Было два часа утра, и я стучал в дверь своего родного дома. Я обнял сестру, отца, теток. Они накормили меня супом из хамсы с томатом и оливковым маслом. Мне показалось, будто ничего не изменилось со времен революции».
(Несмотря на боязнь путешествий, Дали мечтал увидеть Америку. Мечта эта впервые посетила художника, когда ему в руки попали номера журналов «New Yorker» и «Town and Gauntry». Он смотрел на репродукции и за спиной Сальвадора вырастали крылья.
«Это было уже навязчивой идеей. Я хотел съездить туда, повезти туда свои проекты, возложить хлеб на этот континент».
Мечта Дали сбылась благодаря одной из почитательниц таланта художника, доброй приятельницы Ноайи. Это была его первая поездка в Америку и он, действительно, гулял по улицам Нью-Йорка с белым батоном в обнимку.)
Приезжая в Кадакес, влюбленные с еще большим рвением принимались за работу: он писал картины и изобретал, чем бы еще удивить капризную публику, она мыла, мела, выращивала овощи и фрукты, ловила рыбу, торговалась с крестьянами, покупая у них творог, молоко, мясо и сметану. Рядом с Дали Гала стала более сдержанной и молчаливой, чем была когда-то. Но все, кто встречал ее на улице, понимали: она – влюблена, счастлива, ее глаза излучают свет.
«Из моего хаоса Гала неустанно ткала полотно Пенелопы. Едва она раскладывала по местам документы и мои заметки, как я снова все приводил в беспорядок в поисках какой-либо совершенно не нужной мне вещицы, что было не более чем внезапным капризом. Почти всегда я оставлял лишнее в Париже по совету Гала, которая отлично знала, что именно понадобится мне для работы. Пока я не спал, не ложилась и она, наблюдая за тем, что я делаю еще более напряженно, чем я. Поэтому я нередко пускался на жульничество, извлекая удовольствие из драмы и желая видеть ее страдающей.»
Порой, Дали казалось, что еще немного и он сорвется. Лопнет терпение, откажут руки, ослепнут глаза, но…
«Я говорил себе: спокойно, продолжай свое. Вместо того, чтобы отступить на шаг, я делал пять шагов вперед, поддерживаемый Гала, такой же упрямой и несгибаемой, как я.»
Благосклонно прощая обиды женщине, которая по закону все еще оставалась его женой, Поль Элюар не уставал писать стихи и письма, каждый раз адресуя их ей, «… похотливой и разнузданной, такой, к какой ты меня приучила».
– Зачем она тебе нужна? – уговаривал убивающегося от тоски поэта друг Бретон. – Твою постель согревает Нуш – одна из самых красивых женщин в наших краях. Ман Рэй облизывается, глядя на ее формы, Пикассо мечтает писать ее портреты. Зачем тебе Гала?
– Я люблю свою жену 18 лет. Если бы не она, ты не знал бы меня, ты не знал бы Поля Элюара.
1931, 1932, 1933, 1934 годы – плодотворное время для Дали. В Испании, в барселонской галерее «Каталония» впервые состоялась выставка сюрреалистических работ художника. В Нью-Йорке, в галерее Жюльена Леви были выставлены 3 картины Дали, что положило начало его огромному успеху в Америке. Сальвадор опубликовал в Париже свой кинопроект «Babaou» («Бабау»), дополнив сценарий кинематографическим обзором и очерком о Вильгельме Телле. Тогда же он приступил к работе над иллюстрациями к «Седовласому револьверу» Бретона и написал картины «Рождение текучих желаний», «Невидимая арфа, совершенная и посредственная», «Портрет виконтессы де Ноайя», «Неплоские яйца на плоской тарелке», создал 42 иллюстрации к «Песням Мальдорора» графа Лотреамона. В лондонской галерее Цвеммер прошла его первая персональная выставка в Англии (16 картин, 20 рисунков и 17 набросков.
Одной из самых известных, прославившихся во всем мире, не потерявшей своей актуальности и сегодня картин стала работа «Постоянство памяти», на которой художник изобразил «размягченные часы».
«– А почему они такие мягкие? – спросил кто-то из публики.
– Какая разница, мягкие или твердые? – ответил я. – Ведь главное, чтобы они показывали точное время.»
«Мне нужно было дивное изображение, но я его не находил. Я отправился выключить свет, а когда вышел, буквально „увидел“ решение: две пары мягких часов, одни жалобно свисают с ветки маслины. Несмотря на мигрень, я приготовил палитру и взялся за работу. Через два часа, когда Гала вернулась из кино, картина, которая должна была стать одной из самых знаменитых, была закончена. Я усадил Гала и закрыл ей глаза:
– Раз, два, три… Теперь можешь смотреть!
Я наблюдал за тем, как она разглядывает картину и как отражается на ее лице очаровательное удивление. Так я убедился, что изображение производит эффект, ибо Гала никогда не ошибается.
– Думаешь, через три года вспомнишь эту картину?
– Никто не сможет ее забыть, увидев только раз».
Кажется, в тот период во Франции не осталось ни одной газеты, которая не написала бы о многочисленных выставках художника. На этот раз рецензии были, как на подбор. Сальвадор Дали снова стал притчей на устах критиков, журналистов, публики. Его работы вызывали восхищение, скепсис, раздражение, одним словом – интерес.
