Стою у чужого подъезда, не зная даже номер квартиры. Прошло пять минут. Потом еще пять… И еще десять минут… "Ну, что там можно делать, простите меня? Ведь знает же, что я жду внизу. Уйти — не уйти?" Совершенно глупая ситуация: кажется, ну, вот-вот выйдет. Почему же я не ушла и решила его дождаться? Весенний ветерок к вечеру посвежел, мне становилось холодно…
Через сорок минут он, наконец-то, вышел — как ни в чем не бывало.
Мне было очень интересно, что он скажет женщине, которая столько времени мерзла под окнами…
Но Мирзакарим даже не извинился.
— Ты почему так долго? — Я все-таки решилась спросить сама. То, что он ответил десять лет назад в тот весенний вечер, я слышала еще не один раз.
…Рассказав Свете эту историю, я загрустила. Мне стало не по себе. А может быть, это мне знак свыше?..
Просто Мирза такой несобранный — часто опаздывает. Еще раз помолилась: "Господи, да будет воля Твоя!" И мы потихонечку пошли в сторону мечети. Светлана зашла внутрь, чтобы узнать, приходили они или нет. Последний шанс: может быть, нас давно ожидают внутри? Когда я прочла на Све-тином лице: «Нет», то едва удержалась от слез:
— Слушай, пошли отсюда! Теперь я уже точно ничего не хочу…
Мне стало ясно, что это и есть "воля Божья", мне дают понять: "Не делай этого!"
Подруга пыталась меня успокоить и уговаривала подождать еще немного — последние пять минут. И именно в этот момент, как в кино: появляются жених со свидетелем — свеженькие и элегантные. Подходят, лучезарно улыбаются, как ни в чем не бывало.
— Где же вы были? — спросили мы хором.
— Решили зайти домой и забрать вас, — удивленно подняв брови, отвечает Мирзакарим.
— А почему не позвонили, как договаривались? — растерянно продолжаю я нелепые вопросы, а в голове: "Ну что же теперь делать?.." Ведь мы намного опоздали.
— Как что? Вперед!
И вот мы вошли в мечеть, переобулись в тапочки, но пальто не сняли. В пустом гулком зале никого больше не было. Странно было видеть голые стены в храме. В православной церкви — резьба, позолота, свечи, строгие святые лики с вековой грустью глядят тебе в глаза… А здесь — обычный дом.
И мы сидим на корточках. Никогда в жизни я не смогла бы предположить, что попаду сюда в качестве невесты.
— …И теперь муж твой — o хозяин твой на всю жизнь. Он обязан тебя кормить, одевать и заботиться о тебе. А ты, жена его, должна во всем его слушаться и повиноваться ему, потому что он — твой господин.
Казалось бы, это — самые прекрасные мгновения в жизни: вселенское таинство соединения с возлюбленным перед Богом. Но я не чувствовала ни счастья, ни радости. У меня даже не было полной уверенности, что я поступаю правильно.
Вспомнились слова другой моей близкой подружки: "Лариска, ты с ума сошла! Что ты вытворяешь? Ты не представляешь себе, что это за люди — свяжешься, а потом костей не соберешь. У них по два-три паспорта, по две-три жены, немеряно детей. Они позволяют себе абсолютно все. Женщина у них полностью бесправна. Зачем тебе это нужно?"
Весь год меня мучил вопрос: могу ли я обвенчаться с мусульманином? Мне хотелось получить разрешение или благословение какое-нибудь. Я спрашивала мудрых и верующих людей. Но никто мне толком ничего ответить не мог, лишь пожимали плечами. И я решила, что смогу это сделать только из уважения к нему, не меняя своей религии. Я переживала до тех пор, пока Мирза не сказал: "Все, я договорился, можешь остаться в своей вере. Венчаемся!"
…Под непонятное бормотание муллы я вспоминала, как бабушка окрестила меня еще до школы, когда я летом жила у нее в Сухуми…
Шел 1953 год. Многие знают, какие были тогда времена. Партия, Сталин и Бог были несовместимыми понятиями. И только бабушки пытались передать следующему поколению связь с высшими силами. И делали это в строжайшей тайне от родителей-атеистов и школьных учителей.
Как-то на уроке наша классная руководительница попросила:
— Дети, встаньте, кто крещен, — глядя на задние парты.
Поднялись несколько человек, включая меня.
— Ну, ты, Лариса, садись — ты хорошо учишься. Но вот тебе, — она указала на "двоешника", — почему же Бог не помогает учиться лучше? Если бы он был, разве не помог бы крещеному лучше учиться?
Это прозвучало для меня неразрешимым парадоксом: "Значит, мне все-таки помогает?.." — думала я и решила выяснить все у родителей. Возможность представилась в тот же вечер:
— Какие новости в школе? — спросили меня домашние.
И я рассказала об этой непонятной истории с крещеными "двоечниками, которым Бог не помогает, а мне помогает… Моя тетка тут же сурово спросила:
— А зачем ты сказала, что ты крещеная?
— Но ведь это правда! Вы же сами говорили, что надо всегда говорить правду?!
— А кто тебя просил говорить такую правду? -
Она строго сдвинула брови.
