Когда-то он был другим, подумала я. Не тем, каким я его знаю. Он умел веселиться, идти на риск, а как еще можно назвать детские развлечения. И почему, вырастая, люди так сильно меняются? У них появляется что-то, ради чего они предают себя, и значит ли, что это что-то важнее, и есть ли подобное у меня?
А что есть у моего мужа? Должность лорда-рыцаря? Ответственность? Да что же ему мешает сдать эти подати, в сердцах воскликнула я про себя и воткнула булавку в платье с такой силой, что она пропорола слой лент и пригвоздила ткань к кровати.
И почему меня так это заботит, это не дело женщины, а причина в том, что я размышляю слишком много. Обилие мыслей не дает мне покоя, а должна быть лишь одна – как стать образцовой женой.
Я расправила ленты и присмотрелась. Герб можно было узнать, конечно, по очертаниям, и, может, спутать с любым другим его было бы так же просто, но мне результат нравился. Я ощущала нелепую радость, словно мой детский рисунок похвалили родители, хотя он годен лишь на то, чтобы швырнуть его в печку.
Сшивать ленты было нелегко, я исколола все пальцы, пытаясь делать стежки незаметнее, потом – украшая все это мелкими бусинами, я стояла перед кроватью на коленях, и тело затекло, мне не хватало хорошего стола, настоящего, за которым я могла бы работать. В доме было много свободных комнат, но я, обдумав эту идею, отказалась от нее. Лорд Вейтворт был со мной достаточно мил, чтобы я просила у него еще что-то, особенно если учесть, какие сокровища лежат в этой шкатулке.
«Что, если он отдал ее мне не просто так?»
У меня не было денег. У меня не было ничего своего, кроме одежды и теперь – украшений, которые стоили целое состояние.
«Можете распоряжаться этим, как захотите». Не «можете надеть» или «можете хранить драгоценности у себя». При свидетеле он заявил, что эти сокровища – не обычный подарок, это моя безраздельная собственность. Что он пытался мне этим сказать?
Мне нужно уехать? Этого хотела Летисия, и если это она проникла ко мне, если она оставила пятна крови, это прекрасный способ напугать и меня, и моего мужа. С этим, возможно, согласен лорд Вейтворт, и он не приказал мне напрямую, но почему? Кто-то рядом из тех, кто…
Кого уничтожат, если узнают? Может так быть, что вокруг все или почти все – проклятые оборотни и только мой муж остается еще человеком, и то потому, что королевский лорд-рыцарь – серьезный противник? Бросить вызов ему – значит разозлить самого короля?
Майор, доктор…
Особенно доктор. Тот, кому мой муж когда-то спас жизнь, а потом их пути разошлись и дружбе пришел конец. Юфимия, Джеральдина. Маркус, Филипп. Лорд Вейтворт ночевал в моей спальне, оберегая меня от них.
Я бродила по кругу, и работа не помогала отвлечься. Шить для меня было делом привычным, я не сводила взгляд с платья и старалась не коситься на шкатулку. Она больше не нужна была мне для работы, ее стоило убрать с глаз долой, мне не поможет забыться мысль, что в ней лежит шанс на другую, новую жизнь. Я запуталась, так быть не может. К чему моему мужу жениться на мне, чтобы тут же сплавить из дома?
Зачем ему вообще этот брак?
Я помедлила, прикрепила последнюю бусину, оторвала нитку и присмотрелась. Важно вовремя остановиться – так учили меня, когда речь шла о шитье и готовке, но и для других случаев это был очень дельный совет…
Я собрала шитье, провела несколько раз рукой по кровати, проверяя, не оставила ли где-то булавки. Повесила платье в шкаф, но прежде чем убрать туда же шкатулку, еще раз открыла ее и посмотрела на драгоценности. В комнате стало жарко – начали топить печь: либо вернулся Филипп, либо кто-то другой занялся растопкой.
Я вспомнила, что Филипп просил меня передать моему мужу, но, подумав, решила, что его поручение может подождать. Мы расстались не на самой хорошей ноте, и я с трудом представляла себе, что как ни в чем не бывало приду и сообщу пару хозяйственных новостей. Наверное, за последние дни я и так общалась с лордом Вейтвортом слишком часто, следовало избавить его от общества, которого он избегал.
Мне показалось, что метель унимается, потому что теперь весь двор можно было увидеть в деталях. Пока я шила, кто-то протоптал дорожку к воротам, а может быть, и заходил, даже Филипп мог вернуться. Что ему делать в лесу, и далеко ли он смог уйти по такому снегу, когда моментально засыпает следы и лыжню?
В дверь постучали, и, как мне ни хотелось одиночества, пришлось отпереть.
– Открою вам трубу, миледи, будет холодно, – с порога объявила Юфимия. – Там же, где бедняжка ваша, открыто окно, в доме стыло.
Я передернулась – не от холода, от осознания того, что недавно живой человек лежит теперь недвижимый, и сердце его не бьется, и благо что зима, снег залетает через окно и не тает, падая на мертвое тело. Мне все еще сложно было принять до конца произошедшее, я понимала, что ночью могу проснуться в слезах.
– Принести ужин, миледи?
Я отступила на шаг. Свечи дают причудливый свет, и это отблески, а не желтый цвет глаз. Юфимия улыбалась, мне померещилось, что она скалится и я вижу клыки.
