Прибыв в Лунную долину во второй раз, чтобы уже официально обручиться с княжеской дочерью, тальден увидел всю ту же трепещущую перед ним девочку. Даже привязка не притупляла страх.
Уже тогда он решил, что в любом случае не выберет ее в жены. Скальде нужна была не просто ари, способная разделить с ним силу. Ему нужна была алиана, достойная императорской короны.
Дрожащий от страха ребенок… Сумеречная империя заслуживает лучшей правительницы.
И вот этого ребенка словно подменили. Бесследно исчез ягненок, непонятно куда подевалась кроткая овечка. Если раньше девчонка боялась этого союза, то теперь роль невесты ее не пугала, а, скорее, злила. Да и жених, похоже, вызывал далеко не самые теплые чувства. Не благоговейный трепет, а раздражение.
Что ж, в этом с эсселин Сольвер они были схожи. Его бесила ее непокорность, а тратить время на укрощение строптивой Скальде не собирался.
Тальден даже не понял, как оказался на пороге лекарской лаборатории. Хордису он доверял, как самому себе, и мог положиться на его мнение. И тем не менее зачем-то пришел. Чтобы увидеть, как девчонка артачится, не желая принимать зелье. Поведение алианы окончательно вывело наследника из себя. Ее промедление и сомнения только утвердили его в правильности сделанных выводов.
– Что-то не так, эсселин Сольвер? – насилу погасив гнев, спросил с напускной невозмутимостью.
– Боюсь отравиться, – последовал обескураживающий ответ.
Рванулся к ней, желая не то наказать за обман, не то заставить признаться. А скорее, и то, и другое.
Но алиана не торопилась каяться. И пугаться тоже, видно, больше не думала. Вместо того чтобы объясниться и молить о прощении, пошла в наступление. Заявила не краснея, что влюблена в другого и совершенно не считает это зазорным.
– Влечение, знаете ли, когда оно появляется, сильнее всех доводов рассудка.
Другая на ее месте сгорела бы со стыда, ляпнув подобное. Опустив взгляд, поспешила бы исчезнуть с глаз долой. Впрочем, другой бы и в голову не пришло вести себя столь вызывающе. Первое, что прививают алианам с детства – это покорность и почтение к мужчине.
Вместо того чтобы смутиться, как смутилась бы любая нормальная девушка, Сольвер гордо задрала подбородок. В чистых небесно-голубых глазах сверкнули молнии, вроде тех, что утром взрывались над озером. Фьярра смотрела на него, не отводя взгляда. Даже Далива себе такого не позволяла. И та терялась, тушевалась в его присутствии. А эта каждым словом, каждым взглядом как будто вызов ему бросала.
«Интересно, какие отношения ее связывали или связывают с тем мальчишкой, кем бы он ни был?» – мелькнула непрошеная мысль. А с ней и желание найти паренька. И тогда…
Что тогда? Теперь уже Скальде злился на самого себя.
Наверное, Фьярра вылетела бы из замка тем же вечером, если бы вдруг не выпила зелье.
Странная, какая-то нелогичная девчонка. То боялась отравиться, а то вдруг залпом его проглотила. Неужели все-таки невинна?
Так или иначе следовало, чтобы кто-нибудь находился с ней. На случай, если все же соврала. Если Сольвер не девственница, нужно, чтобы вовремя послали за лекарем. Следующие несколько часов станут для нее испытанием, и только Хордис сможет немного облегчить ее страдания.
На просьбу держать при себе служанку алиана отреагировала… весьма необычным способом, дерзко предложив:
– Почему бы вам самому не остаться со мной и не удостовериться в моей невинности лично?
На ум Скальде приходила только одна возможная проверка. Странно было слышать столь двусмысленное заявление от юной девушки. Еще почти ребенка. Впрочем, теперь уже Фьярра не казалась ему ребенком.
Была бы здесь эссель Тьюлин, уже давно бы валялась в обмороке. А он… Вдруг почувствовал, что теряет самообладание, которое не изменяло ему никогда, ни при каких обстоятельствах. Даже в общении с Игрэйтом. А тот был мастер вытрясать из кузена душу.
Схватив девчонку в охапку, притянул к себе и процедил в побледневшее личико, на котором алым пламенем румянца полыхало негодование:
– Если выяснится, что ты обманула змея, а значит, меня… Если узнаю, что лжешь мне… Я сам тебя раздену и потащу к городскому храму. А потом оставлю там без охраны.
Тальден уже скучал по тем временам, когда Сольвер боялась его и строила из себя немую безответную жертву.
Непонимание, а может, смятение отразилось в широко распахнутых голубых глазах. Фьярра дернулась, словно руки мужчины причиняли ей нестерпимую боль. Скальде чувствовал, как в груди девушки, ускоряя ритм, исступленно забилось сердце. Опомнился лишь спустя несколько долгих секунд и поспешил разжать пальцы. Алиана резко отпрянула, едва не налетев на лекаря, ставшего невольным свидетелем странной сцены и теперь не знавшего, куда себя деть.
– Угрозы вашего великолепия предельно четки и ясны, не оставляют полета для фантазии. Приму их к сведению. А сейчас позвольте откланяться.
Интересно, у Ритерха все дочери такие… неправильные?
– Позволяю, – повторил почему-то ее слово.