Внезапное осуждение родных настолько меня обескуражило, что я заплакала. В памяти остались непонимание и незаслуженная обида. Когда мы были с бабушкой в храме, там было так красиво, нежно пели женщины, горели свечи, длинноволосый дяденька в черном длинном платье намазал мне руки и ноги маслом, полил на голову теплой водой…
С годами я начала задумываться над тем, что же такое Бог. Я не стала религиознее, но смысл веры в Высшее начало окреп во мне, дав терпимость к другим религиям. Бог един.
…И вдруг поток моих воспоминаний прервался неожиданными словами муллы:
— И ты не имеешь больше права ходить в свой храм, теперь ты нашей веры.
Мирзакарим глянул на муллу и что-то спросил у него по-узбекски. Широко открыв в удивлении глаза, я выпалила:
— Почему это я не могу ходить в свой храм?
— Ты не виновата, что тебя крестили. Но теперь ты нашей, мусульманской веры, — повторил мулла.
— Как же это? — Меня обдало жаром. — Мы так не договаривались! Ведь ты же обещал!
Я пристально смотрю Мирзакариму в глаза, а он в смущении отводит взгляд и молчит. Во мне кричит немой укор: "Я же тебе доверилась!"
…Обряд продолжается, а я лихорадочно думаю: "Ох, Мирза, как же ты договорился-то? Ведь, если бы это было правдой, меня сейчас не просили бы не ходить в христианский храм".
В конце церемонии мы произнесли по-арабски клятву верности, слово в слово повторяя за муллой. В чем же я клялась тебе, Мирзакарим?..
— Все, теперь вы муж и жена, — объявил мулла.
Когда мы вышли за ворота мечети, я чувствовала себя опустошенной: столько разных эмоций за несколько часов! Остался лишь неприятный осадок от лжи Мирзакарима.
— Мирзакарим, почему ты так долго тянул с венчанием?
— Мне нужно было получить разрешение у родственников и у первой жены Гули, — пояснил он просто.
Спустя три дня мы расписались в ЗАГСе моего района.
— Были ли женаты прежде?
Я пишу «да», он — "нет".
— Какой раз вступаете в брак?
Я — «второй», он — "первый".
— Есть ли дети?
Я — «да», он — "нет".
— Что же ты пишешь? Детей-то можно и указать! — подсказываю я Мирзакариму.
— Не нужны нам лишние вопросы.
Мне это стало неприятно, что-то «царапнуло» внутри. Он продолжал оформлять анкету, а я вспомнила, как два года назад позволила ему взять без разрешения свою газету с той заметкой, а сейчас позволяю ему откровенно подделывать «биографию» в заявлении. И участвую в этом. И подумала: "А ведь он так обходится не только со мной, он даже предает своих детей, Гулю, отрекается от них ради этого штампа в липовом паспорте". На этой бумаге их нет… Но ведь "не отрекаются, любя". И еще мелькнула мысль: "А правильно ли я сейчас делаю, что позволяю себе "не замечать" все это? А значит, этим позволяю ему на лжи строить наш брак…" Ложь во имя любви? Бред какой-то. Но и на этот раз я позволила ему солгать…
…А спустя некоторое время он как-то рассматривал свой чистый паспорт, где я уже была его законной женой, но не было написано его отчество, и сам своей рукой он вписал в пустую графу "Санакулович".
— Как ты можешь? Что ты делаешь? Это же паспорт!
— А что тут такого?..
Для регистрации брака в ЗАГСе необходимо подтвердить, что ты не состоишь в браке.
Естественно, что я принесла свидетельство о разводе, а Мирзакарим предъявил совершенно чистый паспорт. В нем не было никаких отметок о первой жене или детях, не было даже отчества.
По иронии моя подружка оказалась права насчет "нескольких паспортов".
Но нельзя построить крепкого основания на лжи. Что посеешь, то и пожнешь. И через год новый липовый загранпаспорт не позволил Мирзакариму полететь в Америку.
…В этом же году летом он предложил вместе попутешествовать по Средней Азии: Самарканд, Ташкент. Хотел показать мне свою родину. Я обрадовалась. И тут он меня как ушатом воды окатил:
— Вот поездим, посмотрим, потом я тебя оставлю в Ташкенте, а сам съезжу домой.
Меня осенила догадка: его жена и родители не знают о том, что мы женаты. И похоже, что никакого разрешения на наш брак он не получал. На прямой вопрос, знают ли они, он тихо ответил: «Почти». Смешно и грустно до слез — почти жена!
— …Можно я буду называть тебя Лора, мне так больше нравится. И на нашем языке это благозвучнее.
— Конечно, меня так некоторые называли в детстве…
— Скоро приезжает Гуля, — спокойно, как о чем-то само по себе разумеющемся, сообщил мне Мирзакарим.
Просто поставил в известность.
Эти слова были настолько неожиданными, что время вдруг остановилось. Я застыла на месте, облокотившись плечом о стену. Ноги стали медленно подкашиваться. Если бы не опора, я бы рухнула.
— Как? — с трудом выдохнула я. — Где же твое честное слово?
Он ничего не ответил, и я ясно почувствовала — пришло время испытаний.
Мирза попытался меня успокоить и пообещал снять для жены отдельную квартиру.
Слабая надежда на это сохранялась во мне до тех пор, пока в последний день я не спросила: