– Даже если придется закапывать на заднем дворе труп жениха? – уточняет отец и широко улыбается, отчего сеточка морщин прорезается в уголках его глаз.
– Папа!
– Да, шучу я, шучу. Вертушку-то вызывать?
– Не надо.
Предсвадебный мандраж смывается, улетучивается в одно мгновение, стоит только Ивану появиться в конце извивающейся между деревьев тропинки и довольно мне помахать. И теперь я абсолютно точно не хочу становиться Джулией Робертс, сбежавшей от Ричарда Гира в одноименном фильме. Зато вполне готова примерить на себя роль Сандры Баллок, заарканившей красавчика Райана Рейнольдса.
Остатки сомнений разбиваются вдребезги, щемящая нежность растекается в груди и немного мешает дышать. Я осторожно смахиваю с ресниц влажные капли и, опираясь на предложенную отцом руку, выхожу к украшенному цветами проходу, где нас уже ждут притихшие гости.
– Все будет хорошо, малышка.
Чуть слышно подбадривает меня папа, и я окончательно отпускаю какие бы то ни было переживания. Я глубоко вдыхаю, наслаждаясь разлившимся в воздухе ароматом жасмина, и делаю уверенный широкий шаг, ступая на мощенную плиткой дорожку. Не вижу ни утирающей украдкой слезы мамы, ни прижавшей ладонь к сердцу Агаты Павловны, ни ругающейся на Захара Лильки – никого, кроме ждущего меня у импровизированного алтаря Ивана. Одетого в темно-синюю шелковую рубашку и узкие черные брюки, обхватывающие узкие крепкие бедра. И мне нет никакого дела до того, почему мой будущий муж проигнорировал такую деталь костюма, как пиджак.
Я купаюсь в обжигающем огне его светло-карих глаз, чувствую, как плавится от жара кожа, и невольно сглатываю собравшуюся во рту слюну. Вот так правильно. Здесь и сейчас. С ним.
– Ты такая красивая, – он роняет сипло на выдохе, когда я преодолеваю разделяющее нас расстояние и останавливаюсь возле него, и небрежно-нежно ведет костяшками пальцев по скуле.
И я лечу в бездонную пропасть под названием «Филатов», из которой не могу и не хочу выбираться, потому что она делает меня самой счастливой девушкой на свете.
– Моя…
Эхом доносится до моего рассеянного сознания, и я не слышу больше ничего, кроме своего заполошно бьющегося сердца.
– В болезни и в здравии…
– Пока смерть не разлучит нас…