– К чему?
– Ну как же, к поцелую. Вдруг принц, а ты с карандашными микробами?
– Не вижу принцев. Только психа, для которого бокс – святое.
– Ага, значит, слушаешь, подмечаешь психологические детали?
– Вот еще! Ты, кстати, почему не на собрании лидеров?
– Ты уж определись, я больше похож на лидера или на психа?
– Одно другому не мешает.
– Знаешь, что мне реально мешает?
– Беркутов! – математичка повысила голос. – Мало того что опоздал, так еще и мешаешь новенькой. Катя ведь, да?
Я молча кивнула, хоть и поморщилась от этой формы своего имени. Математичка подошла к нашей парте и положила Никите два варианта.
– Ты у нас шустрый парень, будем считать это персональной интенсивной тренировкой.
– Ок.
Пытаясь вычислить долбаные дроби, я сделала вид, что меня не интересуют его отношения с математичкой. Никита легко справился с обоими вариантами минут за двадцать и, заглянув в мой, придвинулся и снова зашептал:
– Принцесса, кажется, тебе снова нужна моя помощь. Я готов.
– Знаешь что? – прошипела я и хотела добавить пару ласковых, но, подумав, вместо этого ответила: – Готов – тогда помоги. Ненавижу дроби, не понимаю их.
Он вырвал из середины тетради двойной листок, начал быстро писать и насколько можно тихо объяснять мое задание. Я молча смотрела и слушала. Никита объяснял спокойно и понятно, без выпендрежа.
– Поняла?
– Кажется, да.
– На самом деле с дробями все просто, надо один раз хорошенько разобраться.
– Спасибо. Мне они не давались.
– Мы как-нибудь еще позанимаемся, и будешь щелкать на раз-два.
Я посмотрела на него – он искренне улыбался, без ухмылки и издевки. Хм. Неужели он реально хотел со мной позаниматься? Не ожидала, но это было так кстати. Мне в голову пришла идея, как пристрелить двух зайцев одной дробью, а тут и звонок отпустил на перемену: класс облегченно выдохнул.
– Если ты серьезно насчет дробей, то мне действительно нужна помощь. – Я сунула карандаш с ручкой в рюкзак и направилась к двери, положив листы на стол препода.
– Абсолютно. Я раньше в математическом лицее учился, нас там гоняли конкретно, похлеще, чем на тренях.
– Получается, ты тоже не местный? – Я остановилась между рядов и оглянулась.
– В Тюмени, как и в Москве, полно понаехавших, – ответил он. Я едва заметно улыбнулась, Никита заметил это, улыбнулся в ответ и добавил: – Не грусти, принцесса, прорвемся. Предлагаю шефство над тобой в матеше и развлечениях по выходным.
– Второе лишнее.
– Я в смысле с дискотеки проводить и там присмотреть. – Мы спускались по лестнице в живом, гудящем потоке учеников. – Не сидеть же тебе все время в башне из стекла и кирпича. Согласись, псих-боксер в друзьях обнадеживает?
– Очень. – Я засмеялась, не в силах противостоять натиску обезоруживающей самоиронии и заботы. – Так значит, все-таки псих?
– За такой смех я готов быть твоим персональным шутом и охранником.
Возле раздевалки подошла Журавлева и демонстративно положила руку ему на плечо, смерив меня оценивающим взглядом.
– Китя, я тебя жду. Мы идем заниматься или как?
– Блин, забыл про тебя, Журавлева, – недовольно буркнул Никита и посмотрел на меня. – Прости, принцесса, сегодня ты домой идешь одна, мне в другую сторону.
– Я и не нуждаюсь в поводыре. – Как можно равнодушнее я пожала плечами, а внутренне пыталась сдержать поднимающуюся волну.
Волну чего?
Злости? Нет.
Раздражения? Нет.
Ревности? Только этого не хватало.
Он. Не. Мой. Краш.
Китя. Фу-у, что за кошачья кличка?
Театральный четверг начался многообещающе. Ма и па вдруг изъявили желание приехать в обеденный перерыв, чтобы посмотреть выступление нашего класса. Они поняли, что я буду танцевать, потому что накануне я достала костюм, оделась и допоздна репетировала под музыку. А вот одноклассники не знали, и я не особо хотела раскрывать себя, не бог весть какой секрет. Богиня Лакшми собиралась остаться таинственной незнакомкой, хотя бы на время. Пришлось объяснять родителям, почему их присутствие нежелательно, к слову, они не настаивали и не сильно расстроились. Рабочие чаты тут же утащили их в пучину документов, сделок и банковских операций.
И вот я стояла за кулисами в индийском костюме. Вишневые шаровары и лиф, расшитый золотыми монетами. Живот оголен, чтобы хорошо просматривались движения, руки обвили тонкие браслеты. На ступни через наклейку нанесла переводные узоры, а лицо и волосы полностью закрыла плотным шифоновым покрывалом. В идеале могла открыть глаза и выпустить часть волос, но не в этот раз, сохраняла интригу. Наступил кульминационный момент нашей сценки – мой выход. Я растворилась в потоке музыки, танцуя животом, руками, шеей, всем телом. За основу взяла номер, с которым в Москве дошла до полуфинала в одном из крупных конкурсов. Кажется, это было в другой жизни… На школьной сцене мой танец стал финальным аккордом постановки. Громкие неутихающие аплодисменты и крики: «Браво», «Лакшми, покажи личико» – не утешили меня, наоборот, разбередили старую рану, напомнили, чего я лишилась.
Закулисье не было освещено, еще и в плотном шифоновом покрывале на голове – сплошная темень. Такую черноту помнила только из детства, когда пряталась от папы в шкафу и ждала, что он меня найдет. Один раз даже уснула там. Вот с такой же ночью в глазах более-менее уверенно я прошагала мимо не узнавших меня одноклассников, а дальше пошла на ощупь, не рискуя открыть лицо. Внезапно споткнулась о провода и потеряла равновесие, но кто-то ухватил меня сзади за локоть, прижал к себе и тихо проговорил на ухо:
– Осторожнее, принцесса. Или теперь – богиня?
– Это что, так очевидно? – прошипела я, высвобождая руку.
– Нет. Маскировка сработала. Хотя твой шпагат на физре мог бы натолкнуть на след, но думаю, кроме меня и Ди никто не сложил два плюс два.
– Тогда как ты догадался?
– Я же в клубе видел, как ты двигаешься. Стиль был другой, но твою манеру ни с чем не перепутаешь, Лакшми-Катя.
– Еще раз назовешь меня Катя, буду звать тебя Китя.
– Китя и Катя. А что, мне кажется, подходит.
– А мне нет. Блин, Никита, только не разоблачай. Я согласилась выйти инкогнито.
– Принцесса, где твои манеры?
– По-жа-луй-ста.
– Другое дело. Ок. Не скажу, пока сама не решишь рассекретиться.
– Обещаешь?
– Слово рыцаря.
– А ты рыцарь?
– Для тебя да.
– Спасибо. – Я вдруг захотела спросить. – Никит…
– Что?
– А тебе понравился танец?
– Еще скажи – не знаешь, что ты топ в этом? Не думал, что тебя интересует мое мнение.
– Я сама не думала…
Он снова взял мою руку, повернул и поцеловал запястье; сказать, что меня пронзило током, – ничего не сказать. Никита проводил к раздевалке, покараулил у двери, пока я перевоплощалась, а когда я вышла, рыцарь ушел к своим. Подошла их очередь выступать, стали подтягиваться оставшиеся актеры из «Д» класса. Я тихонько заняла место в зале и с удовольствием посмотрела их постановку. Никита был хорош в образе Чацкого. Даже слишком. Монолог «А судьи кто?» он зачитал речитативом. Остальные ребята сначала битовали в микрофоны, а потом фоном заиграл трек «Август – это ты», и школьный Чацкий, как бы в диалоге с Мотом, забатлил переделанный монолог.
Мот: Тусовки —
Я к ним давно уже по-философски.
Ножовкой
Я распилил всю жизнь на остановки —
Ну жестко.
Нам оставалось немножко, правда.
И эта правда в том, что катер наш
причалил, так-то.[4]
Чацкий:
А судьи кто? – За древностию лет
К реальной жизни их вражда непримирима,
Сужденья черпают из забыты́х газет
Времен догугловских и покоренья стримов;
Всегда готовые к журьбе,
Поют все дичь одну и ту же,
Не замечая о себе:
Что им комфорт, а нам свободы воздух ну-жен.[5]
Мот:
Мы наслаждались дождем, пока
другие мокли.
Ты сделала мою весну, а я не знаю, смог ли
Достроить, несмотря на все, этот
любовный кампус.
Кого-то разлучает боль, а нас разлучит ав-густ.
Чацкий:
Где, укажите нам, отечества отцы,
Которых мы должны принять за образцы?
Не эти ли, шаблонами богаты?
Защиту от суда в друзьях нашли, да в кумовстве,
«Великолепные» соорудя уставы,
Где им врезаются следы шаблонов ложных.
И где не воскресят ученики-пираты
Прошедших алгоритмов уж стерты языки.
Да и кому в Москве не зажимали рты…
Мот припев (Чацкий повторял последние слова в строках):
А если скоро смоют волны (волны)
Наши замки из песка (ха),
Что ты первым делом вспомнишь,
Если спросят про меня?
Там, где другие строят стены (стены),
Мы построили мосты (ха),
Есть в году одна проблема (-лема);
Август – это ты.
Получилось очень круто. До мурашек. Парни в зале улюлюкали, девочки визжали и орали. На секунду я представила, как ярые фанатки Никиты поснимали белье и побросали его на сцену: «Кричали дамочки ‛‛мой краш’’ и в воздух лифчики бросали».
Совершенно не ожидала такого – не от себя, конечно, – от Никиты. На репетициях ребята проматывали этот момент и говорили, что здесь будет рэп Чацкого. Никто до премьеры не видел их фишку с песней, как и нашу с танцем. Теперь я все больше понимала, почему Никита был в топе у многих девочек. В нем органично совмещались сила, уверенность и при этом – спокойствие. Во взгляде, тоне, движениях. Я хоть и не видела его своим крашем, но внешне, и п