— Нашел ли ты квартиру для Гули?
— Нет.
— И где же она будет жить?
— У нас. Я хочу вас познакомить.
— Но у нас так мало места… Хорошо, познакомимся, и я уеду…
Позже он мне рассказал, что, когда Гуля вошла в комнату, то увидела мой халатик на нашей кровати.
Присела на краешек и сразу заплакала. Я прекрасно понимаю ее чувства. На ее месте я бы тоже заплакала.
"Зачем он так поступает с нами? Почему, желая добра нам обеим, делает все наоборот?" Эти мысли неотступно преследовали меня, действовали подавляюще. Я была, как маленький растерянный ребенок, потерявшийся в большом городе. Мне хотелось уткнуться в крепкое плечо, выплакаться, спросить совета.
На следующий день у меня зазвонил телефон:
— Приезжай, — услышав в трубке голос Гули, я поперхнулась от неожиданности.
— Зачем? Ты там с ним. Не хочу вам мешать.
— Я хочу, чтобы ему было хорошо. А ему плохо без тебя. Он скучает. Прошу, приезжай.
Господи, неужели она говорит правду? Я любила его и тоже скучала по нему. Но как вынести это испытание, где взять такие силы? Как спасти любовь? — Только все приняв и все простив…
И я приехала обратно…
Каким бы нелепым это ни показалось, мы прожили несколько дней втроем в нашей однокомнатной квартире. Развернуться там негде. Только одна большая двуспальная кровать. Поэтому спали мы тоже вместе. Как мне хотелось по ночам зарыться поглубже в подушку и поскорее заснуть. А утром оказаться… одной!
Сколько же страданий он мне доставляет! Мирзакарим пытался совместить несовместимое…
В нашей стране отношение к семье совсем другое, чем в Средней Азии. Оказывается, там никогда не забывали традиции предков. Ведь многоженство берет начало в глубине веков. Когда в войнах погибали мужчины, и их дети становились сиротами, то вдова с детьми переходила в семью брата воина. Потом и в советское время сохранялась эта традиция, но посторонним говорили, что вдова «гостит» с детьми у брата мужа. Много интересного я узнала и от Норбекова о быте и обычаях в Узбекистане. Но все же я не могла стать узбечкой. Полюбить узбека — легко, а принять обычаи и нравы целого народа — невероятно трудно. Здесь необходим компромисс.
Этот нелегкий период помог мне начать видеть реальный мир таким, каким он был на самом деле.
Во время одного из занятий в АЗЛК меня вызывают к телефону прямо со сцены:
— Вас срочно спрашивает Гуля! Ее забрали в милицию!
Мы с Мирзой буквально помчались домой, по дороге гадая, что же произошло. Гуля оставалась дома одна.
Мы вбегаем в квартиру и видим такую картину: сидит на кровати испуганная заплаканная Гуля, а в кресле напротив — милиционер.
Оказалось, Гуля с дочкой пошли в ближайший магазин за покупками. Конечно, ее не могли не остановить. Национальное платье, заметная внешность, золотые зубы, очень смуглая. Все время озирается, всего боится. Милиционер попросил документы и поинтересовался, где она живет и что делает в Москве. Та от испуга — в слезы. По-русски она понимала совсем плохо. Выяснив всю обстановку, мы согласились ответить на вопросы стража правопорядка:
— Это кто? — указывая на Гулю, спросил он.
— Это — моя жена, — спокойным уверенным тоном ответил Мирза.
— Хорошо. А это кто? — продолжил милиционер, посмотрев на меня.
— А… это… тоже моя жена, — менее уверенно сказал Норбеков.
Страж в недоумении поднял брови:
— Да кто вас разберет…
В конце концов Мирза заплатил ему, и он ушел, дав напоследок совет держать Гулю под присмотром.
"Если б я был султан, я б имел двух жен…" Мирзакарим Норбеков не был султаном, но ему довелось на собственном опыте убедиться, что же это такое. Он окружил себя двумя женщинами в одном доме. Я была «новой» женой, «старая» жена Гуля была моложе меня на двадцать лет. С момента ее приезда меня не покидало ощущение нереальности. Как будто это все происходило не со мной. Я смотрела на свою жизнь, как в кино. А временами это выглядело просто, как в цирке. Смешно, но не всегда весело…
Кстати, туда мы один раз сходили вместе. Я не большая любительница клоунов и тигров, но все-таки пошла развлечься "всей семьей". Гулю одну мы теперь не оставляли. Программа была довольно интересной. Дети дружно хохотали, а взрослые заражались их весельем и становились тоже немного детьми. Во время антракта в буфете Мирза неожиданно купил бутылку шампанского и предложил выпить. Это было очень странно для меня, потому что я знала его весьма прохладное отношение к спиртному. И за что, вы думаете, мы выпили?
— За нашу семью! — o торжественно провозгласил Норбеков, надавив на мою "больную мозоль". — За
вас обеих, за наше счастье!
В тот момент я почувствовала себя "немного Штирлицем" и повторила: "За нашу семью! За наше счастье!"
С Норбековым никогда не было «скучно». Я постоянно была в "боевой готовности", должна была рассчитывать только на себя.
Шла медитация "Образ Молодости". Я только начинала работать самостоятельно. Мирзакарим всегда был готов прийти на помощь, поддержать, да и самому не упустить подходящий момент «блеснуть», поймав волну.
— Я рядом. Не бойся, я в любой момент выйду на сцену и продолжу.
И я ощущала уверенность от присутствия близкого мне человека. Он стоял для подстраховки за занавесом и следил за происходящим.
…Проходит какое-то время, смотрю в его сторону, а там — никого. Я продолжаю медитацию, все сидят в расслабленных позах, глаза закрыты. Оглядываюсь опять: его все нет. Меня начинает бить легкий мандраж. Пора ему вступать, а его все еще нет! Я дальше не знаю, что делать. Продолжать одной? Страх охватывает меня. Я была близка к панике. Как я закончу, что мне делать? Как выйти из положения?
Не помню, как, но я довела все до конца, как я считала правильным, и объявила перерыв. Мирза так и не появился. Я была в шоке: куда человек исчез? Стали искать — оказалось, никто не видел Мирзакарима. Был и "куда-то отошел".
К концу перерыва он появился, как ни в чем не бывало. На лице улыбочка.
— А где ты был?
— Я… это… столкнулся с девушкой, студенткой мединститута. Мы разговорились. Она толковая и может быть нам полезна. Мы поднялись на второй этаж, в тот кабинет, ты знаешь, чтобы не стоять на проходе. Ведь мы же должны команду подбирать. Вот я ее и тестировал, проверял.
— Все понятно. И ты ее, наверняка, проверил…
Так Мирзакарим подбирал себе команду. А я проходила закалку на выдержку, на готовность принятия самостоятельных решений.
До сих пор не знаю точно, что там происходило, об этом можно только догадываться. Но ручку той двери в тот кабинет мы дергали — она была заперта.
На златом крыльце сидели: Царь, царевич, Король, королевич, Сапожник, портной… Кто ты будешь такой?
Скрытый смысл можно найти в самых неожиданных и простых вещах. И часто — на поверхности.
Когда я второй раз была в Ашраме, перед возвращением домой, в Москву, я подбирала сувениры и рядом, в маленьком магазинчике, увидела необычную игрушку — для кукольного театра, где героев надевают на руку. Такой я больше никогда не видела. Белую пушистую овечку. Из всех сувениров она показалась мне самой интересной еще и потому, что в ней был заключен неожиданный сюрприз. И этот сюрприз делал ее лучшим образом самого Мирзы, как я его чувствовала.
Изюминка состояла в том, что эта милая овечка была двухсторонней: с внутренней стороны — серый волк.
Я немного посомневалась, но соблазн привезти подарок с таким смыслом Мирзакариму все же одержал верх… Лучшего образа для него я не смогла бы и придумать.
И вот, я распаковываю чемодан и демонстрирую этого "овцеволка".
— Смотри, Мирзакарим, сейчас овечка на моей руке, а теперь… она превращается, превращается… ап! — И я, как фокусница, выворачиваю ее наизнанку… Получился серый волк. — Правда, забавно, Мирзакарим? Скажи мне, как ее сейчас вывернуть? Кто ты сейчас такой?
Он улыбнулся в ответ, но ничего не сказал. А через некоторое время этот «овцеволк» куда-то за-пропастился.
— Мирза, а где овечка?
— Я ее детям отвез…
— Зря. Я ее привезла для тебя, а не для детей!
Калейдоскоп настроений Мирзы вращался перед моими глазами со стремительной скоростью. От доброго, любящего — до резкого, непонимающего и чужого. "Восток — дело тонкое", это известно. Мирза часто говорил: "Восток — дело хитрое" — и "лукаво улыбался… Наверное, не просто так. Когда его поправляли, не «хитрое», а «тонкое», он еще больше расплывался в улыбке: "Да какая разница?.."
— Ваше время кончилось! Лариса Сановна, уходите со сцены.
Мирзакарим как никогда подчеркнуто элегантен: в новом смокинге, при бабочке. За ним большая свита: мужчины во фраках, женщины в темных вечерних платьях с оголенными плечами. Я почувствовала их появление за спиной, как порой затылком ощущаешь пристальный взгляд, и мурашки пробегают по коже. Оборачиваюсь: они медленно идут ко мне, постепенно заполняя всю огромную сцену. Я, конечно, возмущаюсь:
— Нет уж, извините, Мирзакарим Санакулович, вообще-то здесь я веду занятия. Слушатели в зале пришли ко мне. А вот вы что тут делаете? Вас тут вообще не должно быть.
Не говоря ни слова, вся пришедшая толпа продолжает буквально выдавливать меня со сцены всей своей темно-серой массой. Слышны только шепот и шарканье подошв по гулкой сцене. Их много, их очень много… Обступают со всех сторон… Кружится голова… И вот я — уже совсем не я. Постепенно все вокруг растворяется в легком облаке, и меня уже не слышно и не видно…
Тут я… проснулась. Мне стало не по себе, настолько реальным показался этот сон. Тогда я даже и предположить не могла, что он окажется пророческим…
Прошло не так много времени. И хотя я не записываю сны в отдельную тетрадочку и не заглядываю в сонник, но абсолютно точно знаю: если сон не забылся — значит, это неспроста. Он сбылся в один из вечеров 1995 года.