Царская ставка.
4 сентября 1916 г.
Моя возлюбленная женушка!
Нежно благодарю тебя за твое дорогое письмо, а также за те несколько строк, которые ты написала на бумажке и оставила в моей записной книжке.
Это я должен благодарить тебя за твой приезд сюда ради нас двоих, ведь не так уж удобно тебе в поезде – шум и свистки локомотивов продолжаются всю ночь! Нам здесь в этом доме гораздо лучше, так что Алексей и я должны быть благодарны тебе. Возвращаться с вокзала было очень грустно и тоскливо. Я погрузился в свои бумаги, а он отправился обедать. Он спешно помолился и теперь крепко спит.
На дворе холодно и сыро, и я намерен рано лечь спать. За обедом Сергей и Кирилл были моими соседями; последний только что вернулся со смотра нашей речной флотилии на Припяти и рассказал мне много интересного. Остальные сильно шумели за столом, как я это предвидел за завтраком.
Дорогая моя детка, как я скучаю по тебе и по нашим вечерним беседам! Хотя другие нам иногда и мешали (Дмитрий, Игорь и т. д.), все же было радостно видеть друг друга. На этот раз, к счастью, не было никакой суеты. Я был так счастлив, что ты здесь провела эту годовщину!
Я убежден, что твое пребывание доставляет радость всем в ставке, особенно низшим чинам. Дмитрий жалеет, что девочки уехали – их присутствие приводит его всегда в хорошее настроение; я думаю, Игорь тоже жалеет об их отъезде, но я не собираюсь его об этом спрашивать!
Николай II и Александра Федоровна во время отдыха на яхте «Штандарт»
5 сентября.
С добрым утром, дорогая!
Солнце сияет и греет, но в тени холодно. А вы, бедняжки, уноситесь обратно на север, где настоящая осень и листья желтеют и падают. Твое дорогое письмо меня сильно утешило – я его много раз перечитывал и целовал дорогие строки.
Сегодня полковой праздник кавалергардов. Мы только что кончили завтрак и собираемся прокатиться на автомобиле в лес, так как опять стало пасмурно.
На фронте идет артиллерийская перестрелка и сильные контратаки в 7-й армии, где наши войска оттеснили врага с тяжелыми для него потерями.
В Румынии, около Дуная, их войска держали себя лучше, но общее положение хорошее. У Салоник сербы наступают и отбросили болгар.
Дорогая моя, должен кончать. Храни вас Господь! Целую вас всех нежно.
Твой старый
Ники.
5 сентября 1916 г.
Моя любимая!
Начинаю это письмо перед сном, потому что чувствую сильное желание тихо с тобой побеседовать. Все мои бумаги запечатаны, и я только что кончил пить чай с некоторыми из моей свиты. Счастлив знать, что вы благополучно доехали. Жаль, что так холодно. Здесь тоже свежо. Бэби и мне было холодно в наших комнатах, и я велел немного протопить, чтоб удалить сырость. Днем окна остаются открытыми – таким образом воздух у нас хороший. Мое перо отвратительно пишет; когда я кончаю писать и закрываю его, чернила пузырями брызжут из него!
Сегодня мы гуляли по очень красивой новой дороге, начало которой мы часто проезжали – напоминает дороги в Спале. Вдоль дороги живописные места и красивые деревья.
После чая я принимал Шаховского и долго с ним говорил. Он действительно хороший, честный человек. Он мне рассказал довольно интересные вещи про Н. и других на Кавказе, где он недавно был и все видел!
Спокойной ночи, моя родная, пора спать.
Навеки твой
Ники.
Александра Федоровна – Николаю II
Царское село
6 сентября 1916 г.
Горячо любимый ангел мой!
Была бесконечно рада твоему дорогому длинному письму и поцелую и горячо благодарю тебя. О, любовь моя, как мне грустно быть вдали от тебя, здесь так пусто! Но тем не менее я спала как убитая и ни разу не проснулась за ночь, что редко со мной бывает. Прекрасный солнечный день, листья желтые и красные совершенная осень – большая перемена за эти 2 недели. Нашла всех раненых очень поправившимися. Поставила свечки у Знаменья, а затем стала работать. Таубе и кн. Гедройц очень тебя благодарят за привет. Павел уже просил позволения приехать к чаю. Сейчас жду полк. Мальцева, он хотел меня видеть перед своим возвращением в Луцк. Видела Иедигарова, ездившего в виде опыта с поездом Мари. Он теперь хочет получить назначение в Персию, где формируется отряд конный против турецких жандармов или чего-то подобного, и я постараюсь помочь его устроить. Длинная беседа с Вильчк. – дела – к завтраку была Иза, так как сегодня день ее рожденья, а сейчас чувствую себя совершенно одуревшей.
