Я обратился к Тибору с просьбой включить в наше турне и Ямайку. Он ответил, что остров слишком мал — нельзя будет покрыть расходы по устройству концерта под открытым небом.
— А можно ли устроить концерт, если я откажусь от гонорара?
— Это другое дело, — ответил Тибор.
И мы включили Ямайку в план наших гастролей.
Наверное, одна из причин того, что у меня столько добрых друзей, — это мое хорошее отношение к людям. Я не осуждаю их за дурные поступки — считаю, что у каждого на это есть свои причины. Николетта думает иначе, но она очень молода: ей чуть больше двадцати. Познакомившись с кем-нибудь, она иногда говорит:
— Этот человек неумный…
Или:
— Какой неприятный.
Я отвечаю ей:
— Зачем так судить? В каждом человеке есть хорошее, и тебе нужно только это увидеть. Ты тратишь время попусту, выискивая отрицательные черты. Если будешь поступать так, всегда найдешь плохое и никогда не увидишь хорошего.
Адуа тоже говорит, что я слишком многое прощаю. И обе обращают мое внимание на то дурное, что сделал мне тот или иной человек, спрашивая, как после этого можно к нему хорошо относиться? Но мне кажется, что эти люди в тот момент не могли поступить иначе. Ведь они не хуже других, и наверняка в них тоже есть что-то хорошее. Вот, например, один из организаторов конного шоу, который исчез с большой суммой денег, которые мы заработали. И хотя потом мне пришлось оплачивать все счета, его имя до сих пор стоит в программе среди других основателей нашего шоу. Если я случайно встречусь с ним, то поздороваюсь, как и прежде.
Адуа, да и некоторые другие считают, что в этом есть что-то ненормальное. Может быть, они правы, но жизнь коротка, и одним везет в ней больше, другим меньше, а в сущности, все мы одинаковы.
Глава 15: ЖИЗНЬ НА ВИДУ
Избрав жизнь артиста, невольно перестаешь быть застенчивым и сдержанным. Для того чтобы стать известным, артисты прилагают немало усилий. И когда они достигают желаемого, оказывается, что известность им уже в тягость. Годами они пытаются привлечь к себе внимание публики, а когда завоевывают его, то хотят, чтобы их оставили в покое. Я стараюсь быть не таким, и, кажется, мне это удается. Когда-то в детстве я был единственным мальчиком в доме, где жило много женщин, и я получал от них внимания, наверное, больше, чем нужно. Признаюсь, что мне это нравилось. Хочется верить, что я этим не злоупотреблял.
После «Концерта трех теноров» и других телешоу мирового масштаба, освещавшихся средствами массовой информации, после выступлений в разных странах я сделался известным. Мои аудио- и видеозаписи расходятся большими тиражами. Но у меня есть и собственное объяснение причины моей популярности: люди, однажды увидев мои габариты, уже не забудут меня.
Но, несмотря на это, меня часто не узнают. В общем-то, приятно, когда люди подходят к тебе на улицах или останавливаются у твоего столика в ресторане. Это признание, и разве может такое огорчать? Мне часто говорят, что по отношению ко мне подобные знаки внимания проявляются чаще, чем по отношению к другим известным людям. Если это правда, то я рад.
Не думаю, что это происходит потому, что меня любят больше. Наверное, так получается потому, что люди убеждаются: я и в жизни тот же человек, которого они видели по телевидению и, надеюсь, полюбили. Им также видно, что я вовсе не считаю себя лучше тех, кто неизвестен. Есть немало знаменитостей, которые очень стараются создать вокруг себя атмосферу исключительности и превосходства. Они делают это для того, чтобы другие их не беспокоили. Я пытаюсь создать у людей впечатление, противоположное этому: они должны видеть, что я нормальный приветливый человек — такой же, как и они. Если люди подходят ко мне, это не должно огорчать: пусть они убедятся — это тот самый человек, которого они полюбили благодаря телевидению. Иногда они бывают не уверены и спрашивают что-нибудь вроде: «Вы Паваротти?» Я обычно отвечаю: «Кажется, да». Это не самый умный ответ, но что еще можно сказать?
Я слышал, что однажды кто-то подошел к Элизабет Тейлор, когда она выходила из машины, и спросил, действительно ли это она? Кинозвезда, должно быть, была в плохом настроении, потому что ответила: «А вы думали кто? Ален Делон?» Когда меня спрашивают, Паваротти ли я, одна моя половина хочет воскликнуть: «Нет! Я Элизабет Тейлор», но другая, лучшая часть, улыбается, показывая, что я рад тому, что меня узнали.
Когда в Нью-Йорке стоит хорошая погода и я смотрю из окна на Центральный парк, то не в силах больше оставаться дома. Мне хочется выйти и погулять — как и всем другим людям. Тогда я говорю Николетте: «Собирайся на пикник». Мы идем в парк и садимся на первую же скамейку. Иногда мы берем с собой фрукты, сыр, минеральную воду. Если благодаря диете я в хорошей форме, то могу позволить себе пару горячих сосисок, которые так люблю. До чего приятно обедать на свежем воздухе! Иногда ко мне подходят, но редко: ньюйоркцы привыкли видеть знаменитостей.
