Но решила, что все было правильно. В том смысле, что я сказала достаточно. Не хочу усугублять. Мое мнение она услышала, а как с ним поступить, решать ей одной.
Я думала, что медленная прогулка станет чем-то, что заставит выкинуть из головы мысли о встрече и прошлые обиды, но в квартире все стало хуже. Настроение упало. В глазах пеленой стояли слезы. По нервам била ненависть.
Сын проснулся и поев стал играть с той самой погремушкой, которую принес вчера Олег. Вот тут я просияла внезапно.
Мысли о нем стали успокаивать, а на моем лице заиграла улыбка.
В порыве написала сообщение Олегу и оставила телефон лежать на открытой переписке с ним, пока занималась по дому делами.
Удивительно, что он появился в моей жизни в сложный момент, помог и теперь по сей день заставляет мое сердце раненое стучать.
Олег
На часах было начало десятого, когда я ехал по уже ночному городу домой от Саши. Я улыбался.
Она вызывала самые светлые чувства. Пусть я, обманывая себя, не желал давать им определение и глубину, но, быть может, это все потому, что я испытываю к ней, не вяжется с пресловутым «люблю»? Или смягчить вину за обман, не знаю.
Немного самокопания, и я забывался окончательно в ней.
Она хороша, даже слишком.
Все усугубляла ложь.
Я знал, что это бомба замедленного действия, но решил молчать. Пока что я не был готов рассказать ей обо всем. Потому что знаю, чем это обернется.
Не тем, что она уйдет! Хотя я этого тоже боялся.
Но было кое-что еще… Она станет винить себя. Это допустить я никак не мог.
Жанна написала, чтобы я купил ей зефир, поэтому я заехал в супермаркет и прикупив на утро сыну немного вкусной ветчины для бутербродов и батон нарезной поехал домой.
Припарковал машину и стал подниматься в квартиру. Мне стал звонить незнакомый номер и я, подняв трубку, будучи в лифте, не смог услышать кто там и что. Единственное, что донеслось до моего слуха это отдельные слова: жена, авария, больница.
Глава 18
Как назвать то, что произошло?
Я лгал. Я желал поставить точку с женой. В итоге она лежит на больничной койке после аварии, а я молчу, зная, что не могу поступить с ней так сейчас.
Я приехал сюда час назад. Алла уже лежала в палате. Мне позволили пройти. Увидев ее с перебинтованной головой и сломанной ногой, я не мог поверить, что это произошло.
Прогноз хороший. Сотрясение имеется, но оно несерьезное. И все же, когда она проснется, я буду ей мужем. Все еще мужем.
Что, если Вселенная пытается мне что-то сказать? Какой это шифр?
Мысль отличная, но я не верю в заговор.
Жанна осталась с сыном. Я попросил ее молчать и отвезти его утром в школу. Потому что я заночевал в больнице.
Утром тело выкручивало от неудобной позы. Я посмотрел на жену и, не найдя в ней признаки пробуждения, отправился умываться.
Дальше сходил за кофе и купил бутерброд в буфете, на первом этаже.
Вернувшись, я столкнулся с врачом, который пришел посмотреть состояние.
– Она скоро проснется. Позовите меня, когда это произойдет.
– Конечно.
Я почти доел свой завтрак, как она открыла глаза. И первым, что было, когда Алла, увидела меня, она стала плакать.
– Все в порядке. Все обошлось, – я сжал ее руку и сел рядом.
– Олег, – она снова начала лить слезы.
– Алла, ты теперь в безопасности.
Я говорил мягко и хотел пойти за врачом.
– Я так виновата, Олег. Прости меня, родной.
Таких слов я не слышал от нее уже очень давно. Все уменьшительно-ласкательные слова заменились именами давным-давно.
Видимо, так на нее повлияла авария.
Врач осмотрел жену, а я в это время позвонил на работу, предупредить о выходном.
Вернувшись, я не услышал ничего нового от врача.
У меня были вопросы к жене, но задавать их сейчас было бы ужасно неправильно.
Все на потом.
Теперь вина была с удвоенной силой.
Мы переписывались с Сашей, и я знал, что сказать ей обо всем, тем более не смогу. После правды попросить подождать пару недель или месяц, пока не подам на развод? Глупость несусветная.
Это воронка. И она засосала меня с головой. Думаю, я уже никогда не смогу выйти из нее безболезненно. И самое ужасное, что страдать в итоге будут все.
Я бы хотел поговорить с отцом. Он нашел бы слова сразу. Помог разобраться или даже натолкнул на мысль, указал направление.
Я чертовски злюсь на себя. Я не могу вернуть все обратно и поставить точку в правильном месте и вовремя. А сейчас, остановить долбанный механизм вообще не в силах.
Сын тревожился и приезжал к Алле каждый день, пока она была в больнице. Но продержали ее там всего три дня. Просто понаблюдали за состоянием и в среду мы уже были дома.
Алла стала другой.
Она постоянно улыбалась мне, гладила по руке, если я был рядом. Просила обнять… остаться чуть дольше, задержаться с ней.
Это контрастировало с тем, какими мы были последнее время.
Но я видел, как она затаивала дыхание, стоило мне начать говорить. Она боялась, что я начну тот самый диалог, который над нами обоими висел с прошлой недели.
