– Значит, не хочешь упрощать мне задачу?
Я продолжала отступать, пока не поняла, что пятиться больше некуда. Плечи царапнул холодный, будто ощерившийся льдом, камень, сознание – сталь в голосе мага.
– Не хочешь, – ответил сам себе, противно ухмыляясь. – Придется сделать так, чтобы захотела. Я, девочка, не привык к отказам.
Метнулся – отскочить не успела. Губы – горячие, влажные, липкие – будто вросли в шею. Хватка у маньяка было железной. Казалось, меня вот-вот расплющит стальным прессом. Крик оборвался: широкая ладонь впечаталась в губы. Попытка цапнуть гада за пальцы закончилась яростным рыком и пощечиной, унизительным клеймом ожегшей щеку.
– Ты не алиана. Ты – заносчивая шлюха! Маленькая избалованная дрянь. А с шлюхами и дрянями я не церемонюсь!
От осознания того, что сейчас должно произойти, тело пронзило ледяной дрожью. Соленая пелена застлала глаза. Я почти не видела искаженное яростью, безумным голодом лицо, зато прекрасно слышала полный ненормального вожделения шепот и то, как рвется, превращаясь в жалкие лоскуты, жемчужная парча. Чувствуя жадные прикосновения к бедрам, к груди, больно сминаемой этим одержимым.
По-другому его и не назовешь. Безумец.
Демон.
Кричать не пыталась – пальцы удавкой сдавили шею. У меня и дышать получалось с переменным успехом, не то что звать на помощь. И тело, извиваясь ужом, слабело, постепенно признавая поражение. Сопротивляясь, я только еще больше распаляла Крейна. Но и сдаться не могла. Царапалась, вырывалась, пока еще были силы.
Тошнотворные прикосновения – я чувствовала их повсюду. Цеплялась за них сознанием, несмотря на то, что было противно. Понимала, если отпущу, убегу сейчас из реальности, потом пробуждаться уже точно не захочу.
Разъяренное шипение заглушило все остальные звуки: бессвязный шепот ублюдка, мои судорожные всхлипы. А потом оглушило и меня – истошным воплем Крейна, пытавшегося содрать с лица Снежка.
Я привалилась к стене, тяжело дыша. Зажмурилась, ослепленная холодным светом, лучом прорезавшим клубившийся вокруг мрак. Оглушенная шумом голосов, ворвавшихся в помещение.
Отодрать кьерда от Крейна удалось не сразу. К тому моменту, как мой маленький, но такой храбрый защитник грозным изваянием застыл у моих ног, оставив в покое корчащегося на полу мага, я уже немного пришла в себя и даже попыталась прикрыть тряпочками, в которые превратился лиф платья, то, что не предназначалось для всеобщего внимания.
По приказу Герхильда, снежным вихрем ворвавшегося в комнату – эту камеру пыток, один из стражников накинул мне на плечи свою синюю куртку. На нем она смотрелась как рокерская косуха, обильно обшитая металлическими пряжками, блестевшими в объявшем помещение магическом сиянии. Мне же целомудренно прикрывала бедра, все еще горевшие от грубых посягательств этого покусанного урода.
Следом за Скальде и двумя охранниками при-мчались и вельможные бездельники. То ли их приманило шумом, то ли, как назло, ошивались где-то поблизости.
В голубоватом мареве, затянувшем комнату, я различила смертельно бледную Мабли, багровеющего Огненного, мамзель бывшую фаворитку, рожа которой была кислее квашеной капусты. Парочку старейшин, парочку придворных и вездесущую эссель Тьюлин. Падать в обморок, как это часто бывало, придворная сваха не спешила, потому как сейчас в игре на публику не было смысла. Даже вздумай она отдать богу душу, на нее вряд ли обратили бы внимание.
Взгляды всех собравшихся были прикованы ко мне. Как же много читалось в этих взглядах… Но единственное, что имело для меня значение, чего так боялась – это бури в душе Скальде. Глаза тальдена напоминали прорубь. Лед радужки захлестнуло тьмой: непроницаемой, бездонной.
Снежок грозным белым комочком восседал у моих ног, не переставая шипеть и скалиться. Будто предупреждал, что участь Крейна постигнет каждого, кто только попытается приблизиться к его хозяйке.
Мой герой.
Отблески магического света, отпечатавшиеся на напряженных руках тальдена, льдом отразившиеся в его глазах, стали блекнуть. В то время как атмосфера в комнате, наоборот, накалялась. Я так и видела, как воздух вокруг нас густеет, алеет и начинает искриться.
– Уведите его! – приказ ударил наотмашь. К счастью, не меня, а чертового недонасильника. Ледяные оковы, созданные магией дракона, намертво приковали Крейна к стене.
– Подождите! – Из зрительских рядов выступил Игрэйт, точно павлин, распушивший хвост. Князь едва не скрежетал зубами от злости и все продолжал багроветь. – Куда это вы собрались увести герцога? Нужно сначала во всем разобраться!
Если бы мысль убивала, его негодующую светлость порубило бы на части секирой тальденового взгляда.
– В чем тут разбираться? – От низкого, хриплого от гнева голоса Скальде мороз пробежал по коже, и, кажется, не только у меня одной: народ слаженно вздрогнул. – Ублюдок напал на мою невесту и будет наказан.
– Я сам с ним разберусь! – протестующе взвизгнул Игрэйт. – Он мой человек, и только я имею право решать его судьбу!