Бедная графиня Рейшах-Рит была вчера – она держится очень мужественно. Затем приходила А. Она показала мне телеграмму нашего Друга, адресованную тебе. Он говорит, что начиная с сегодняшнего дня вести будут лучше. Икона в монастыре, куда я часто ездила (Он знает этот монастырь, много лет тому назад во время своих странствований по всей России Он там молился), по Его словам, творит великие чудеса, и ей суждено спасти Россию. Пойди же туда как-нибудь, это так близко от дома – у Пречистой Девы такой дивный лик! Он целый час беседовал с Раевым – говорит, что это истинный дар Божий, он так хорошо говорил о всех церковных делах и в таком духовном направлении. Досадно, что масса людей пишет гнусные письма против Него (Гр.) Алексееву. Мы ехали хорошо, так уютно было с Н.П. – напоминало ставку. Много и хорошо с ним поговорили о многих серьезных вопросах. Он очень тебе благодарен за всю доброту, проявленную тобой по отношению к нему. Дорогой мой, пожалуйста, откажи в приеме m-me Солдатенко – помнишь, я тебе говорила, что убеждена в том, что Граббе желает это сделать. Представь себе, этот гнусный человек имел глупость сказать Нини, его другу, что он надеется, что я сейчас больше не приеду в ставку и что надо будет познакомить тебя с ней, для того чтоб она могла стать твоей любовницей. Сказать такую подлость, такую низость! Она пришла в ярость и задала ему как следует. (Вот почему, без сомненья, он снабжает тебя возбуждающими книгами для чтения.) Не говори ему об этом, но держись от нее подальше – она старалась залучить к себе Изу, но та поблагодарила и отказалась. У нее очень скверная репутация – Н.П. знает, с кем она «жила» раньше, теперь она живет со вторым мужем – он говорит, что его ноги не будет у ней в доме. Она старается поймать кого-нибудь из Великих князей и из свиты, чтобы играть роль – я видела, как она заглядывала в их ложу, и мне показалось странным, что она стояла внизу, когда мы проходили; я тогда же тебе сказала, что уверена, что они хотят тебе ее представить. Это грязный, низкий поступок со стороны Граббе, по отношению к которому мы постоянно так добры; я бы не позволила ей там оставаться – это дурной тон для ставки и подает повод к сплетням. Сегодня в кинемо она, наверное, опять появится. Прости, что пишу тебе все это, но я хочу, чтобы ты остерегался Граббе. Затем он еще говорил Ресину (знаю это от А.), что Воейков уйдет и что его место будет предложено Граббе, который откажется, а затем Ресину, и он просит его принять это место, а тот сказал, что, конечно, он его не возьмет, так как он знает, что ему ничего подобного никогда не предложат, – это чрезвычайно удивило Граббе. Его следует прибрать к рукам – он разыгрывает дурачка, очень забавен с детьми, не умен, но хитер, и у него «нечистые помыслы». Прости, – я сменила перо, но то следует налить – у меня 2 таких пера, только это толще. Было так приятно, спокойно и уютно поговорить в моем купе, только слишком мало удалось побеседовать из-за мальчиков. Я живу воспоминаниями и благодарю Бога за дарованную нам встречу; 4 месяца – это слишком долгая разлука. Я тоже целую твои милые письма и перечитываю их с изнывающим сердцем. Уютно жить в поезде, мне нравится. Но все же я с удовольствием приняла ванну вчера вечером. Знаешь, Пустов. нравится мне больше всех из твоего штаба – у него такие добрые, честные открытые глаза. Слава богу, вести стали лучше. Наш Друг хотел бы, чтобы мы взяли румынские войска под свое начало, чтобы быть более уверенными в них. Мы собираемся кататься. Жаль, уже осень, у нас почти не было лета здесь. Должна кончать. Посылаю тебе несколько снимков, которые я сделала. Привет Дмитрию и Игорю. Благословляю и целую тебя без конца, жажду твоих нежных объятий и поцелуев твоих нежных уст.
Бог с тобой, мой Ники!
Навеки всецело твоя старая
Солнышко.
7 сентября 1916 г.
Мой ангел милый!
От всего сердца благодарю тебя за твое дорогое письмо. Осыпаю тебя, милый, поцелуями за него.
Здесь вечно приходится торопиться. Из лазарета отправились на отпеванье бедного маленького Золотарева, его сестры похожи на него. Его лошадь участвовала в процессии, и солдаты его взвода смотрели, стоя на костылях, – так трогательно. Далее – жду к завтраку Силаева и Равтополо. Профессор очень против его возвращения на фронт, что совершенно погубит его здоровье; он соглашается, что это неразумно, но хочет попробовать привести свой полк в порядок и очистить его от нездоровых элементов. Если б ты позволил ему это попробовать, а затем оставил бы его в своей свите, конечно, это было бы лучше. Сердце у него в очень плохом состоянии – он очень слаб и немощен. Он завтра едет в ставку. По-моему, он не в состоянии будет выдержать больше нескольких дней на фронте. Он всегда может быть тебе полезным, это необыкновенно чистый человек, прямо на редкость, но, увы, здоровье его разрушено, и он крайне измучен.
Затем я принимала офицеров, а также Казакевича, который нуждается в дальнейшем леченье и надеется позже получить службу где-нибудь на юге. А. пришла только что, она шлет тебе горячий привет. В 5 (?) придет Шт., а вечером я увижу нашего Друга. Татьяна работала за меня, а я сидела и наблюдала, так как должна поберечь сердце. Н.П. был у нашего Друга. Он остался доволен Им и тем, что через страдания он совершенно вернулся к Нему и к Богу. Бэби совершенно самостоятельно написал милое французское письмо – так славно! Посылаю ему его деньги.
Посылаю тебе прошение вдовы Sauvage, он умер на войне, она – милая женщина, очень бедна, у нее две взрослых дочери, а потому она просит об увеличении пенсии. Другие 2 прошения подал один бедный чиновник, который просит поместить его сына в кадетский корпус.