Краш:
Теперь моя очередь спросить о личном.
Кати:
Ок, но куда уж дальше того, что ты и так знаешь.
Краш:
У тебя жесткий контроль границ, с чем это связано?
Кати:
Ты о чем?
Краш:
Тебя кто-то обидел, принцесса?
Кати:
Не совсем.
Краш:
???
Кати:
Не меня.
Краш:
Не хочешь говорить об этом?
Кати:
Да. Может быть, потом.
Краш:
Ок, тогда сейчас закрывай свои границы на засов и спи.
Кати:
До завтра.
На следующее утро еще до будильника меня разбудил звонок.
– Ты чего так рано? Я сплю.
– Ничего себе рано. Тебя в сети нет, а нам через час надо быть на вокзале.
– Какого фига? Бли-и-ин, я, кажется, не переставила будильник…
– Принцесса.
– Ну что еще? – Я уже забежала в душ и включила воду.
– На тебе сейчас ничего нет?
– До связи, Никита…
Я положила телефон на полку и встала под струи прохладной воды. Родителей дома не было, ночью они улетели в командировку, оставив короткие напутствия и деньги на карте. Я дотронулась до засоса на предплечье и вспомнила, как это сделал Никита, когда я осталась у него. От одних только воспоминаний стало жарко, я неосознанно приоткрыла рот, куда тут же затекла вода, и я закашлялась. Срочно нужно было просыпаться! Через полчаса я выскочила из подъезда и подошла к соседнему. На вокзал нас повезла мама Никиты.
– Привет, Кати. А волосы почему влажные?
– Здравствуйте, теть Наташ, проспала, – честно призналась я, протянула Никите дорожную сумку и натянула капюшон стеганой жилетки. Он хмыкнул и положил сумку в багажник.
– Ох, молодежь, мне бы ваши годы.
– И что бы ты делала?
– Ну точно бы меньше спала и больше наслаждалась жизнью, сын.
Мама Никиты посмотрела на меня в зеркало заднего вида, отчего я смутилась. Конечно, она имела в виду не то, о чем я сразу подумала, но мои мысли вернулись к воспоминаниям о наших с ним прикосновениях и поцелуях. Пришлось дышать и смотреть в окно. Тупо. Смотреть. В окно. Ура. Приехали.
Перекинув обе сумки через плечо, словно они ничего не весили, Никита тепло попрощался с мамой, мы с ней тоже обнялись, а дальше бодро почапали с ним вдвоем к зданию ж/д вокзала. На электронном табло нашли свой поезд и через подземный переход вышли на нужную платформу. Все остальные были уже там. Никита держал меня за руку, чтобы мы не потерялись в бурлящем потоке людей и багажа.
– О-о-о, какие люди, Беркутов и Хрусталева! Вы че, пара? – Сема Долгопупс громко комментил наш приход и свою догадку.
– Закройся, патлатый, а то помогу. – Никита произнес это спокойно, но решительно. Я чуть не высвободила свою ладонь, но, увидев немой вопрос в его глазах, оставила.
Наш поезд терпеливо вместил пассажиров, а на перроне остались провожающие с разными лицами – от улыбающихся до совсем печальных. С протяжным вдохом вагоны тронулись. Наш сборный отряд занял два из них почти целиком. И понеслась. Отсутствие личного пространства, бесконечное хлопанье дверей в купе, дурацкие вопросы и под стать им ответы, подколы, переклички, пересмешки, перекидывания едой. Веселый сумасшедший дом на рельсах. Из взрослых сопровождать вызвались оба классных руководителя, завуч и мама Ди в одном лице, социальный педагог и четверо родителей, по два от каждого класса. Итого восемь взрослых на сорок девять орущих и жующих подростков. Не поехали всего шесть ребят, по здоровью или из-за родительских убеждений.
– Нина, поменяешься местами со Светой? Она в соседнем купе, а мы хотим вместе ехать, – протянула Серебрякова.
– Но я уже вещи разложила.
– Ну пожалуйста, мы поможем все перенести.
– Девочки, вы еще не устали друг от друга?
– Нет, – хором ответили Серебрякова с Журавлевой.
– Стопэ. – Ди свесила голову с верхней полки. —
Переезд отменяется! Мы с Кати так-то тоже здесь и не хотим ехать под треп о всяком гламурном кринже. Если так приспичило, Даша, иди сама в соседнее купе к Свете, тем более там ваша третья Барби, Власова. На твое место пришлите Ани Саликян, уверена, она с радостью переселится в купе адекватов.
– Ой, надо же.
– Серебрякова, я смотрю, присутствие матери в сопровождающих тебе придало уверенности. Это, конечно, хорошо, но со мной его демонстрировать не стоит. Иди лучше на пацанах потренируйся – глядишь, научишься сносно общаться, без показухи.
– Да ну тебя! – Даша фыркнула и, взяв сумку и увесистую косметичку, вышла следом за Журавлевой. Они будто и сами думали о таком варианте, слишком быстро вышли.
– Вот и славно, сразу минус две Жужи. – Ди склонилась к проходу и приблизилась к еще одной нашей соседке по купе. – Не боись, Нинуль, с нами поедешь. Слушай, не в службу, а в дружбу, сгоняй за кипятком. Мне спускаться влом. С меня шоколадка, лады?
– Да без проблем, я все равно себе хотела налить.
– Минус еще одни уши, – довольно констатировала Ди, когда Нина прикрыла за собой дверь.
– Кто такие Жужи? – спросила я, растянувшись на своей полке. А что, все проблемы решили, оставалось ехать и кайфовать.
– Жужа. Жужжащая сплетница. – Ди самодовольно улыбнулась, глядя в зеркало и держась рукой за полку напротив. – Кати, я при «ушах» не стала говорить, но скоро связь будет пунктиром. Не проще Никитоса позвать, чтобы нормально общаться?
– Согласна, уже можно, при Жужах было не комильфо. А как ты догадалась, что я с ним переписываюсь?
– Ну тут даже первоклассник справился бы. Такая улыбка у тебя только на него. Это раз. Родителям ты бы столько не строчила. Это два. Я рядом – три. В театре танцев выходные, сама говорила. Это четыре. А больше ты вроде ни с кем не переписываешься. Это пятюня.
– Вот ты, как его, ну этот, сыщик.
– Холмс?
– Нет, другой, старый.
– Эркюль Пуаро?
– Точняк!
– Ну спасибо, подруга.
– А что? Черный цилиндр и лаковые мужские туфли на шнурках вместо лодочек – ламповый стиль, тебе очень даже, я щитаю.
– Зачем по больному топчешься? Мама раз десять смотрела видос и все удивлялась – кто это так божественно танцует? Женственно и не пóшло. Сразу, мол, видно: из семьи, где культивируются семейные традиции.
– Аха-ха. Про ценности смешно и мимо. Про женственность приятно.
– Может, рассекретим Лакшми? – Ди посмотрела глазами кота из Шрека, я прыснула от смеха.
– Посмотрим. – Я была готова помочь с усмирением школьного цербера в отношении кед, но не ожидала, что это случится та-а-ак.
Глава 11. И в воздух лодочки бросали
В купе вернулись Нина с кипятком и Ани с вещами. Рокировка состоялась, и я поспешила написать сообщение Никите, пока не прервалась связь. Убедилась, что доставлено, и, отложив телефон, посмотрела в окно – там мелькали полуголые березки и сочная зелень лугов. Приближалось лето. Деревья покроют зеленью безликие стволы, а мы, одуревшие от жары, наоборот, распакуемся. Слой за слоем, из оверсайза в бикини. Напугал резкий шум от несущихся вагонов встречного товарняка, который ехал так быстро, что слился в сплошную линию, выдавая лишь:
– Чух-чух-чух, чух-чух-чух, чух-чух-чух.
Мы въехали в туннель, моментально стемнело, в вагоне раздались одобрительные возгласы любителей острых ощущений, а после резкого торможения поезда разнеслись визги девочек. Я услышала, как со столика на пол слетели маркеры, а из упавших стаканов разлился чай.
– Ай, блин, как горячо, – вскрикнула Нина.
– Обожглась? – Я услышала свой взволнованный голос как бы со стороны.
– Ага, но несильно.
Поезд еще раз резко качнулся. Скрежет тормозов и хор визжащих девочек из соседних купе создали ощущение дежавю. С матерчатой салфетки чай стекал на пакет с мусором. Кап. Кап. Кап. По спине пробежала струйка пота. Ладони задрожали, а в голове заклинил механический голос из метро:
Осторожно, двери закрываются.
Следующая станция – «Кольцевая».
«Кольцевая». «Кольцевая».
– Да чтоб тебя!
– Ты в порядке, Кати? – Никита стоял в дверях, глаза, зловеще подсвеченные фонариком его телефона, не придавали спокойствия, скорее, наоборот. Мне становилось хуже. Я стремительно проваливалась туда, откуда так мучительно долго выбиралась.
– Ты вся дрожишь. – Никита взял меня за руку и потянул к выходу из купе. – Пойдем-ка выйдем.
Он осветил пол и вытянул меня в коридор вагона, погруженного в темноту. Я вцепилась пальцами в поручень, а лбом прислонилась к прохладному оконному стеклу. Дверь в купе закрылась, и тут же сбилось мое дыхание.
– Принцесса, ты как? Принести воды?
– Д-да. Н-нет. – Я схватилась за рукав Никиты. В горле пересохло, но остаться одной было гораздо хуже. – Побудь со мной. Пожалуйста.
– Конечно, иди сюда. – Он прижал меня к груди и, удерживая одной рукой, второй массировал голову. Я сконцентрировалась на приятных ощущениях и ритме его сердечных ударов, это помогло отвлечься и успокоиться.
Поезд тронулся и через пару минут выбрался на свет. В окнах снова замелькали щетки еловых перелесков, луга сочного цвета свежей зелени и деревушки с дымом в печных трубах. Словно и не было экстренной остановки.
– Ребя, эт че щас было? – Сема Долгопупс выглянул из своего купе, посмотрел на нас и тряхнул обесцвеченной гривой. – У-у-у, Кати, вот это у тебя лютая копна на голове, прямо стог сена.
– Тебе лишь бы докопаться, да? – Я не узнала свой голос и начала приглаживать волосы.
– А вам лишь бы обжиматься, да? Воспользовались приватом по полной и еще недовольны.
– Захлопнись уже, патлатый! – Металл в голосе Никиты дал понять, что не стоило рисковать плоскими шутками, и Сема скрылся. Никита повернулся ко мне и сказал достаточно тихо, но требовательно: – Кати, а теперь серьезно, что это было?
– Туннель.
– Не бери пример с полудурка, я о твоей реакции.
– Да так. – Попытка уйти от расспроса не удалась, и я поспешила нацепить непринужденный вид вместе с капюшоном толстовки. – Темноты боюсь и замкнутых пространств.