И, пока змей тестировал других девушек на чистоту помыслов и плоти, я лежала, не в силах пошевелиться. Просто глазела в небо, одну за другой низвергавшее дождевые капли, на сизые комья туч, то тут, то там подсвечиваемые вспышками молний.
Не шелохнулась даже когда дернулась лодка, притягиваемая к берегу сильными руками мужчины, так похожего на моего мужа. Безвольно лежала сломанной куклой, не чувствуя собственного тела.
Лишь когда кто-то потянул меня за руку, заставляя подняться, а потом набросил мне на плечи плащ, согретый теплом чужого тела, с усилием подняла голову и встретилась взглядом с темными глазами Лешкиного двойника.
– Пей скорее, – хрипло шепнул мужчина и сунул в руки кружку с чем-то горячим и ароматным.
Чем – не спрашивала. Просто сделала несколько глотков, ощущая, как потихоньку согреваюсь и оживаю.
– Вот, так намного лучше, – улыбнулся знакомый незнакомец, имя которого я хотела бы узнать, но не отваживалась спросить. – Румянец тебе к лицу.
– Спасибо.
Потупилась и услышала раздавшийся совсем близко испуганный крик.
Сжимая меж ладоней кружку с горячим питьем, поспешила к другим алианам, обступившим Майруэн. К ней стервятниками слетались маги и эссель Тьюлин.
Мокрая сорочка льнула к хрупкой фигурке дрожащей девушки, по щекам, смешиваясь с озерной водой, катились слезы. Узоры, похожие на те, что проступали у меня на коже всякий раз, когда Герхильд до меня дотрагивался, сейчас покрывали кисти, шею и ступни Майруэн. Вот только они не сверкали серебром, а больше походили на выгоревшие мутно-зеленые татуировки.
– Прелюбодейка! – прошипела эссель Тьюлин и, брезгливо поморщившись, демонстративно сплюнула себе под ноги. То же самое проделали и мужчины.
Спрятав лицо в ладонях, Майруэн съежилась и зарыдала.
Некоторые невесты, вроде Хелет и Ариэллы, смотрели на бедняжку с сочувствием. Другие, такие как Керис, пренебрежительно кривились. А кто-то и вовсе косился в ее сторону с опаской, как будто Майруэн не невинности до брака лишилась, а была серийной убийцей.
Какие же они все-таки все тут… средневековые.
Его великолепие застыл каменным изваянием. И лицо у него тоже было каменным. С каким-то леденящим душу спокойствием, безразличием смотрел он на плачущую невесту. Теперь уже, кажется, бывшую. Хорошо хоть не плевался, беря пример со своей свиты. Скальде выглядел невозмутимым, но что-то мне подсказывало, что в душу его сейчас, как на шабаш, слетаются демоны.
– Уведите ее. Пусть переоденется, – бросил он глухо и велел другим алианам: – Вы тоже скорее переодевайтесь. – После чего объявил громко: – Возвращаемся!
– Ваше великолепие, – начала было эссель Тьюлин, недобро косясь на Майруэн, которую, приобняв за плечи, уводила к каретам Ариэлла.
Но тальден ее перебил:
– Отправьте девчонку домой сегодня же. А эсселин Сольвер, – почувствовала, как в спину мне ледяным осколком вонзается взгляд, – сразу по возвращении в замок пусть осмотрит эррол Хордис.
Хордис? Кто еще такой этот Хордис?
Зря я обернулась. Меня чуть не сбило с ног волной глухой ярости, прокатившейся от Герхильда ко мне. Даже кружку от испуга в снег уронила. И как-то быстро согрелась в пламени драконьего гнева.
– Как будет угодно вашему великолепию, – раболепно поклонилась командирша и метнулась ко мне. Ощутимо впившись ногтями в локоть, потащила к каретам, шипя на ухо: – Если и ты ему соврала…
– Что, будет еще проверка?
– Будет! Для тебя лично!
А все так хорошо начиналось…
Обратная дорога в Хрустальный город прошла под девизом: «Скажешь слово – вышвырну из повозки!» Мне не повезло застрять в одной карете с эссель Тьюлин и зареванной Майруэн. Попытка утешить бедняжку была мгновенно пресечена гневным окриком помалкивать и испепеляющим взглядом тусклых карих глаз с пучками морщин, которые собирались во внешних уголках, когда мадам хмурилась. То есть всегда.
Мысленно послав генеральшу в направлении, уже хорошо известном Герхильду и Блодейне, откинулась на мягкие подушки и прикрыла глаза. Но задремать не получилось. От всхлипов «помеченной» змеем алианы тоскливо сжималось сердце. И в голове, точно грызуны под половицей, копошились мысли о предстоящем эксклюзивном испытании. Которое, если правильно поняла, будет проводить некий загадочный эррол Хордис.
Как же я завидовала другим невестам! Их сейчас вкусно покормят, потом спать уложат. Мое же будущее представало туманным, вроде тех седых облаков, что сейчас клубились под нами.
А все Хадааантис! Поменьше бы демонстрировал свои идеально сохранившиеся за тысячелетия зубы да вытанцовывал перед лодкой. Спасибо, конечно, что проникся моей проблемой и не выдал, вот только наше затянувшееся общение, увы, не прошло незамеченным.
Печенкой чую и всеми остальными органами своего многострадального тела – этот эррол Хордис из меня сейчас всю душу вытрясет.
К моему величайшему разочарованию и такой же немалой досаде, эссель Тьюлин не позволила мне «заглянуть на секундочку к себе попудрить носик». Другими словами, сходить по нужде – предлог, которым я надеялась воспользоваться, дабы увидеться с Мабли и расспросить ее о незапланированной проверке.
