И сейчас моя теория потерпела крах.
Кто этот мужчина передо мной? Как и чем я его заслужила?
В итоге я смогла только кивнуть и снова прижаться к нему всем телом, по-прежнему сидя на столешнице и сжимая его бедра своими.
– Какая ты все-таки маленькая, – подхватил меня на руки в том же положении и пошел куда-то. Куда я поняла, когда мы сели на диван.
Такая поза была весьма откровенной, и я ощущала, что Олег возбужден. И я решила не слезать с него. Мне нужно рушить барьеры. Медленно, но, верно.
Он посмотрел на мое лицо и в приглушенном свете одной лампы все же рассмотрел оставшиеся слезы. Поднял руку и стер их, проведя носом по щеке.
– Не хочу, чтобы ты плакала.
– Я делаю это периодически, не могу ничего с собой поделать, – шепнула в ответ.
– Мне хочется весь мир крушить, когда я вижу их.
– Прости…
– Ну что за… Саша, – он усмехнулся и поцеловал.
Но как только хотел завершить, я попросила продолжить.
– Мне так нравится целоваться с тобой, можно еще чуть-чуть?
Он лишь глянул на меня и тут же приблизил свои губы к моим.
В какой-то момент, эти ласки стали все откровеннее, а мужские руки сжимая мои ягодицы, все сильней прижимали к бедрам.
– Что ты со мной творишь, черт…
Я не отдавала отчета я просто… просто была какой-то другой, в этих надежных объятиях мужчины, который пробрался в мое сердце. Глубже, чем кто-либо, не считая моего мальчика.
Он замер, пробравшись в мои волосы пальцами, и сжав их, остановил все.
Я, дрожа, не знала, что делать и потом подчинилась. Мы просидели так недолго, и лишь спустя время Олег зашевелился.
– Все в порядке? – на этот раз спросила уже я.
– Ага, – улыбнулся. – Нужно было взять в руки себя и кое-что другое, чтобы не облажаться.
Я, скромно покраснев ничего не ответила.
А когда поерзала, потому что мои ноги затекли, он понял, что лучше сменить позу.
– Иди ко мне, – Олег сел в угол и притянул к себе спиной, в итоге я почти лежала с ним и на нем частично.
– Ты кушать не хочешь?
– Нет, спасибо.
– Ладно, но если…
– Я понял. Как продвигается работа? – его пальцы стали поглаживать мои руки и переплетать пальцы.
Мои ладони утопали в его больших, и этот контраст очень нравился.
– Отлично. Мне очень нравится. Порой я ношусь по дому в суматохе, когда большие заказы. Стараюсь не путаться. Сын очень много внимания требует. Но я стараюсь все делать быстро, чтобы не запутаться, когда знаю, что его надо покормить скоро или уложить спать.
– А с ноутбуком?
– О, там все тоже в порядке. Я привыкла уже. Сейчас вспоминаю, как на телефоне это делала и не могу поверить в то, как я справлялась.
– К хорошему и удобному быстро привыкаешь. Если будут какие-то вопросы, спрашивай, я помогу.
– Спасибо. Ты мне, итак, очень помог. Я бы в них разбиралась долго.
Мы пролежали так очень долго, разговаривая о разных вещах. Олег рассказал о своем детстве, родителях и их жизни. Смешные истории, связанные с этой квартирой.
В какой-то момент мы замолчали и уснули. Я развернулась к нему лицом и упиралась лицом в шею, зажатая в его крепкой хватке.
Нас разбудил плач Гордея, который доносился издалека и я, пошевелившись не сразу поняла, что именно меня сдерживает.
– Олег, – шепнула, не желая его будить, но мне пришлось. – Сын плачет, мне нужно к нему подойти.
– Хорошо, – он еще сильней меня сжал все еще, пребывая во сне.
Я рассмеялась негромко.
– Отпустишь?
– Ни за что, – и в подтверждение зарылся в мои волосы лицом, прижав ногой мои ноги.
– Ну Олег, Гордей не успокоится, видимо, кушать хочет.
– А? – открыл глаза и посмотрел странно, словно не верил, что я перед ним. – Мы уснули? – поцеловал быстро в губы.
– Да. Если ты хочешь остаться, то…
– Нет, девочка моя, – снова чмокнул меня. – Нет. Не сейчас. Занимайся сыном, а я умоюсь и поеду домой.
Я немного расстроилась, но знала, что так будет правильно.
– Тогда иди в ванную, а я сейчас вернусь.
Сделала быстро смесь, переодела малыша и вышла с ним на руках кормя.
Олег улыбнулся, увидев нас обоих. Не удержавшись, подошел к нам и посмотрел на Гордея.
– Привет, боец. Я тебе подарок принес, завтра поиграешь.
Он с соской во рту повернулся немного к нему, не сводя глаз, продолжил трапезничать.
Они не отрывали глаз друг от друга, пока сын не уснул, выпив свою порцию еды.
– Удивительно, я думала, что он начнет играться, увидев тебя.
– У нас с ним свое взаимопонимание, – подмигнул и притянул к себе.
– Поедешь уже?
– Ага. Увидимся?
– Буду рада. Приезжай в любое время.
– Не стоит мне столько позволять, я могу решить, что ты всерьез.
– Я всерьез. Мне нравится… быть рядом с тобой, – не знаю, что мной руководило, когда я произносила эти слова. Но я только потом поняла их смысл.
– Поверь, я ощущаю то же самое.