– Со своими насильниками будешь разбираться в Темнодолье. – Было видно: тальден на пределе. И если его охамевшая светлость не прекратит закатывать концерты, запросто составит компанию Крейну. – Но здесь тебе не Темнодолье. Уведите его! – повторил резко.
На меня Скальде… почти не смотрел. А может, намеренно избегал встречаться со мной взглядом. Мне же так хотелось оказаться с ним рядом, прижаться к сильной груди, спрятаться в его руках от всего этого сумасшедшего мира. И – если бы мы были одни – в голос разреветься. Но ни дать волю слезам, ни уж тем более приблизиться к магу я не смела. Приходилось просто стоять и ждать, когда в разыгравшейся драме прозвучат финальные аккорды.
– Проводите эсселин Сольвер в ее покои, – велел тальден Мабли и подоспевшим стражникам, добавив: – И немедленно пришлите к ней Хордиса.
– Ты не посмеешь его тронуть! – тем временем продолжал качать права Хентебесир. – Крейн – мой подданный. Мой! – взревел. – И только я! Я распоряжаюсь его судьбой!
Ярость Огненного напоролась на толщу льда, которую он так и не сумел растопить. Пламя Игрэйта погасло, обратившись жалким дымком.
– А скоро станет трупом. Им будешь распоряжаться, сколько захочешь.
Сложно сказать, какая каша варилась в голове Крейна. По его лицу – распухшему от укусов, изукрашенному кровоподтеками, оставленными когтями Снежка – понять хоть что-то было невозможно. Разве что глаза горели такой ненавистью, таким жгучим бешенством, что я испуганно отпрянула, когда стража, отодрав «приваренного» к стене льдом мага, повела его к выходу.
Скальде ушел следом за пленником, лишь на мгновение обернувшись. Вроде бы и на меня глянул, а такое ощущение, будто разглядывал бугристую кладку за моей спиной. Словно я была прозрачной. Призраком. Умерла для него.
Сердце в груди болезненно заныло.
– Пойдемте, ваша утонченность. – Мабли ласково взяла меня за руку, тихо увещевая: – Все хорошо. Все будет хорошо.
Прозвучи эти слова из уст Скальде, и я бы поверила. А так…
Веры во что-то хорошее у меня больше не было.
Шаги прогромыхали по пустынному коридору, пугливым эхом отозвавшись в его темных глубинах. Князь Темнодолья ворвался в свои покои. Разъяренным зверем бросился к бутылке, по темному стеклу которой вился узор лозы. Во рту нестерпимо горчило от осознания собственного бессилия, и Игрэйту не терпелось хмелем приглушить этот тошнотворный привкус.
Омерзительное ощущение.
Серебряный кубок опустел, едва успев наполниться, а потом, сопровождаемый грозным рыком, полетел в камин. Пламя жадно зашипело, принимая подношение, слизывая чеканный узор каемки. Заставляя металл тускнеть и тонуть в белесом пепле. Огонь бушевал и в сердце тальдена, плавя легкие, выбивая из груди раскаленное дыхание, смешанное с хриплыми криками:
– Дрянь! Лживая сука!
На этом словесный поток его светлости не иссяк. Тальден продолжал награждать графиню д’Ольжи все новыми, далеко не самыми лестными сравнениями. Проклинал и желал ей гореть синим пламенем вечно.
– Стерва клянется и божится, что дала алиане зелье, – не то вслух, а может, мысленно вспоминал их разговор Хентебесир. – Якобы подговорила одну из невест, эту куклу Рианнон, подлить его Фьярре в вино во время их посиделок. Брехливая тварь!
Маг снова грязно выругался.
– Если б подлила, оно бы подействовало! – прорычал глухо. Второго кубка в поле зрения Огненного не нашлось, и ему ничего не оставалось, кроме как припасть к узкому горлышку бутылки. Не прошло и минуты, как та, опустев, стекольным крошевом укрыла дно камина. Пламя в котором бесновалось, откликаясь на огонь в душе тальдена. – Далива пожалеет об этом. Еще как пожалеет, тварь!
Игрэйта беспокоило не только собственное поражение, но и судьба Крейна. Где еще он найдет такого умельца?! Преданного и на все согласного. Никогда прежде его светлость не видел кузена в таком исступлении, а потому герцог и правда мог возвратиться к своему господину трупом.
– Что на него нашло? Идиот! – выплюнул сквозь зубы Хентебесир. – Видел же, что план не работает. Какого тагра к ней полез?! Не остановился!
– Ох и жаркая получилась сценка. Все как я люблю.
Игрэйт пошатнулся: крепкий напиток неожиданно ударил в голову, будто его со всей силы приложили лбом обо что-то твердое. Дракон несколько раз моргнул, вглядываясь в проступающие в полумраке очертания снежного духа. Облаченная в сотканное из снежинок платье, Леуэлла полулежала на кровати и коварно, с заговорщицким видом улыбалась.
– Такие страсти!
– Ты к этому причастна?
Игрэйт нервно облизнул губы, на которых еще ощущался терпкий вкус вина, и впился взглядом в Древнюю, понимая, что без причины та не стала бы к нему являться.
– В какой-то мере.
– Леуэлла…
Снежная красавица перевернулась на спину. Любовно рассматривая свои отливающие синевой изящные кисти, на которых блики пламени создавали причудливые узоры, невинно призналась: