. Везет же птицам! И дельтапланчик не подвел, половину пути мы уже пролетели, осталось столько же.
Дельтаплан дернуло.
"Это в порядке вещей, - подумал я, паря в воздухе. - Воздушные ямы". Махину еще раз тряхануло, повело влево, ткань сверху оборвалась и улетела вверх, ветки, составляющие скелет дельтаплана, рассыпались одна за другой.
Мое сердце стучало так быстро, что, казалось, оно совсем не бьется.
Мы втроем закричали, падая в пучину пропасти. В моей голове заиграла некогда популярная песенка Лики Стар: "Падай, падай, падай ниже, падай, падай, падай глубже, ниже, ниже, ниже, глубже...", что мы с успехом и делали...
...В кино показывают и в книжках утверждают, что когда человек умирает, вся его жизнь пролетает перед глазами. Конечно, вся жизнь перед смертью просто не успеет промелькнуть, а вот картины, содержащие в себе самые важные, самые главные события, вполне успевают промчаться в погибающем разуме. У меня случилось то же самое. Получается, ширпотреб не врет.
Картина первая: со стороны я вижу, как появляюсь на белый свет из утробы матери. Явился я мертвым - при рождении захлебнулся внутренними водами. К счастью, врачи успели меня откачать. Белая вспышка.
Картина вторая: опять со стороны. Я, маленький, забавный и еще не умеющий разговаривать, сижу в детском кресле возле двора. Мама стоит рядом и зорко охраняет меня от разнообразный влияний окружающего мира. Вдруг появляется огромная собака. Мама, до ужаса боящаяся этих животных, хлопается в обморок и лежит на асфальте. Я тяну руки к собаке и говорю первое в жизни слово: "Ава". Родительница его не слышит, она находится в беспамятстве. Это уже потом, когда я сказал второе слово: "Крыса", и мама его услышала, она подумала, что это мое первое слово, но на самом деле оно второе. Первое, "Ава", просто было вне зоны матушкиной досягаемости. Лохматая собака подошла ко мне поближе. Я обнимаю ее, зверь умильно лижет мне щеку, мама приходит в себя, кричит во все горло: - Уйди, подлюка такая! - животинка пугается и кусает меня за щеку. Я сначала не понимаю в чем дело, потом морщусь от боли и с вдохновением начинаю реветь. Собака пугается еще больше и убегает в ближайший переулок. Меня везут в больницу и зашивают пострадавшую плоть. Ну кто просил маму отгонять собачку? Белая вспышка.
Картина третья: снова со стороны. Я в садике, мне пять лет. Вокруг резвятся малыши. Я залез на детский железный паровоз. Галка Самородкова, первая забияка садика, толкает меня в спину, я больно ударяюсь носом об паровоз. Галка убегает, думает, что я ее не заметил. Просто я - благородная душа, избавил ее от неприятностей. Час спустя нос распух, меня отправляют в сопровождении мамы и детсадовского врача в больницу. Нос распух еще больше. На шестой день лежания в больнице нос окончательно распухает, глаза не открываются из-за отека. Врачи беспомощно разводят руками и говорят родителям, что я не жилец. Сделать ничего нельзя. Я, еще не совсем понимающий серьезность происходящий вокруг вещей и удивляясь, почему плачут родители, сестра и родственники, пытаюсь играть с пластмассовыми солдатиками и изо всех сил улыбаться. Это не совсем хорошо получается, ведь лицо круглое, как у снеговика. В самый последний день моей жизни, равнодушно прогнозируемый врачами-дураками, маме, стоящей и тужащей у окна в больнице, смотрящей в темное звездное небо, в голову вихрем врывается мысль: "Позвони Семеновне". Ольга Семеновна - наша соседка. Мама снимает трубку и сквозь слезы звонит Ольге Семеновне. Она сначала накидывается на маму: "Дина, что ты сразу не сказала? У меня знакомая есть, отличный хирург!". Ночью в больнице происходит разбор полетов. В разные стороны летят заявления об увольнении по "собственному" желанию врачей, которые разводили руками (поотбивать бы им их). В экстренных условиях проходит операция надо мной. К утру опухоль спадает, врачи пачками уходят из больницы с рабочими чемоданами. Я - жив, они - безалаберные - уволены. Я спасен и до сих пор благодарю Ольгу Семеновну и Господа Бога, который, я уверен, послал маме мысль у окна. Белая вспышка.
Картина четвертая: вид слева. Лето, конец августа. Я сижу у папы на коленях и, вспоминая и воспроизводя буквы, выученные этим же летом, читаю сказку: "Лиса живет в лесу. Медведь ее сосед. Пришла зима. Лиса вяжет шерстяные варежки. Зимой в лесу холодно, деревья трещат. Варежки согреют медведя и лесу, им будет зимой тепло. Конец". Я обнимаю папу, это моя первая в жизни самостоятельно прочитанная сказка! Белая вспышка.
Картина пятая: крупный план. Сентябрь. Мне шесть лет. Я, папа, мама и множество незнакомых рядом людей стоят возле школы. По слогам я прочитал тусклую табличку, висящую перед входом в школу: "Все вместе". "Мама, что это значит?" - я указываю на табличку пальцем, вымазанным зеленой ореховой кожурой. Мама, с цветами в руках наклоняется ко мне, обнимает и говорит ласковым голосом: "Это, сыночек, значит, что у тебя будет много друзей, и вы всегда будете все вместе. Друзья будут разного цвета. Черненькие, беленькие, коричневые, даже желтенькие!" "А почему люди разного цвета?" - продолжаю я допрос. "Потому что так надо. Когда мир яркий, разноцветный, то и жизнь становится ярче!" "Понятно, - рассуждаю я. - Люди как цветы. Разноцветный букет красивее, чем одноцветный". Белая вспышка.
Картина шестая: вид сверху. Дорога. Вдалеке едет белый автобус. Белая вспышка. Вид слева. Колеса автобуса быстро вращаются, навстречу машине целеустремленно движется какая-то синяя плоскость. Водитель пытается затормозить, но уже поздно. Быстро увеличивающаяся синяя плоскость надвигается на автобус, машина проезжает сквозь синюю штуку. Бампер автобуса отсоединяется от плоскости, и... плоскость исчезает вместе с автобусом. Это же наш школьный автобус! Дорога пуста. Нет ни воронки, ни машины. По тому месту, где только что ехал автобус, ветер проносит перекати-поле. Откуда оно взялось в городе? Наверное, это уже моя фантазия дорисовала. Белая вспышка.
Картина седьмая: вид сверху. Пропасть. Через нее летит дельтаплан и, не долетая да края несколько метров, рассыпается и обрушивается вниз... Белая вспышка.
Картины жизни закончились. В коробке с мозгами снова заиграла песня. На этот раз группы "А-мега": "И лететь по белому свету, стать одним движением ветра, лететь, куда-то вдаль..." Лететь, кричать, смотреть картины и слушать песенки мне уже порядком надоело, я стукнул себя по голове, а то не голова, а натуральный магнитофон. Чего доброго - в котелке весь отечественный репертуар проиграет.
- Ай! - крикнули мы, как один, приземлившись на что-то мягкое.
- Мы уже умерли? - осторожно спросила Броневич.
- Не знаю, - пожал я плечами. В голове, наконец, стихли песенки.
Женька здраво рассудил, опершись локтями в густую зеленую траву:
- Если бы мы умерли, то не разговаривали бы.
- Тогда почему жизнь перед моими глазами промелькнула? - возмутилась Кристина, как будто не довольная тем, что жива.
- У меня тоже картины были, - сказал Женька.
- И у меня...
Рассказав друг другу фильмы, которые нам показывали в головах, мы стали решать:
- Так умерли мы или нет?
- Да нет же! - твердил Женька.
Я был с ним одного мнения, так как ощущал себя вполне живым и пригодным к дальнейшему существованию.
- А вот и нет! - воскликнула Броневич и кивком указала вперед:
- Вон идет апостол, который распределяет людей в ад или в рай.
Я проследил за направлением кивка.
- Боже, да это никакой не апостол, а оборотень из джунглей! - попятился я назад, узнав лицо перевертыша.
- Нужно подойти к нему и спросить: апостол он или нет! - Кристина поднялась с травы.
- Вот сама и иди, - у меня не было никакого желания беседовать с оборотнем. Ведь серебряной пули при себе нет.
Броневич уже стояла возле оборотня. Он сначала хотел убежать, но пани остановила его, схватив за руку.
- Вот, еще один факт, подтверждающий, что это не святой дух, - добавил Женька в свою копилку с фактами новый факт. - Он не стал бы он нас убегать.
Я согласился. Броневич уже смеялась с оборотнем (самоубийца) и они подошли к нам.
- Знакомьтесь, Адафья Быкова, - представила Кристина нам перевертыша. Это Артем и Женя.
Я подумал: "Да-а, Броневич совсем с ума сошла. Привела оборотня с нами знакомиться". Но правила приличия взяли верх и я сказал:
- Очень приятно, вы, оборотень, даже не представляете, как.
- Кто оборотень? - испуганно огляделось существо вокруг.
- Так вы же, - удивился я, решив до конца разоблачить перевертыша.
- Я не оборотень, - промямлило существо.
- А кто?
- Человек я, - с достоинством молвил оборотень.
- В таком случае я людоед.
Оборотень состроил физиономию, мол, мне еще и не с такими приходилось общаться.
Броневич отвела меня в сторонку и объяснила, что это не оборотень, а человек, который просто живет в джунглях, оттого так зарос. А Адафье пояснила, что я не людоед, просто это я так плоско пошутил.