Мы на прощание еще долго целовались, а затем он уехал, снова забирая мой покой.
В понедельник я отправилась с сыном в торговый центр. Не знаю каким образом я выбирала себе обувь. Но почему-то снова ее дома примерив она стала неожиданно неудобной, и я поехала ее менять.
Справившись быстро, я уже направлялась к выходу. Но внезапно столкнулась с мамой, которая, смерив меня взглядом сразу же подошла.
– Привет, – поздоровалась, продолжая на нее смотреть.
Мы впервые так долго не виделись, не разговаривали. В душе у меня ощущалась тоска. Она моя мать и это не изменить. Пусть сейчас у меня и был иной приоритет. Сын. Она тоже была моей семьей.
– Ну привет, дочь, – она даже не посмотрела на коляску. Словно той и не было. Намеренно показывая свое прежнее отношение. – Припеваючи живешь?
– Почему? В торговые центры ходят только богачи, по-твоему?
– Не знаю. Ты скажи. У тебя же теперь появился мужик, который тебя содержит, – стала осматривать меня, будто на мне была тонна золота и бриллиантов. Хотя, по сути, каждая вещичка была той, что я носила и месяц назад.
– Я, как и прежде все делаю сама. Появление мужчины в моей жизни ничего не меняет, – грустно вздохнула, понимая, что разговора не получится.
– А чего так? Миллионеру оказалась не нужна?
Она радовалась. Если бы я сейчас сказала, что, к примеру, Олег бросил меня, то реки шампанского омывали бы ее праздник. Ее победу. Но победу над кем?
– Ты когда-нибудь думала о том, что мне может быть больно? Что я нуждаюсь в тебе как в матери? – невольно на глазах выступили слезы обиды на нее.
– Вспомнила, что я мать? – она почти шипела, говоря со мной. – Что же ты меня не послушала? В тот вечер и потом? Почему ты не слушала меня?
– Потому что поступала так, как считала нужным.
– Вот и я поступаю так, как считаю нужным.
Мы замолчали.
Я чувствовала, что опустошена.
– Ты загоняешь нас обеих в тупик. Я не знаю, как мне быть. Или это то, чего ты хочешь?
Она внезапно потупила взгляд.
– Как нам быть дальше, мам?
– Ты свою дорогу выбрала.
– Дорогу? Да. Но я никогда не хотела выбирать между тобой и сыном, это нечестно.
– Ты сама не заметила, что это произошло.
– Знаешь, встав на сторону своего ребенка, я поняла, что ты вынудила меня. А еще, что ты никогда бы не сделала так же. И это больно.
– Больно ей, – буркнула вдруг. – Чем ты думала? Раньше без моего слова и шагу сделать не могла, а тут выросла. И до чего тебя довела эта взрослая жизнь? Многое узнала? Стоишь теперь, ждешь жалости. Совести у тебя нет. Мало того что опозорила, так еще и бродишь по городу всех вокруг обвиняя. Ты сама виновата. Ты и больше никто.
Я еле стояла на ногах. Она часто говорила гадости сразу после случившегося и далее. Особенно много их было, когда я ждала Гордея.
Сейчас я слушала ее, и внутри меня что-то менялось навсегда. Я слушала ее со стороны и испытывала некий ужас, переплетенный со страхом.
– Каждый день, я просыпаюсь с мыслью, за которую потом ненавижу себя. Я думаю о том, что сегодня посмотрю на сына и увижу вдруг в нем его лицо. Того подонка, который смеялся мне в глаза, выплевывая грязные слова, истязая мое тело и душу. Что увижу в моем мальчике хотя бы часть схожести и почувствую отторжение. Я душу в себе эти гадости, но не могу не бояться этого. А потом смотрю на него и улыбаюсь. Просто улыбаюсь. У него серые глаза, а не голубые как мои и волосы. Пухлые губки, в то время как мои очень тонкие. Я все это вижу и… И люблю его до глубины моей почти мертвой души. И я живу с этим каждый день, а ты смеешь говорить все эти слова? Да что ты знаешь о том, как я живу. Как я справляюсь с самой собой. Что ты вообще обо мне знаешь? Кто та девочка, с которой ты меня по-прежнему сравниваешь? Да нет ее, мама. Она умерла в двадцать один год, а ты этого даже не заметила. Это тебе должно быть стыдно, это ты должна просить прощения. Не я и не мой сын. И если к тебе вдруг придет озарение, и ты встанешь на колени, я пройду мимо тебя. Ты единственный человек, который не заслуживает прощения. Потому что ты не имела права меня предавать. Кто угодно, но не ты, мама.
Я стала идти дальше, не желая больше вести бессмысленный разговор. Ее ничем не проймешь. Не изменишь. И видимо, так было всегда, просто раньше, не было у меня того, за кого я стану бороться. Я не стала за себя, но сына в обиду не дам. И не стану вымаливать чью-то любовь для него.
Мне проще отсеивать таких людей из своей жизни, чем доказать, что мой малыш нуждается в чьем-то понимании.
У него есть я и это главное.
Мама что-то крикнула вдогонку, но я не услышала, а за мной идти она не стала.
Я была ей благодарна за все. За жизнь, за воспитание и долгие годы, что она была рядом и растила меня, но теперь это все.
Больше никаких шагов навстречу. В следующий раз должна прийти она. А я уже буду думать, нужна ли она в жизни моей и моего малыша.
Всю дорогу до дома я думала о словах, о прежней жизни, что я хотела бы еще ей сказать, но забыла.