– Молока, пожалуйста. Вы очень добры.
Я захлопнула дверь, облизнула губы. Я загнана в угол, мне нужно оружие, и неважно, что я не умею с ним обращаться. Мне страшно, я хочу исчезнуть отсюда.
Слух обострился, я слышала каждый шаг и понимала, что мне опять померещилось. Я накрутила себя до такой степени, что с криком метнулась в угол, когда с крыши сорвался снег и засыпал мое окно. Я чувствовала, как текут по лицу слезы, и сказать не могла, отчего они – из-за Летисии, ночи в лесу, усталости, страха уже пережитого или же предстоящего, из-за того, что в лицах людей мне чудились монстры.
Юфимия вернулась, поставила на прикроватный столик молоко, покачала головой. Она долго мялась, не решаясь начать говорить, потом все же осмелилась:
– Доктор еще не лег, ваша милость, как бы сказать ему, что вам нужно успокоительное. Я пришлю Джеральдину к вам.
– Нет! – выкрикнула я. Одной безопаснее, мне никто не нужен. – Я буду спать одна.
– Как скажете, миледи. – Юфимия поджала губы, и опять мне почудилось, что она скрывает клыки. – Помочь вам раздеться?
Это было излишне, но я так вымоталась, что только кивнула. Пусть, и если она заметит какие-то раны, которые мог пропустить доктор, она скажет или же нет. Я утирала беспрерывно текущие слезы, покорно дала себя переодеть, выпила молоко и легла, свернулась калачиком под одеялом. Меня бил озноб, и Юфимия принесла горячие камни, положила их мне в кровать, завернув в куски ткани.
– Все же я бы прислала вам Джеральдину, – проворчала она. – На вас лица нет.
Я замотала головой. Мне хотелось, чтобы она ушла, немедленно. Сию же секунду. Но Юфимия долго гасила свет, задергивала шторы, как будто нарочно ждала, что я не выдержу и усну.
Наконец дверь за ней закрылась, я выждала пару минут, поднялась с кровати, подтащила к двери стул, помучилась с замком, но заперла дверь на ключ. Теперь, впрочем, мне и этого казалось мало, поэтому я открыла шкаф, вытащила одну из лент, привязала один конец к ручке, второй – к самой большой вазе. Цветы увяли, всем было не до них… Я коснулась пальцем поникшего бутона, думая, что это – знак внимания, местные обычаи, что-то, что лорд Вейтворт вычитал в книгах по этикету. Ах да, он ведь их даже не открывал…
Я боялась, что не засну, но пелена накрыла меня с головой моментально, и вроде бы я только что закрыла глаза, как пробудилась от какого-то звука, и сна не было совсем, будто я не спала. Я прислушалась – тишина.
Нет. Нет-нет-нет, кто-то ходит по дому. Кто угодно, в усадьбе много людей, половину я не видела никогда и, может быть, не увижу.
Что-то хлопнуло, по звуку похоже на створку окна. Я рывком села, подтянув одеяло. Сон мой здесь был очень чутким – что-то с этим домом было не так.
То ли шаги, то ли шуршание, то ли стон, то ли снова мне кажется, но, как я ни убеждала себя, что есть кому меня защитить, спокойнее не становилось. Мой муж мог прийти ко мне в эту ночь, как ранее, так почему он не поступил так сейчас?
Все стихло, и это пугало еще сильнее, словно кто-то там, за дверью, ждет, пока я сомкну глаза, чтобы добраться до меня, беззащитной и спящей. Я сидела, понимая, что больше не усну.
И бодрствовать, ожидая конца, у меня тоже не было сил.
Я вскочила, сходя с ума от испуга, бросилась к двери, оттащила стул, дрожащими руками дергала ключ, он выпал, я упала на колени, нащупывая его в темноте, и не помнила, как выскочила в коридор. Вслед мне донесся грохот упавшей на пол и разбившейся вазы.
Где-то там среди прочих комнат была спальня моего мужа. Я бежала к заветной и запретной двери, путаясь в подоле ночного платья, босая, вне себя от страха, забывшая все, чему меня учили, что втолковывали столько лет. Если в этом доме был хоть один человек, которому я могла верить, тот, кто имел надо мной больше власти, чем сам король как над подданной, я готова была отдаться его воле – что бы дальше ни произошло.
Я почти налетела на лорда Вейтворта – он стоял в дверях и держал в руке что-то, похожее на пистолет, и застыла, закрыв рот рукой, боясь взглянуть на собственного мужа. Я сознавала, как все это выглядит и как он расценит мой приход в его спальню.
– Миледи?
Прикосновение не было ни грубым, ни властным. Я вздрогнула, так и не подняв головы. Лорд Вейтворт выпустил мое плечо.
– Что случилось?
Я помотала головой, но я обязана была объясниться.
– Я уронила вазу, милорд. Мне страшно.
Мне действительно было страшно настолько, что я ни за что не вернулась бы обратно к себе, но у меня не хватало ни слов, ни смелости. Лорд Вейтворт еще раз коснулся моей руки, и когда я заглянула ему в глаза, потому что мне нечего было скрывать от него, он улыбнулся, а потом сделал шаг в сторону.
Я медлила. Мне нужно было войти. Я смотрела на пистолет в его руке и слушала тишину в доме.
– Просто зайдите, Кэтрин. Доверьтесь мне.