«В день успеха все крысы, все грязные цыганские уши, все розовые щеки легкой жизни были бы у наших ног. Строгость и самоограничение держали нас в постоянной форме, в то время как другие утопали в легкой жизни. Кокаин, героин, алкоголь и педерастия, повсюду кокаин, героин, пьянствография, опиум и педерастия стали средством достичь легкого успеха. Франкмасоны порока помогали друг другу с сентиментальной привязанностью из общего страха перед одиночеством. Наша сила, Гала и моя, была в том, чтобы жить чисто среди этой скученности – не курить, не колоться, не нюхать, не расстилаться – всегда одни и вместе, как это было в моем детстве и отрочестве.»
Каждый раз, приезжая в Париж, Гала наносила визиты вежливости виконту Шарлю де Ноайя. Вдохновленный успехами Дали, на этот раз Шарль сделал гостье предложение, которого она, безусловно, ждала.
– Я хотел бы создать что-то вроде общества любителей искусства. Пусть это будет клуб под названием «Зодиак». В него войдут 12 близких мне людей. Мы станем поддерживать вашего протеже, общими усилиями выплачивая Дали две тысячи пятьсот франков в год. За это вы дадите нам возможность ежемесячно выбирать одну большую или одну маленькую картину и два рисунка из новых работ, которые нам понравятся.
Ноайя сдержал обещание. Помимо самого виконта в клуб «Зодиак» вошли Робер де Ротшильд, князь Поль Сербский, графиня Пекки-Блюнт и другие богатые особы. Любопытно, что двоих благодетелей Дали в «Зодиак» привел не кто иной, как… Поль Элюар. Гала виконт отвел почетную роль импресарио художника и познакомил со своей подругой и частой гостьей Коко Шанель. Знакомство это впоследствии переросло в крепкую дружбу. Благодаря модельеру у Галючки появился целый гардероб нарядов, достойных жены крупного художника, у Дали – мудрый, но… ревнивый советчик.
XIДали у моды в услуженье
Ревность Коко объяснялась тем, что Сальвадор дружил еще и с модным парижским модельером и дизайнером Эльзой Скиапарелли.
«Они вели между собой гражданскую войну из-за моды. Я завтракал с одной, потом пил чай с другой, а к вечеру снова ужинал с первой. Все это вызывало бурные сцены ревности. Я принадлежу к редкой породе людей, которые одновременно обитают в самых парадоксальнейших и наглухо отрезанных друг от друга мирах, входя и выходя из них когда заблагорассудится. Я поступал так из чистого снобизма, то есть подчиняясь какому-то неистовому влечению постоянно быть на виду в самых недоступных кругах.»
Художник помнил, как один из приятелей Эльзы поведал ему о вечеринке, устроенной Коко Шанель. Среди приглашенных гостей была и Скиапарелли.
Одетая в черное бархатное платье Эльза села на заранее приготовленный хозяйкой, свежевыкрашенный белой краской стул.
Встречаясь на одной территории, Коко и Эльза превращались в шипящих, грациозно выгибающих спинки и готовых расцарапать друг другу физиономии кошек. Конкуренция этих двух, безусловно талантливых женщин, началась задолго до появления в их жизни Дали. «Одежда для Коко – профессия, для меня – искусство», – заявляла журналистам «макаронница-выскочка», как называла ее Шанель. Легкомысленная жеманница для окружающих, Эльза проживала непростую, полную драматизма жизнь. Скороспелый брак, раннее материнство, расставание с мужем – события развивались стремительно, как в кино. Мелькали кадры и, вдруг, пленка оборвалась. Всеми покинутая Скип сидела в пустом, холодном доме, держа в руках корзину, в которой спала ее новорожденная дочь. Не было денег, нечего было есть, не в чем было выйти в люди. Нужно было склеивать пленку, писать сценарий и продолжать историю своей жизни дальше. Ради того, чтобы достать молоко, мясо, фрукты и прокормить свою девочку, Эльза бралась за любую предложенную ей работу. Сама она недоедала и частенько падала в голодные обмороки. В один, не предвещающий ничего необычного день, отправляясь на очередную встречу с работодателем и раздумывая, что надеть, девушка увидела у знакомой необычную, связанную вручную кофточку. Подобные кофточки вязала некая армянка, живущая в нескольких кварталах от дома Эльзы. Она-то и стала первой сотрудницей и помощницей будущего дизайнера. Скип отлично рисовала и придумывала новые модели. Воплощенные в жизнь, они улетали с прилавка за считанные дни. Своим трудолюбием и внимательным отношением к женщинам из разных социальных слоев, Скиапарелли добилась того, что ее продукцию с одинаковым удовольствием покупали консьержки, продавцы, представители аристократических семейств, знаменитости. Кетрин Хепберн, Марлен Дитрих, Мишель Морган, Мэй Уэст, Глория Свенсон и другие шли к «паршивой итальянке» за шиком. Из всех парижских кутюрье, Эльза первая распознала всю прелесть застежки-молнии. Работа с прославленным художником-сюрреалистом стала очередной блестящей идеей сообразительной Скиапарелли. Информация о том, что Дали работает с ненавистной ей Скип просто-таки взбесила Шанель. Коко рвала и метала.