В общем-то, мне приятно быть среди людей, но не всегда. Например, когда хочется посидеть с друзьями в ресторане, а кто-то постоянно подходит к нашему столику и начинает заговаривать со мной. Чаще всего это происходит почему-то именно в ресторанах. Люди замечают меня и начинают думать: «Ну и что! Ведь здесь едят. Вот и Паваротти здесь тоже обедает». И ничего тут не сделаешь. Когда сидишь за столом, то не можешь скрыться. Вот почему в ресторанах мне трудно уединиться с приятелями.
Должен признаться, что когда люди подходят беспрестанно во время обеда, это начинает раздражать. Ведь от этого страдают те, с кем я сижу за столиком: беседа наша прерывается, кроме того, они должны выслушивать, как этому человеку нравится мое пение. Но я стараюсь не высказывать недовольства: подошедший человек не знает и не может знать, как часто мне приходится оказываться в такой ситуации. Если я чувствую, как внутри начинает возникать раздражение, то подавляю его.
Я сдерживался даже тогда, когда однажды вечером в Нью-Йорке в ресторане Чайна-тауна к моему столику подошла женщина и сказала, что является моей горячей поклонницей. У нее немного заплетался язык, и я понял, что она пьяна. Улыбнувшись, я поблагодарил ее и продолжал есть. Она все стояла около меня и вдруг сказала:
— Хочу, чтобы вы для меня спели.
— Прошу меня извинить, но я обедаю с друзьями. Она рассердилась и заявила, что не уйдет, пока я не
спою. Мы не знали, что делать. Наконец подошел метрдотель и попросил женщину вернуться к своему столику.
Даже если я сталкиваюсь с подобной настырностью, то все равно стараюсь не показать, что не хочу поддерживать разговор. И не только потому, что от природы я дружелюбен и расположен к людям. Просто внимание поклонников напоминает о том, что мне в жизни повезло. Приветствия прохожих на улице, в парке, в другом месте я отношу частично на свой счет, а в основном — на долю успеха, который завоевал с таким трудом. Если я чувствую себя неважно и у меня нет настроения общаться с незнакомыми людьми, то остаюсь дома…
Иногда мои близкие, мои секретари, коллеги или друзья просто теряют терпение из-за поклонников, которые окружают меня на улицах или поджидают около дома. Если друзья не могут сдержать раздражения по отношению к таким незнакомым людям, я расстраиваюсь… из-за друзей. Приходится объяснять, что поклонники важны для любого артиста. Ведь эти люди порой идут на жертвы, чтобы выразить свою любовь ко мне. И я прошу друзей быть вежливыми с моими поклонниками. Кстати, это первое, о чем я прошу новую секретаршу.
Иногда внимание почитателей принимает забавные формы. В Бразилии есть человек, который известен тем, что целует знаменитостей. Он подбегает к человеку и, пока тот не понял, что происходит, целует его. Говорят, он перецеловал много кинозвезд, известных спортсменов и даже папу римского. Его назвали Il Bacciaciero или что-то в этом роде.
Во время концерта в Рио-де-Жанейро я шел из артистической на сцену, как вдруг непонятно откуда выскочил этот человек и попытался меня поцеловать. Охранники схватили его. Ситуация была не очень веселая, потому что они думали, что кто-то пытается меня убить. Даже когда охранники разобрались, что это всего лишь Il Bacciaciero, их это не успокоило.
Еще одна забавная встреча произошла недавно в Нью-Йорке. Не знаю почему, но она доставила мне истинное удовольствие — может быть, потому, что была неожиданной и естественной. Мы с Джейн Немет выходили после прослушивания к нашему филадельфийскому конкурсу, которое проводилось на 57-й улице. Об этом сообщалось в газетах, и на улице нас уже ждали репортеры и paparazzi. Я старался быть с ними вежливым, но так как мы опаздывали на встречу, назначенную в другом конце города, то стали торопливо пробираться сквозь толпу, собравшуюся, чтобы увидеть меня.
Навстречу нам шла очень привлекательная молодая темнокожая женщина, стройная, высокая, броско одетая. Она выглядела элегантно и, должно быть, была актрисой или танцовщицей. И вот, взглянув на меня, она завизжала! Я не шучу, именно завизжала и, произнеся «Боже мой!», прислонилась к стене здания.
Сначала я решил, что с ней что-то случилось, и остановился. Сопровождавший ее мужчина тоже остановился. Одной рукой он зажал своей спутнице рот, а другой указал на меня и произнес очень громко: «О Боже, это он!». Потом посмотрел на нее, взглянул на меня. Все, кто был рядом, стояли, замерев от неожиданности. Я расхохотался: это выглядело так забавно.
Тем не менее даже в родной Италии не все меня знают. Когда в 1987 году мы снимали для Пи-би-эс телефильм «Паваротти возвращается в Неаполь», то во время съемок одной из сцен мне пришлось сидеть в машине в ожидании, пока группа приготовит аппаратуру. Вокруг автомобиля собралась толпа, поскольку разнесся слух, что я здесь. Неподалеку мальчик лет девяти вез тележку с прохладительными напитками. Увидев, что собрался народ, он оставил свою тележку, подошел к машине и жестом попросил открыть окно. Когда я опустил стекло, он спросил: