Тренер помог пережить смерть Темы. Маман с батей и психолог тоже старались, без вопросов. Делали что могли. Все были на пределе. Я видел это и ценил, насколько мог тогда. Именно Васильич подобрал нужный ключ: молча выдал новую пару перчаток и разрешил приходить в зал дополнительно, помимо основных тренировок. Когда ему предложили переехать сюда – взять под крыло крутой зал и тренировать местных ребят, – он первым делом позвонил моим родакам, сказал, что если они не готовы переехать, то и он откажется от места, меня не бросит, но если рискнут, он был уверен, что это пойдет мне на пользу. Батя тогда даже слезу пустил, а маман рыдала в трубку и несла что-то о Боге, который нам всем послал Васильича. Батя решил, как отрезал, и быстро раскидал все рабочие вопросы. Маман тупо уволилась, побросала необходимое в коробки и чемоданы и собралась ехать хоть куда, лишь бы помогло. Я переезжал в коматозе, плохо соображал, но тренер оказался прав. В новой среде не получилось ходить на автопилоте. Я снова включился.
На первую годовщину смерти Темы попросил пластину с гравировкой кардио, чтобы никогда не забывать: мое сердце бьется теперь и за друга тоже, а еще через год родаки притащили щенка. Помню первую реакцию. Трындос. Это четырехлапое недоразумение с хвостом мне не подходило. Не собака, а пародия какая-то, девчачий вариант, чтобы под мышкой или в сумке носить. Но он напоминал Тему. Такой же смешной растрепыш. Я полюбил собакена, хоть и не признавался в этом. Маску снимал только перед боксерской семьей и с ней, Лакшми-Кати…
– Вот и договорились. – Васильич уже переоделся и захлопнул дверцу своего шкафчика. – А пока можешь тренироваться дополнительно, вместо трех четыре раза в неделю. Добавь плавание в открытых водоемах. Вода и свежий воздух только на пользу, сразу мозги промываются и продуваются.
И я добавил. Тренировки. Плавание. Прогулки по вечернему городу с Темычем. Мы наматывали по двадцать тысяч шагов каждый день. Неделю за неделей. В один из таких обходов столкнулся с Серовой недалеко от клуба. Она сама подошла. Я даже растерялся и сунул руку в карман, но она и на второй заметила сбитые костяшки – глазастая, блин. Могла напридумывать ерунды и стукануть Кати. Я как можно спокойнее пояснил, что отрабатываю новые удары, вот и побочка, и чтобы не вздумала трепаться. Пожелал ей хорошего лета и ослабил поводок рвущемуся в путь Темычу.
Как ни крути, из двух букв нашей параллели: из них можно было сложить только АД или ДА. Что в итоге собирались выбрать мы с Кати, и сами фиг знали.
Спустя еще четыре недели меня начало отпускать. Не ровно, конечно, стало, но как-то спокойнее. Я знал, что Кати прояснит свою позицию и решение, был готов за нее держаться и драться, но не собирался навязываться и отступать от своих принципов. Сема Долгопупс получил по заслугам. Если бы не девчонки рядом, то выхватил бы в тот день гораздо сильнее. За свои слова отвечать надо, а за унижение достоинства тем более.
В размышлениях не заметил, как уснул в одежде поверх покрывала.
Длиньк. Посмотрел на часы: 00:05. Фигасе. Я спал.
Длиньк. Нащупал телефон на полу, приблизил к лицу… резко сел на кровати.
Длиньк. На экране высветились три сообщения. От нее.
– Ники-и-ит. – Маман заглянула в комнату, они с батей в гостиной смотрели новый фильм на приставке. – Я, пока в комнату шла, услышала телефон. Ты почему в одежде улегся? Ну даешь, сын. Кто хоть написывает в такой час?
– Кати…
– Ой.
Маман растерялась и попыталась скрыть волнение. Я знал, что она все эти недели переживала и что ей было капец как сложно не лезть ко мне с расспросами. Слышал, как по телефону советовалась с психологом. Я любил своих родаков, обоих. Батю капитально зауважал после той истории и переезда. Он ни разу не упрекнул, не напомнил, чем им пришлось пожертвовать ради меня. Просто забрал из мусарни, обнял и сказал, что будет со мной до конца, но очень переживает за маму. И вот сейчас она стояла и переминалась с ноги на ногу в дверях.
– Ты это, привет ей передавай.
– Обязательно. Иди уже, мам.
– Хорошо…
– Ма-ам. – Я поднялся, подошел и обнял ее, а она расплакалась, уткнувшись мне в грудь. Капец, это она миниатюрная или это я так вымахал? – Ну харэ, не плачь. Все будет хорошо.
– Ох, сынок, так сильно хочется, чтобы у тебя все было хорошо. Люблю тебя.
– И я тебя… – Встала на цыпочки, обхватила ладонями мое лицо и чмокнула в лоб.
– Это уже лишнее. – Я вытерся рукавом.
– А это уже позволь мне самой решать, когда и куда целовать своего мальчика. Даже если он стал на голову выше меня. – Я закатил глаза, а маман засмеялась и махнула рукой. – Ухожу, не ворчи. Не засиживайся только сильно, завтра с утра едем на дачу. Ты помнишь?
– Такое разве забудешь? – Я закрыл за ней дверь и завалился обратно.
Три. Сообщения. От Кати.
