И пока я вела беседы сама с собой, склоняясь то в сторону правды, то обрастая сомнениями, на мобильный дважды позвонил Сашка.
– Да, ты звонил?
Я решила набрать его, пока он не заподозрил неладное.
– Викусь, ты где?
Он явно был взволнован.
– Скоро буду.
– Мне тут позвонили, надо отойти. Хотел предупредить и все рассказать, но тебя нет и нет дома.
– Сегодня какой день недели? Я забыла.
– Воскресенье, – удивленно произнес он.
– Ах, да. Так куда ты идешь?
– По работе.
– Так сегодня воскресенье, – напомнила я.
– Понимаешь, у нашего босса завтра день рождения, мы с коллективом сюрприз готовим, надо обсудить детали.
– Ну иди, иди.
В любой другой день, при других обстоятельствах я бы его без звука отпустила. И ничего не заподозрила. И даже в голове бы не отложила это объяснение про сюрприз для босса. Но расшатанное женское воображение – злая вещь.
Я тут же позвонила Женьке и спросила, кто начальник у Сашки? Оказалось, молодая незамужняя женщина тридцати трех лет.
Всё, этого мне было достаточно.
Когда я пришла домой, я впервые в жизни залезла к нему в ноутбук.
С тех пор наша жизнь изменилась.
«Доверяй, но проверяй» стало моим девизом.
Телефонный справочник, папки входящих и отправленных смс – все было чисто. Тогда я стала проверять карманы одежды. И отсутствие улик лишь подзадоривало мои опасения. Я позвонила Женьке:
– С чего ты взял, что у Сашки кто-то есть?
– У меня есть доказательства, – абсолютно спокойно ответил Женька.
Голос охрип в тот же миг.
– Покажи, – прошептала я одними губами.
– Приезжай.
Глава 28
Фотографии были плохого качества, но опознать фигуру Сашки мне не составило труда. Она была блондинкой. Вот они у машины, вот он открывает ей переднюю дверь. На этой обнимает и целует в щеку.
– Мне жарко, – я не могла больше смотреть на улыбающиеся лица. Щеки пылали огнем.
– Ей лет восемнадцать, – предположил он.
– Дай воды.
Женька секунду пристально на меня смотрел, потом выполнил просьбу.
Я расплакалась. Меня понесло.
Признания сыпались как из малахитовой шкатулки: я люблю его, мне с ним хорошо, великолепно, непередаваемо чудесно. Мы понимаем друг друга без слов, дышим в унисон. И как он мог? Мы обсуждаем книги, фильмы, делимся впечатлениями прожитого дня. Я познакомила его с родителями! Я доверяла ему! И как он мог? Мы пережили вместе разные этапы, мы планировали будущее, мы создали семью! Мы ездили отдыхать вместе, никогда не расставались и старались каждую свободную минутку подарить друг другу. И когда он успевал? Я гладила его рубашки и готовила завтраки. Он восхищался моим творчеством, вдохновлялся успехами и бесконечно был счастлив. Это он придумал такое определение своего ощущения: бесконечно счастлив…
И кто он после этого?
Женька, как и полагается другу, терпеливо выслушал, дал мне остыть. А потом, когда мой внутренний шарик сдулся, возмущения и эмоции выплеснулись, он попытался что-то сказать. Слова действовали как бальзам на израненную душу. Я слушала и наполнялась верой вновь.
– Это могла быть знакомая, – осторожно предположил он.
Я молчала.
– Или приятельница, или девушка друга, или сотрудница, секретарша? Да мало ли кто?
Я молчала.
– Ведь поцелуй в щечку изменой не считается, – лечил он меня успокоительными пилюлями.
– Саша мне ничего не говорил про блондинку-секретаршу, – прохрипела я в ответ.
– Не считал важным. Ты сама обо всех поклонниках, кастинг-менеджерах, администраторах, директорах, продюсерах ему рассказываешь, которые тебе встречаются в течение дня?
Я молчала.
– Как ты узнал?
Внезапно пришедшая мысль взорвала мозг.
– Я знаю о тебе все.
– Как ты узнал?
– Повторяю, малыш, я знаю о тебе всё.
Женька ласково потрепал меня за ухо, взъерошил волосы и прижал к груди.
– Эх ты, малыш, малыш…
Мне стало так спокойно и уютно у него на груди! Никогда я не чувствовала себя такой защищенной. Ни с одним мужчиной так, как рядом с другом. Ни один мужчина не мог мне подарить такое блаженное состояние покоя и уверенности в том, что все будет хорошо. А если что-то пойдет не так, то этот мужчина меня обязательно защитит. Я вдыхала Женькин запах, запах дорогого одеколона, зажмуривала глаза от удовольствия, и для полной идиллии не хватало только добавить: «мур-мур».
Я достигла такого масштаба популярности, о котором мечтала с детства. Куда пошла, с кем пришла, что купила, во что оделась – вся моя жизнь сейчас была под прицелом. Позволить себе появиться перед вездесущими репортерами не в духе, или того хуже – с заплаканными глазами – я не могла. Слишком много сил и времени положено на становление меня сегодняшней. В то время, когда Саша меня расстраивал, Женька помогал настроиться на мажорный лад. Чувство благодарности лечило израненное сердце и заставляло жить дальше.
Каждый вечер, возвращаясь с работы, Сашка подвергался тщательному подпольному осмотру. Мобильный и карманы я просматривала, когда он был в ванной, прислушивалась теперь ко всем телефонным переговорам, принюхивалась к одежде. Но ничего не находила.
«Значит, ценит мои чувства», – сделала вывод, исходя из дебатов какого-то ток-шоу. Свои чувства я перестала демонстрировать, зажималась при слове «люблю», принимала все приглашения выступить на корпоративах, хотя ранее игнорировала напрочь. Я надевала провокационные наряды, смело оголяясь. В приступах мести нарушила главное правило модниц: оголяй что-то одно – либо грудь, либо ноги. Мои наряды состояли из сплошных декольте, разрезов и коротких юбок. Я вела себя развязно, как Бритни Спирс на концертах. И даже позволяла себе принять горячительного «для голосовых связок» перед концертом. Это была чужая я, непривычная линия поведения, вульгарные ответы журналистам, заигрывания с поклонниками. Но я ступила на эту скользкую дорожку сама и твердо верила, что сейчас это нужная мне колея.
Сашка пытался поговорить, волновался, заезжал за мной в те клубы, где я выступала. Но я нарочно вела себя дерзко, позволяя поклонникам дотрагиваться до звездного тела, хотя подобных вольностей раньше терпеть не могла. Саша нервничал, изводил расспросами, демонстративно молчал, в общем, перепробовал все тактики налаживания прежних отношений. Ничего не помогало. В меня как бес вселился! Я вела себя просто отвратительно. Дразнила, но ничего не говорила. Однажды разыграла целый спектакль. Правду говорят, когда женщине плюют в душу, она метит в самое сердце. Мстит, не разбирая методов и не задумываясь о последствиях.
После двухнедельного карантина позвонила Сашке сама:
– Родной мой, я хочу тебя видеть.
Бархатный голос, льющийся из трубки, казалось, способен растопить платиновый корпус телефона.
– С чего бы это? – настороженно спросил Сашка.
– Соскучилась.
– Уже еду, – коротко ответил и отключился.
Сашка приехал через час. Не знаю, сколько там от моего дома до его работы, не замеряла никогда. Но за это время я успела перегореть. Азарт поутих, осталась сухая холодная месть. Он протянул букет, я скептически посмотрела на цветы.
– Это что за веник?
– Цветы, – пожал плечами Сашка.
Стоит в прихожей, ждет, когда приглашу войти. Но это и его квартира в некотором роде, он здесь живет. В шкафу его вещи, а на полке в ванной зубная щетка и бритва.
Почему ведет себя, как нашкодивший пес? Почему не заходит? Может, его мучает совесть? Может, он приехал не с работы, а от той блондинки?
– Ладно, проходи.
Делаю вид, что не ждала его вовсе, и не я ему звонила.
– Кофе? Чай?
– Я тебя хочу.
Смотрит удивленно. Я тоже закатываю от удивления глаза.
Он начинает смущаться и нервничать. Да, дорогой, это любимая женская игра. Позвала – передумала, захотела – перегорела. Мысли об измене пронзили мозг, нервы сковали тело. Мне хотелось вцепиться ему в горло и с силой выдавить признание. Есть она или нет, эта блондинка с фото? А пока я не решу этот вопрос, можешь рассчитывать только на совместный кофе.
Сашка замечает на тумбе в прихожей чужие мужские перчатки. Я вижу, как он меняется в лице. Кровь стынет в жилах, злится. И мне это нравится. Я их специально туда подложила. Купила вчера случайно вязаные мужские перчатки из коричневой пряжи. Не нужны они мне, просто пожалела бабульку. Сидит такая одинокая в подземном переходе, свой хэнд-мэйд продает. Думала сразу выкинуть, но вдруг пришла такая чудесная мысль позлить Сашку. Пусть помучается, ощутит себя в моей шкуре.
У него не получается контролировать нервное напряжение, он начинает повышать голос. Я спокойна, как Анжелика де Пейрак перед Людовиком.
– Это что такое?!
Он тычет пальцем на перчатки.
– Ты чего? Это просто мужские перчатки, – улыбаюсь в ответ.
– Чьи они?
– Саш, у тебя со слухом проблемы? Я ведь говорю – мужские. Значит, принадлежат мужчине.
– Какому мужчине, я тебя спрашиваю?
– Моя личная жизнь тебя не касается, – лукаво подмигиваю я.
– Ты моя женщина! У тебя не может быть личной жизни!
– Да?
Мы с вызовом смотрим друг другу в глаза.
– Ты взял меня в аренду? Купил?
– Что ты начинаешь… – он злится.
– Я? Я начинаю?
Он устало вздыхает, скидывает электрическое напряжение. Сдается первый.
– Вика, такое чувство, что ты меня не ждала и это не ты мне звонила.
– И ждала, и звонила.
– Тогда к чему этот фарс?
– Какой?
Опять искреннее, ненаигранное удивление. Я, оказывается, еще та актриса.
– Чужие перчатки в твоей квартире. Это специально, чтобы я увидел и начал ревновать?
– А ты ревнуешь?
– Ты не ответила.
– Ты тоже.
– Да! Черт возьми, да!
– Да! – передразниваю его тон. – Да, чужие.
Он сжимает меня в объятиях, готовый задушить собственными руками.
– Сантехника вызывала, кран чинил. Наверное, забыл свое барахло.