Во вторник я приехал к Саше. И понял, что меня гнетет происходящее.
Я ощущал вину сильней, чем когда-либо. С губ срывались вздохи, как если бы в следующую секунду ты стал бы говорить и облегчать душу горькой правдой, но я просто молчал.
Я трус.
Я знаю это.
Я не заслуживаю.
Саша была мягкой и нежной. Она начинала открываться мне. В то время как я, наоборот.
И как бы ни тяготила правда, рядом с ней я отпускал все. С ней рядом был покой. Я изнутри ощущал себя другим. Она меняла и меня собой.
Прошла еще одна неделя. И когда Саша сказала мне, что в пятницу ждет меня на ужин к себе, учитывая, как далеко продвинулись мы с ней, я знал, что пришло время.
Последнего клиента я обслужил еще в четыре. Дальше переделал многие заказы внося правки и прочие дела, что стояли у меня в списке дел. Сделал пару заказов для Саши на вечер и поехал домой в шесть. К слову, Жанна все еще была в городе. И пусть она не признавалась мне, почему это происходит, я радовался ей. Сейчас сестра мне очень помогала и согласилась взять Сергея к себе на выходные.
Вошел в квартиру тихо, боясь, что, быть может, Алла спит. Но увидел другое. Она не спала и спокойно ходила по гостиной быстрым шагом без каких-либо неудобств, разговаривая по телефону громко смеясь.
Врач сказал, что ее перелом очень серьезный. Что ей фактически нельзя шевелиться целый месяц. А она почти бегала на долбанном гипсе.
Я стоял и просто смотрел на нее. Пока она не остановилась и не заметила, что я дома.
– Две недели? – со смешком спросил. – Какой интересный у тебя перелом, Алла. Занятно, однако, – прошел в спальню, оставив в ней свой портфель.
Она молчала.
Ни слова не сказала мне.
Я снял пиджак и думал, стоит ли мне переодеваться, но злость стала подниматься изнутри, поэтому я вышел к ней.
– К чему это все было? Мы что снимаемся в ток-шоу? Ты репетируешь роль? – я срывался, хоть и пытался себя контролировать. – Сначала ты сваливаешь из города, не пойми куда. Потом говоришь, что едешь на день рождения матери, которая и не собиралась его отмечать. А в завершение приезжаешь с «переломом» в гребанное воскресенье. Я ничего не упустил? В чем дело, Алла?
Она переводит взгляд с меня на часы позади, а после начинает свой монолог.
– Я хотела исправить все в нашем браке. Пыталась измениться сама. Для тебя, – орет. – А ты только и делаешь, что мне претензии предъявляешь. Я попала в аварию, черт тебя дери.
– И что это за авария? Что на самом деле ты повредила?
– Я ударилась головой.
– О, это ужасно. А план был хорош. И что значит «изменить»? Притворившись, больной? Люди начинают с разговоров обычно.
– Я и начала. Я извинилась. Сказала, что была неправа.
– Когда пришла в себя?
– Знаешь, ты невыносим, – она разворачивается к окну. – Кажется мне одной нужен этот брак. И не говори, что не видишь его трещин.
– Вижу, Алла. Я все вижу. И скажу более того, что-то можно изменить, когда этого хотят оба, – она резко оборачивается, смотря на меня огромными глазами.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я не хочу ничего менять. Когда я тебе говорил, перед твоей поездкой на курорт…
– В СПА, я же говорила тебе, – раздраженно шипит.
– Плевать. В тот вечер я планировал поговорить о разводе.
– Ты… ТЫ что, бросаешь меня? Ты хочешь развод, Марвин? Да как ты… – ей не хватает слов. Она реально в шоке.
– Мне жаль, Алла. Но да, я хочу развод.
– Так значит? А о сыне подумал? Подумал о Сергее?
– Да, я сам с ним поговорю и объясню.
– Ну нет, станешь делать себя таким хорошим, а меня… Стой, – она вдруг замолкает. – Ты что изменяешь мне?
Голос Аллы становится в тысячи раз звонче.
– Нет, но я встретил кое-кого.
Тут она прикрывает рот рукой. И я не знаю, чего ждать от нее дальше. Я ждал пощечину, слезы, истерику.
– И как ты планировал это объяснить сыну?
– Я найду слова. Может, не сразу, но он поймет меня.
– Поймет? Он? Что отец бросил его и его мать, ради какой-то там потаскушки.
– Алла, не надо, – злясь на ее слова сжимаю кулаки и разжимаю их.
– О, я уверена, что она молода. Свеженькая такая, мягкая… И ты сорокалетний старик, боже меня тошнит от тебя. Ты мерзкий, ублюдок. Понял?
– Она тут ни при чем, Алла. Ты сама видела, что наш брак стал…
– Плевать, каким он стал. Я хотела за него бороться, а ты пошел искать другую. Пошел прочь отсюда. Вон, – ее крик разносится по всей квартире, и я радуюсь, что сына отправил к сестре.
– Алла, прости меня…
– Аа-а-а… Прочь, – она перебивает криком, затыкая уши и я отступаю в спальню.
Собираю некоторые вещи, свои документы и рабочие материалы и ухожу из квартиры.
Спускаюсь к машине. Сажусь в нее и сижу, не шевелясь.
Я не могу даже сдвинуться с места.
Не могу начать дышать.