– У лекаря свою нужду справишь, – не пошла на контакт бессердечная.
Велев Майруэн быстро идти собираться, а потом, не мешкая, выметаться из замка, зашагала по галерее, испещренной узкими витражными окнами, сквозь которые проникал тусклый свет пасмурного дня. Разноцветные блики стелились по каменному полу мерцающим ковром, сотканным из причудливых узоров.
Оказавшись в узком затхлом коридорчике, конвоирша постучалась в дверь и, не размениваясь на приветствия, по-хозяйски ее распахнула.
– Эррол Хордис, к вам эсселин Сольвер пришла!
Еще бы сказала – прибежала…
– Входите, входите, – поспешил нам навстречу щупленький невысокий мужчина непонятного возраста: не то до сорока, не то после пятидесяти. Путаясь в складках темного балахона, он на ходу поправлял так и норовивший соскочить с глаза монокль, цеплявшийся за мешковатую одежду золотой цепочкой. – Я уже предупрежден.
Какие здесь все шустрые.
Одарив подопытную, то бишь меня, дежурной улыбкой, эррол Хордис отвел эссель Тьюлин в сторону и принялся о чем-то с ней перешептываться. Полагаю, обо мне. Иначе бы не выворачивал себе шею, глядя в мою сторону.
Сегодня я стала гвоздем программы. Вторым, правда, после Майруэн.
Пока лекарь и сваха перемывали косточки невесте номер девять или уже, наверное, восемь, я оглядывалась по сторонам, желая понять, где именно меня будут осматривать и как тут обстоят дела с санобработкой.
Помещение было довольно просторным, освещенным несколькими масляными светильниками да пламенем, пожирающим поленья в камине, из-за чего те жалобно потрескивали. Полумрак, разбавленный золотом огней, и дождь, мягко шелестевший за окнами лаборатории, действовали умиротворяюще. Не заметила, как расслабилась. Лениво заскользила взглядом по стеллажам, высившимся вдоль каменных стен. По длинным, грубо сколоченным столам, тянувшимся от входа в лабораторию до самого камина. Возле него темнело старенькое потертое кресло да лежала, растекаясь по полу бурой лужицей, медвежья шкура.
Все полки, как и столы, были сплошь заставлены склянками разных форм и размеров. Некоторые, из прозрачного стекла, не стесняясь, демонстрировали свое содержимое, которое вызывало скорее чувства опасения и гадливости, нежели интерес. В одной пузатой емкости, например, виднелись лапки: не то лягушачьи, не то какой другой живности. В бутыли полкой ниже плавали чьи-то глаза, я насчитала аж целых шесть штук.
Интересно, куда меня здесь будут укладывать? Нет, на такую роскошь, как гинекологическое кресло, я даже не рассчитывала. Но хоть минимальные условия для пациентов они же должны создавать! Или будет проверять в своем затрапезном кресле? А может, просто сдвинет в сторону склянки и велит лечь на стол? Брезгливо дотронулась до шероховатой поверхности – столешница оказалась липкой и грязной.
Фе!
– Не волнуйтесь, эссель Тьюлин, уж меня-то точно никто не проведет, – успокоил ворчунью лекарь и выпроводил ее за дверь, после чего обернулся ко мне: – Ну что ж, эсселин Сольвер, сейчас мы с вами познакомимся поближе! – Мужчина растерянно заозирался, словно что-то искал. Просканировав полки взглядом, вздохнул печально и подошел ко мне. – Присаживайтесь… Э-э-э… Да вот прямо сюда и присаживайтесь!
То, чего так опасалась, свершилось: меня усадили на стол, и я приклеилась к нему юбкой. Сделала пометку в памяти: когда выберусь отсюда (если выберусь), обязательно сожгу к чертовой бабушке платье для пущей дезинфекции.
Лекарь сосредоточенно затеребил свою козлиную бородку.
– Значица, его премудрость отнесся к вам с подозрением. Интересно…
Щуря правый глаз, чтобы не уронить монокль, шагнул ближе.
– Мне раздеваться?
Обидится, если попрошу хорошенько помыть руки прежде, чем до меня дотрагиваться?
– Зачем?
От удивления эррол Хордис все-таки уронил стекляшку, и она повисла на цепочке, слабо поблескивая на фоне темно-серой лекарской униформы.
– А разве вы не будете меня осматривать?
Мужчина озадаченно поскреб затылок.
– Нет. Я дам вам гуантилью. – Выпятив тощую грудь, постарался придать себе строгий и грозный вид, правда, у него это плохо вышло. – Но прежде, эсселин Сольвер, я обязан вас спросить, и заранее прошу извинить меня за мой нескромный вопрос. Пожалуйста, отвечайте искренне. Это чрезвычайно важно! Состояли ли вы когда-нибудь в… хм, близких отношениях с мужчиной? Очень близких, – кашлянул неловко. – Ну вы понимаете, о чем я.
– Нет, не состояла.
Мой визави облегченно выдохнул, улыбка осветила его простоватое, с крупными чертами лицо.
– Значит, выпив гуантилью, вы ничего не почувствуете! Сейчас! – Принялся перебирать склянки и пузырьки, бормоча: – Где-то тут было у меня готовое зелье… Вкус, конечно, может показаться вам не очень приятным. Но, уверен, пара глотков теплого вина с капелькой меда его с легкостью перебьют. Эсселин Сольвер, вы любите ользанское? Отменное вино! Да куда же подевался этот злосчастный пузырек?!