Я проскроллил заблокированный экран. В первом висела какая-то ссылка, а дальше два подряд текстовых. Ладони вспотели, сердце застучало в районе переносицы, в глазах потемнело. Закинул в ухо наушник, открыл переписку и кликнул на ссылку…
Часть IIIPOV Кати
Глава 20. Август – это ты
По-те-ря-лась.
Я спустилась в подземку и застопорилась, вспоминая маршрут. Вышла от бабушки, это станция «Белорусская», и надо было перейти на кольцевую ветку, чтобы доехать до студии. Ну конечно, я ехала к своим, в зал, даже сменку взяла на всякий случай. Уф-ф. В вагоне было много свободных мест. Я села. Сперва блуждала расфокусированным взглядом по вагону, потом подключила аирподсы и открыла папку с любимым плейлистом. Давненько там не прибирала, пару песен сразу удалила. Указательный палец завис над треком «Август – это ты», пара секунд колебаний – и кнопка «play» активирована.
Там, где другие строят стены (стены),
Мы построили мосты (ха).
Есть в году одна проблема (-лема):
Август – это ты…
Полились звуки красивой мелодии, а вместе с ней – воспоминания. Каждая строчка наизусть и связана с ним. Поверх заевшего хита в голове звучал рэп Никиты-Чацкого из театрального конкурса. Сердце ухало все сильнее, я разревелась навзрыд. Грохот вагона заглушал мой голос, а смотрели пассажиры или нет, было плевать. Ко мне подсела бабулечка, наклонилась близко к уху, чтобы я услышала ее.
– Милая, случилось что? Все живы?
– Ж-живы.
– Ну и слава богу, а все остальное поправить можно. Ты поплачь, поплачь, легче станет. Девичьи слезы – тяжелая ноша, ни к чему их с собой таскать.
Я не видела ее лица, но мне стало легче от слов этой бабушки. Шершавая ладонь, сплошь покрытая морщинами, накрыла мою и погладила. Я завороженно следила за ее движениями: в простых поглаживаниях было так много сопереживания и поддержки от совершенно незнакомого человека. Я закрыла глаза и начала дышать на четыре счета – так учил тренер, одновременно вслушиваясь в ритм сердца. Оно успокаивалось.
– Спасибо. – Открыла глаза, хотела поблагодарить бабулечку, но сиденье оказалось пустым. Я услышала механическое объявление:
Следующая
станция – «Сортировочная».
До моей остановки оставалось еще две. На экране высветилось сообщение от Ди.
Ди:
Привет, Лакшми. Встретила Никитоса в клубе. Он капец потерянный, запретил тебе о нем писать. Подруга, знаешь, он мне не друг, но блин, так нельзя. Никогда Беркута таким не видела. Это перебор так страдать. У него костяшки в кровь разбиты, прикинь. Явно молотит грушу в своем зале красивых и потных. Короче, он скучает, это видно. И я тоже соскучилась. Ты как сама?
Кати:
В норме)
Перечитала еще раз про Никиту и свой ответ-ширму. Кому ты пыталась соврать, Кати?
Кати:
Ди, если честно, я совсем не в норме, но не готова это обсуждать, пока сама не разберусь.
Ди:
Два дебила – это сила…
Кати:
Ты о чём?
Ди:
О вас с Никитосом. Вы же наш КитКат, неразлучники. Вас обоих ломает друг без друга, кому чего доказываете? Мазохисты хреновы…
Кати:
Слушай, я на треню прикатила, моя станция, позже спишемся.
P.S. Я не мазохистка, я потеряшка.
Ди:
Найдись уже быстрее.
Кати:
Я стараюсь. И тоже соскучилась по тебе.
Ди:
Только по мне?
Кати:
Ди!
Ди:
Ок, молчу. Но вы все равно два влюбленных дебила…
Я вышла из вагона, и дальше ноги сами понесли по хорошо знакомому маршруту. Выход из подземки через правую сторону, дальше налево и вдоль дороги. Пятый дом, крыльцо с карнизом и едва заметный звонок в бетонной стене справа от двери. Открыли, традиционно не спрашивая, кто и зачем. Разулась. Поднялась по лестнице и, набрав в легкие побольше воздуха, вошла в зал.
– Ребят, гляньте, кто пришел!
– Кати-и-и-и!
– Хрусталева!
– О май гад.
Мы обнимались, целовались, смеялись. Бо́льшая часть состава осталась прежней, не считая нескольких новых лиц взамен выбывших по разным причинам. В том числе и Хрусталева Кати была вы-быв-шей.
– Я тоже очень рад видеть нашу сбежавшую звездочку, но напоминаю всем остальным – у нас тренировка. Вы уже украли у себя пятнадцать минут разминки, ровно на столько задержимся. – Ромчи развернулся и подмигнул мне: – Присоединишься?
– Спрашиваешь?!
Дважды звать и долго ждать не пришлось, я знала, куда ехала. Мигом переодевшись в раздевалке, вернулась в зал и заняла свободное место у станка. Растяжка. Динамическая разминка. Несколько старых и пара новых связок. Дальше импровизация и кульминация – батл между участниками состава. Это было та-а-а-ак круто! Энергия качнулась на максимум и пробила потолок. После трени ребята переоделись, попрощались и разошлись, а я так и осталась сидеть на полу с полотенцем через шею, в приятной усталости и неприятной растерянности. Рядом подсел Ромчи, он держал две чашки, одну протянул мне.