Стрельнув в жениха полным обиды и злости взглядом, девчонка подхватила юбки и выскочила из лаборатории как ошпаренная.
– Может, ользанского? – подал голос Хордис, считавший хмельной напиток лучшей панацеей от любой напасти.
Жаль, вино не могло спасти будущего императора от безумия, уже настойчиво стучавшегося к нему в дверь.
В крыло, отведенное для невест, я не шла, а летела, мысленно, а может, вслух проклиная Герхильда. Наверное, все-таки вслух, и допускаю, что громко. Потому что лица попадавшихся мне навстречу придворных принимали совершенно одинаковое выражение: испуганно-ошеломленное.
Ничего, ничего. Пусть знают, кого собираются посадить на трон и что я думаю об этом недоимператоре! Что это его двинутое-на-всю-голову великолепие собрался со мной делать? Раздеть? Самолично? А потом протащить меня нагишом по городу и выставить на всеобщее обозрение возле какого-то там храма? Я же говорю – псих! Маньяк! Больной извращенец!
Теперь понимаю, почему сестры Фьярры начинали испуганно блеять при одном лишь упоминании его имени. Да и в побеге самой Фьярры нет ничего удивительного.
Я бы тоже, если б могла, отказалась от этого ненормального «счастья». Увы, крестной-феи, обладающей магическим даром, способной вытряхнуть мое сознание из тела алианы, у меня не было.
В комнате под номером девять дежурила Мабли, больше смахивающая на призрак самой себя. Точно неупокоенная душа, металась она по спальне. От каминов, в которых ярилось пламя, как сейчас ярилась моя душа, неслась к кровати, чтобы расправить разложенное на ней платье, на подоле которого и так уже не виднелось ни одной складочки. Потом снова подбегала к окну, заламывала руки, вглядываясь в окутанные сумерками сады Ледяного Лога, просвечивавшие сквозь исполосованные дождем витражи, и все что-то неразборчиво шептала. Лицо бледное, словно белковой маской обмазалась; глаза, наоборот, красные. Кажется, меня уже заочно оплакивали.
Поглощенная своими переживаниями, Мабли не сразу меня заметила. А когда заметила, кинулась ко мне, возбужденно частя:
– Ах, ваша утонченность, словами не передать, как сильно я за вас испугалась! Все алианы вернулись еще час назад! Я как узнала, что вас повели на дополнительное испытание, чуть с ума не сошла! Думала уже с эссель Блодейной связываться.
– Боже упаси! – перекрестилась я и принялась успокаивать впечатлительную нашу: – Со мной все в порядке. Правда. По настоянию его великолепия меня отконвоировали к лекарю, пить настойку гуантильи. – Надо же! С первой попытки произнесла мудреное слово. Ассимиляция идет полным ходом. – Сказали, чтобы ты пока приглядела за мной. На случай, если мне станет плохо.
Хотя хуже, чем сейчас, будет вряд ли. За минувший день не раз ловила себя на мысли, а не покончить ли с этой трагикомедией. Как говорится, сбросить с плеч непосильный груз лжи, признавшись во всем Герхильду. Пусть сам разбирается с мошенницей, нагло подсунувшей ему фальшивую невесту.
Но после нашего «задушевного» общения в лаборатории эррола Хордиса, после низких угроз, адресованных беззащитной мне (мерзавец! Имеет власть и без зазрения совести ею пользуется!), желание откровенничать с мистером подлостью мгновенно улетучилось.
Мало ли, вдруг решит наказать меня с Блодейной за компанию. Каким-нибудь изощренным способом, вроде прилюдного раздевания. Тело, конечно, не мое, дано мне во временное пользование, но светить им перед всеми жителями Хрустального города что-то не хочется.
Кое-как взяв себя в руки, решила, что отныне буду стараться держаться от этого отмороженного упыря подальше. И так уже его стараниями чувствую себя обескровленной.
Мабли облегченно выдохнула:
– А, ну если гуантилья, то ничего страшного. Я, конечно, с вами посижу. Но уже заранее знаю, что все будет хорошо. Желаете пообедать?
Желаю устроить себе лоботомию, чтобы забыть обо всем, что случилось со мной этим кошмарным утром.
Смахнув с кровати нарядное, с серебряными аппликациями платье, без сил рухнула на перину, обняла подушку, намереваясь в ближайшие часы с ней не расставаться.
– Как повел себя Хадааантис? А его великолепие? Что-то заподозрил? Вас потому отправили к лекарю? Я слышала, одну алиану признали нечистой! – захлебывалась словами служанка.
– Потом, все потом, – устало зевнула я и, уже погружаясь в сладостную долгожданную дрему, шепотом приказала: – Разбудишь к ужину.
– Отдыхайте, ваша утонченность, – прекратила донимать вопросами Мабли. Заботливо накинула на меня край покрывала и опустила тяжелый полог, впитавший в себя золотые отблески пламени.
Я свернулась калачиком под тяжелой тканью и мгновенно провалилась в глубокий сон, в котором так нуждался мой истощенный потрясениями организм.
Проснулась, уже когда Ледяной Лог окутало фиолетовой дымкой вечера. Дождь больше не стучался в окна. Пелена, затянувшая небо, низвергала целые россыпи снега. Крупные комочки кружили в воздухе, выбеливая замок и его окрестности.